За горизонт (СИ)

Дом, милый дом. Со стены улыбается супруга, молодая, красивая. Надо бы ленту чёрную купить.

Жену хоронить надо. И, по–человечески, похороны девушки из «Опеля» нужно на контроль взять. А из меня сейчас бегун по инстанциям и кабинетам совсем никакой. Если к этому добавить синяк на пол–лица и шрам через щеку (неглубокий надо заметить, обошлось без швов), да и состояние тотальной отбитости во всем теле, вообще печаль.

Но за меня это никто другой не сделает.

Тяжело плюхнувшись в кресло, придвигаю к себе телефон. Опухший палец скользит по телефонному диску, не попадая в маленькие для припухшего перста отверстия. Ну да ничего, зажатым в кулаке карандашом накручиваю диск телефона.

Повезло — шеф на месте, на ловлю щуки ещё не уехал. Сегодня воскресенье, а завтра праздник. В это время он на все выходные пропадает на рыбалке, осенний жор у щуки, а шеф прожженный рыбак.

Шеф уже в курсе моих проблем, земля быстро слухами полнится.

— Водить сможешь?

— Куда я денусь.

— Виталик тебе мой старый «Форд» пригонит и мобилку занесёт. Что ещё будет нужно, звони. Во вторник на работе появись хоть на час. Извиняй, но нельзя, чтоб твоя банда расслабились. Без атамана твои бандиты вмиг накосорезят, будем, как в прошлый раз, минимум две недели их косяки разгребать.

Шеф сама щедрость — мобилка это определенно круто. Много проблем снимет. А вот «зайди на работу» это откровенное свинство, но деваться некуда, капитализм на дворе.

Впрочем, в прошлый раз мой отдел накосячил строго для того, чтобы шеф проникся значимостью и незаменимостью моей скромной персоны.

По большому счёту другого от шефа я не ожидал, и по части машины, и по части зайти на работу. Мобильник идёт приятным бонусом.

Достаю бутылку «Столичной». Водку откровенно не люблю, но в данный момент водка, по сути, лекарство, а не выпивка.

— Хм, не все так просто, — нетронутая бутылка возвращается на место. — Дел у нас хватит.

О, а вот и Виталик с ключами от «Форда».

Молоденький дознаватель, бравший показания в больнице, без затей поделился информацией — спасенная мной девочка из «Опеля», теперь круглая сирота, круглее не бывает.

Девочка, значит. Я как–то не рассмотрел толком, когда вытаскивал. Из документов на неё только штамп в паспорте матери. А в паспорт я не успел заглянуть, но это поправимо.

Кто отец девочки, неизвестно. Мать работала юристом в коммерческом банке. Родственников никаких абсолютно. Девушка из числа русских, бегущих на историческую родину от благодарных народов Средней Азии.

Симпатичная мордашка на фото в паспорте. Умная, по всему, если без родни смогла выучиться на юриста и устроиться на работу в банк, но с тяжёлым характером. И впахивала так, что товарищу Стаханову впору уроки мастерства брать. Ввиду невозможности пообщаться со мной с утра, мне как раз швы накладывали, органы заехали на работу к девушке из «Опеля». Они ее по номеру машины мигом пробили. А про забранную байкером сумку из «Опеля» я скромно умолчал, даже не знаю зачем.

Милиция выездом к погибшей на съёмную квартиру не напрягалась. Не стал пока никто этим заморачиваться. Даже хозяйку квартиры не стали предупреждать, не до того, праздник завтра.

Не в том смысле, что бухать пора, хотя и это тоже. А в том, что все брошены на обеспечение правопорядка праздничных мероприятий. А тут ещё безвременная кончина «бизнесменов» из «Блейзера» все расклады смешала.

Быстро органы деградировали — что же дальше будет с этой страной?

Странно как–то все с этой аварией. Чутьём на странности я давно обзавёлся. Чутье в голос воет — подвох где–то.

Поскольку милиция на квартиру погибшей еще не ездила, мне самое время туда заглянуть. Ключи у меня есть, адрес дознаватель слил, а я опосля глянул прописку в паспорте — совпало.

Имеется у меня сильный интерес к такому визиту, и попасть мне туда нужно раньше остальных.

Сегодня воскресенье, конец осени, и смеркаться за окном начало рано. Это одни сплошные плюсы с моей бандитской мордой.

Панельная пятиэтажка в ряду дюжины подобных встречает дверью с кодовым замком.

Кончилась советская власть, однако. Мой дом — моя крепость.

Хотя какая это крепость, видимость одна. Замок — отпугивать исключительно честных людей.

Кнопки, которыми чаще всего пользовались немного светлее остальных, вдавливаю все три.

Щелчок, дверь открывает проход во чрево тускло освещённого подъезда.

Пришли, стало быть. Новенькая металлическая дверь без номера квартиры. От греха сверяюсь с номером соседних квартир и номерами на электрощите.

Нормально — мне точно сюда.

Поворачиваю ключ.

Хм, вторая дверь.

О, что это у нас? В проёме между дверьми на вбитом в дверной косяк внутренний двери крючке висят собачий поводок и ошейник. Серьёзный такой ошейник.

За дверью тишина, но это ни о чем не говорит. Потихоньку приоткрываю внутреннюю дверь, просовываю в щель носок кроссовка.

— Здрасти, — вас только нахватало на этом празднике жизни.

С минуту играем в гляделки с кавказкой овчаркой. Молодой пёс, не щенок уже, но до матерого пса пока не дотягивает. Навскидку собаке месяцев семь. Собака долго принюхивается, потом как–то жалобно поскуливая, просовывает нос в щель, но без ожидаемой от этой породы агрессии.

Без резких движений снимаю ошейник с крючка. Пёс начинает радостно подвывать.

Нарушаем, стало быть, устав караульной службы.

— Да понял, я понял, потерпи минуту, — отпускаю дверь и застегиваю на псинке ошейник. Цепляю к ошейнику поводок. Псина порывается проскочить мимо меня к лестнице.

— Пошли, лохматый, — сколько же собака терпела? Два дня, три?

На улице темно и пусто. Только где–то в соседнем дворе на повышенных тонах шумит компания подростков.

Да ты, оказывается, лохматая, а не лохматый.

— Давай, давай, не торопись, — псина излучает такое облегчение, хоть в рекламе памперсов снимай. — Готово? Пошли домой, — дел у нас теперь несколько больше, чем предполагалось.

Пропустив вперед дисциплинированно рванувшего домой пса, закрываюсь в квартире.

Первым делом налить воды в пустую чашку.

Собака бросается к чашке и начинает жадно лакать.

— Не лопни. Чем тебя хозяйка кормила? — инвентаризирую холодильник.

Молоко, сыр, яйца. Во, кусок варёной колбасы, сойдёт пока.

— Жуй, давай. А я пока, если ты не против, осмотрюсь тут, — жадно чавкающая псинка явно не против.

— Мдэ, — одна комната, две кровати, письменный стол, старый шкаф. Как он ещё не развалился бедный? Разрисованные фломастером обои. Ох, ругалась мамка наверно.

Скромно все очень.

Из заслуживающего внимания только новенький ноут и шкатулка с женскими побрякушками.

Хм, неужели нет запаса на чёрный день?

Что–то не верится, что юристы–стахановцы в банке за харчи работают. Не стыкуется что–то.

Запас нашёлся минут через десять, и серьёзный по местным меркам запас, почти три тысячи американских рублей. На квартиру копила, не иначе.

Засиделся я что–то тут, пора и честь знать.

На ход ноги выгребаю в пакет все продукты из холодильника. Чтоб не воняло. Часть выкину по дороге, часть скормлю псине. Вилку электропитания из розетки, нечего свет зря жечь.

Ноут, шкатулку, детские шмотки сгребаю в найденную под кроватью сумку «мечта оккупанта».

— Не рычи, не забуду, — складываю туда же собачьи миски, и подстилку её прихватить надо бы.

— Ко мне. Стоять. Спокойно, девочка, спокойно, — опять цепляю собаку на поводок. — Рядо–о–ом, — псина послушно прижимается к левому бедру.

Хм, да ты дрессированная, похоже.

Заперев двери в квартиру, спускаюсь к машине. Собака, как привязанная, семенит слева у ноги. Точно дрессированная.

Закидываю сумки на заднее сиденье. Собака уверенно заскакивает в открытую дверь и взгромождается на сиденье — автомобилистка значит.

Снимаю дорогие перчатки из очень тонкой кожи. Ага, я предусмотрительный. Заношенные до дыр кроссовки выкину по приезду. Собаку вот только не выкинешь, улика блин.