Последний рубеж

А вообще-то, оттуда же, откуда вот этот безобразный шрам на правой щеке, умение спать на бегу и привычка пропускать мимо ушей тупые вопросы тупых тупиц.

С войны, конечно.

Как только черный ход в операционную систему «Курс Один В Один» отворился, сама собой распаковалась скрытая от рядовых трактористов утилита редактирования системного реестра. Влад сразу, чтоб лишний раз потом не париться, скопировал для будущей реставрации текущие значения разделов и уже со спокойной душой минуты две шаманил – обрубал на правах администратора в мудреном «дереве» лишние «ветки». А когда все необходимые ключи обнулил, перезагрузил контроллер и «поднял» мнемосхему. Прошелся пальцем по лабиринту разноцветных линий и, отыскав нужное место, обнаружил, что все получилось, и получилось как нельзя лучше: неисправный датчик на схеме отсутствовал. Не читался. Будто и не существовал никогда в природе.

Порадовавшись тому, что не подвела солдатская смекалка, Влад задорно подмигнул сисястой «Мисс июль 2231», которая по-прежнему призывно улыбалась с кожуха блока управления системой жизнеобеспечения, и тут же (не забыв, конечно, без тени какой-либо иронии испросить разрешение) стал запускать турбогенератор в пошаговом режиме. Вбивал команды в аппарат и по армейской привычке, от которой теперь только могила излечит, озвучивал поступающие на экран донесения. Что вылетало, то вслух и выдавал, ничего не придумывая. И понеслись фразы, делящие секунды на мгновения:

– Есть вращение ротора компрессора!..

– Есть давление окислителя!..

– Есть продувка магистралей компонентов!..

Обдолбаный Воленхейм смотрел на него как на сумасшедшего, только что пальцем у виска не крутил. И хихикал в открытую. Мол, ты чего, в самом деле, служивый? Пилота стартующего НП-лайнера из себя корчишь?.. Это, что ли? Да?.. Нет?.. Если нет, то к чему изгаляешься?

Но Влад, ничуть не смущаясь, упрямо продолжал бубнить под нос:

– Есть срабатывание клапанов управления впрыском!..

– Есть подача компонентов в камеру сгорания!..

– Есть воспламенение!..

– Есть вращение турбины!..

И, когда загорелся вожделенный «изумрудный глаз», последнее:

– Есть выход на режим малой тяги!

Зарегистрировав удачный запуск, Влад подождал с минуту и вывел двигатель на номинальную мощность. Только после этого доложил, что параметры в норме. И на этот раз – что вполне естественно – никакую запись в журнале делать не стал.

Воленхейм хмыкнул, поаплодировал с дурашливой наигранностью, но команду проверить ход все же отдал. А куда ему было деваться?

Во исполнение приказа – слушаюсь, сэр! – Влад запустил давным-давно выработавший ресурс, но вполне еще борзый дизель, перешел на ручной режим, проверил параметры сцепки и, убедившись, что телеметрия в порядке, подал головной вездеход вперед. Машина прочихалась, вздрогнула и пошла. Ровно и мощно. Колея вновь стала плавно уходить под траки гусениц, а картинка, выведенная на экран с допотопной (да к тому же изрядно запылившейся) камеры заднего вида, хотя и нечетко, но показала, что тягач послушно потянулся следом. Влад поманеврировал: взял мягко влево, потом – круто вправо. Тягач аккуратно повторил движения. Хорошо шел. Плотно. На строго заданной дистанции. Шел, будто слоненок за слонихой.

К слову сказать, Влад тогда на самом деле ярко представил себе это зрелище: бредет по саванне такая вальяжная слониха, а за ней трусит, ухватившись хоботом за мамашин хвост, слоненок.

Напоминало.

Правда, их «слоненок» размерами своими превосходил «слониху», пожалуй, раза в три. И еще к тому же контейнер на себе тянул. Хотя груза в контейнере нынче было с гулькин нос, но и без груза – махина махиной.

Через полтора километра ровного хода Влад проверил на подвернувшемся холме, насколько плавно состав набирает скорость в гору, потом опробовал резкое торможение при спуске. Никаких замечаний не возникло. Все было пучком. И даже лучше. Сам собой напрашивался перевод системы управления движением на автоматический режим. Но вот тут-то как раз Влад и решил, что после случившейся бодяги, пожалуй, не стоит этого делать. Не то чтобы сильно переживал за адекватность взломанного аппарата, но предпочел не рисковать. Перестраховался.

Воленхейм не стал возражать, только сам управлять составом в ручном режиме отказался. Наотрез. Перевел тумблер отношения к службе в положение «САМОСВАЛ» и заявил беспардонно, что он – пас, что не царское это дело и что вообще – раз служивый взялся аппарат курочить, ему и карты в руки. Потом скинул копыта с пульта и демонстративно перебрался в спальный отсек.

Ничего Влад ему на это не предъявил, только молча сотворил «торжественный подъем среднего пальца перед парадным строем» да крепче прихватил рукоять манипулятора. И после этого четыре смены подряд – «людскую», «собаку» и еще две «людских» – в одиночку рулил. Без минуты сна и отдыха. Чисто на характере. Ну и немного, конечно, на стимуляторах. Не без того. Но больше все же на характере. Даже режим навигационной коррекции в урочный час самостоятельно провел – не стал будить рыжего поганца. Из принципа. Тот, правда, сам выбирался пару раз пожрать и отлить, но потом вновь заваливался.

Влад особо на него не злился. Было б на кого. И не ныл. Потому что знал о себе главное. И знал твердо. Знал, что куда бы ни занесло, каким бы статусом ни наделила судьба, что бы ни случилось, он – солдат.

Прежде всего.

Он десять лет тянул лямку в действующей армии, и чем бы теперь ни оказались заняты руки, они всегда будут помнить тяжесть винтовки с заводским номером НЛГ 3952371134. Говорят, настоящий солдат не бывает бывшим. Верно говорят. Так и есть. Влад перестал быть бойцом Дивизии, но по-прежнему чувствовал себя солдатом. Звание «солдат» – это теперь для него не позиция в формуляре Департамента учета трудовой деятельности, а крест на всю оставшуюся жизнь.

Правда, он теперь такой солдат, который сам выбирает, кого защищать, но по сути – все то же.

Ну а коль это в жилу, то не пристало на пустом месте заводиться. И скулить негоже. Солдат, когда ему тяжко, должен сжать зубы и переть танком. А если повезет, то в танке. В прорыв и без обоза.