День Победы. Гексалогия (СИ)

— Мексика, мужики, — выдохнул партизан, взглянув на своих товарищей, тоже садившихся прямо на землю. — Мексика, мать ее так! Не Штаты! Все-таки прорвались, перелетели через границу! На честном слове, и на одном крыле! Эй, американец, — Беркут окликнул растерянного пленника: — А ты классный пилот! Черт возьми, мы все-таки прорвались! Ну а отсюда и до дома уже рукой подать!

Тарас Беркут завалился на спину, растянувшись в полный рост на каменистой сухой земле и чувствуя своей кожей порывы сухого горячего ветра. По небу летели облачка, похожие на клочья ваты, исчезая за горизонтом, на западе, там, где за бескрайним океаном партизан ждала уже не верившая в их возвращение родина. И она сейчас, как никогда, нуждалась в таких бойцах, как майор Беркут и его люди, продолжавших хранить верность присяге.

Глава 13. Феникс

10 декабря

Мина с шелестом пролетела над головами, разорвавшись в нескольких десятках метров, в низине. Осколки с визгом разлетелись по зарослям, впиваясь в стволы деревьев, а эхо взрыва еще долго металось меж склонов.

— Хреновый у «косых» наводчик! — Ефрейтор Онищенко сплюнул под ноги, одновременно поправив ремень висевшего за спиной гранатомета.

— Сейчас пристреляются, твари, и тогда ты об этом никому уже не расскажешь! А, черт!

Прапорщик Ефремов, тащивший кроме пулемета еще один РПГ, несколько выстрелов к нему, два короба с «сотыми» лентами и битком набитый рюкзак, запнулся за торчавший из-подо мха камень, едва не скатившись вниз по склону, точно под ноги своим бойцам. В последний момент Онищенко успел ухватить командира за рукав, и тот сохранил равновесие.

— Бойцы, подтянись! — крикнул прапорщик. — Живее! Перевалим через гребень, хрен нас кто достанет! Давай, поднажми!

Сойдя с тропы, Ефремов пропустил мимо себя тяжело дышавших товарищей, с трудом шагавших вверх по склону с десятками килограммов снаряжения за плечами. Прапорщику вдруг захотелось плакать совсем не по-мужски. Всего семь человек осталось в живых, считая самого командира и американского летчика, так и не дождавшегося команды спасателей. Полковник Гленн, замыкавший колонну, пилот сбитого японцами F-18 «Супер Хорнит», стал уже полноценным членом отряда, сражаясь наравне с русскими солдатами. Да он и внешне ничем не отличался от своих спутников, такой же грязный, небритый, изможденный от долгих скитаний, в пропитавшемся потом камуфляже «флора». И точно так же беззаветно ненавидевший врага, появление которого неожиданно объединило русских и американцев, пусть даже лишь на небольшом клочке земной суши. И сражались они, второй месяц к ряду, защищая Сахалин, так, что японцы, наконец, взялись всерьез, и теперь облава настигла свою добычу. Погоня дышала в затылок, все тропки были перекрыты, пути к отступлению — надежно отрезаны, а с неба падали и падали нескончаемым свинцовым градом мины.

Снова над головами партизан раздался протяжный вой, сменившийся грохотом взрыва, буквально срывшего вершину сопки, а позади, в лощине, раздался звук моторов. Ефремов, чувствовавший, как в спину дышит погоня, прикрикнул:

— Быстрее! Шевелите ногами!

Снова заунывный стон, раскалывающий небо напополам, и столб огня поднялся в двух десятках метров от тропы. Осколки со свистом пролетели над склоном, и один из партизан, вскрикнув, упал, покатившись вниз по камням. Его успели подхватить, кто-то уже торопился сорвать упаковку с перевязочного пакета, другой уже втыкал шприц-тюбик с промедолом, но несчастный, самостоятельно наложив жгут на залитое кровью бедро, сквозь зубы процедил:

— Не тратьте время, мужики! Уходите! Без меня, может, и прорветесь!

— Не пори чушь, — грубо оборвал его подоспевший прапорщик. — Без тебя и шагу не ступим!

— Я задержу косых! Вы идите, оставьте мне несколько гранат только! Давай, командир, уводи парней!

Павел Ефремов медлил несколько секунд, а затем, махнув рукой, скомандовал:

— Отряд, продолжать движение! Шевелись! — и уже гораздо тише, заглянув в глаза своему бойцу, добавил: — Спасибо тебе. Скоро снова увидимся.

Подхватив рюкзаки, партизаны двинулись вверх по склону. Прошло минут десять, которых им хватило, чтоб добраться до вершины и перевалить ее, когда в лесу раздалась стрельба. Ефремов узнал треск японских винтовок, перемежаемый короткими очередями «калашникова». Затем загудел пулемет, хлопнули трижды подряд взрывы гранат, и все стихло.

Прапорщик бежал вниз по склону вместе с остальными, стараясь не думать о том, что пережил их товарищ, попытавшийся ценой своей жизни спасти отряд. Впереди через прорехи в зарослях была видна дорога, накатанная грунтовка, огибавшая сопку, а еще дальше — похожая на расплавленный свинец морская гладь.

— «Косые» на шоссе! — Онищенко указал вниз, себе под ноги, первым увидев движение.

По дороге медленно ползла в клубах выхлопных газов гусеничная БМП Тип-89, двадцатисемитонная бронемашина, несущая под своей стальной «скорлупой» семерых экипированных полностью бойцов и вооруженная пушкой «Эрликон» калибра тридцать пять миллиметров. И сейчас ствол орудия был направлен на склон. А следом катили два четырехосных бронетранспортера Тип-96, развернувших в сторону сопки пулеметы М2 пятидесятого калибра.

— Обложили, суки!

Ефремов в ярости заскрежетал зубами, видя, как колонна останавливается почти точно напротив его группы, и стволы пушек и пулеметов крестят воздух в поисках целей.

— Готовь «граники»! — скомандовал прапорщик. — Будем прорываться с боем, отступать все равно некуда! Онищенко, на тебе БМП!

Ефрейтор, уже приладив на плече РПГ-7, кивнул, отступая за кривое дерево и опускаясь на колено для лучшей устойчивости. Сам прапорщик стащил с плеча гранатомет двенадцатикилограммовый РПГ-16 «Удар». Несколько устаревшее оружие, созданное когда-то для десанта, было более легким и компактным. Этот «младший брат» РПГ-7 стрелял калиберной пятидесятивосьмимиллиметровой гранатой, не столь мощной, но смертельно опасной для любой техники, не имеющей танковой брони.

— Мы все здесь погибнем! — обреченно произнес по-русски Джим Гленн. Полковник авиации Морской пехоты США возился с затвором японской штурмовой винтовки «Тип-89», трофея, который он предпочел АК-74, как более соответствовавший американским стандартам.

— Хочешь жить вечно? — оскалился Ефремов.

— Просто всегда верил, что погибну в воздухе, за штурвалом своего истребителя!

Бойцы, заняв позиции на склоне, доложили о готовности, и прапорщик выдохнул:

— Огонь! — и нажал на спуск гранатомета.

Онищенко отстрелялся «на отлично». Кумулятивная граната ПГ-7ВР поразила японскую БМП в борт, и та взорвалась, когда жгут огня добрался до боеукладки. Сам Ефремов вогнал реактивную гранату ПГ-16В, способную прожечь тридцать сантиметров брони, в корпус БТР, увидев, как тот охватило пламя.

— Вперед! — Ефремов отбросил трубу РПГ, подхватив с земли пулемет. — В атаку!

Прапорщик дал длинную очередь из ПКМ, услышав, как рядом затрещала японская винтовка, выплевывая в сторону своих бывших хозяев щедрую порцию свинца. Партизаны, стреляя на бегу, кинулись вниз по склону. С уцелевшего БТР ударил короткими очередями «браунинг», который поддержала выбравшаяся из-под брони пехота. Крупнокалиберные пули не оставляли раненых, и сразу двух бойцов, бежавших, громко топоча и ругаясь сквозь зубы, по правую руку Ефремова, выпущенная в упор очередь буквально перерубила пополам.

Прапорщик упал, вжавшись в канаву, наполненную бурой жижей из земли и талого снега. Поставив пулемет на сошки, он дал короткую очередь патронов в пятнадцать, даже не целясь. В отчет часто затрещали винтовки, раскатисто ухнул «браунинг», вокруг партизана по земле защелкали пули, заставляя того сжиматься в комок из натянутых до предела нервов.

Уловив боковым зрением какое-то движение по правую руку, Павел Ефремов вывернул шею, увидев, как вскочил американский полковник. Стреляя на бегу одиночными, Джим Гленн пробежал метров двадцать, а затем со стороны дороги наперебой затрещали японские «Тип-89», звук выстрелов которых сам русский прапорщик не спутал бы ни с чем иным. Американец, будто наткнувшись на невидимую преграду, замер, опадая на землю и выпустив из рук автомат.