Америциевый ключ (СИ)

Ганзель ощутил желание впиться в деревянную голову зубами – так, чтоб аж стружка полетела…

- Забудь уже про свои научные изыскания! – крикнул он, топча сапогом пробирки. Те отозвались из-под подошвы жемчужным звоном стекла, - Его природа давно уже не имеет значения! Дерево или человек, да какая, к черту, разница? У него ключ! И камин остался без защиты. Мы сами оставили его без защиты. Двенадцать часов, целую вечность, назад. Все кончено, ты понимаешь? Он уже добрался до него, твой чертов Бруттино! Мы обманули сами себя! В его лапах – арсенал, по сравнению которым последняя генетическая война покажется эпидемией гриппа! А тебя заботит только то, что может испытывать разумное дерево?

- Это важно. Мне кажется, я стала лучше понимать, что он такое. И чего хочет. Но я хотела бы ошибаться.

- Хватит, - Ганзель резко махнул рукой и, повернувшись, зашагал к брошенному мушкету, - План «последовательность и осторожность» можно бросить. Мы возвращаемся к моей тактике.

Греттель едва за ним поспевала. Судя по тому, как поникли ее плечи и спотыкались ноги, вся усталость последних дней мгновенно навалилась на нее, а спина геноведьмы была недостаточно прочна, чтоб выдерживать подобную нагрузку.

- Что толку? – вяло спросила она, - Камин уже разграблен и пуст. Мы опоздали. В этот раз, боюсь, опоздали слишком сильно, братец.

- Я знаю, - ответил он, - Но, может, мы найдем хоть что-то. Следы, намеки… Четыре «куклы» и груда склянок не могут раствориться в городе без следа. Если они захотят сбыть награбленное на черном рынке, это тоже можно будет отследить. Нам надо в Вальтербург, сестрица, и чем быстрее, тем лучше! Вдруг еще не все потеряно?

- Или же потеряно гораздо больше, чем мы думаем, - произнесла она за его спиной.

* * *

Хибара старого «шарманщика» не изменилась, гниль, жившая в ее щелях и перекрытиях, была бессильна уничтожить стены за столь короткое время их отлучки. Но все же Ганзелю показалось, что обиталище папаши Арло выглядит не так, как прежде. Более заброшенным и зловещим. Игра воображения, не более того, но Ганзель всегда доверял своей интуиции, своему акульему чутью. Акулы не очень сведущи в геномагии, но вот неприятности они чуют за милю. От хибары старого шарманщика с самого начала пахло серьезными неприятностями. Как и от всей этой истории.

- Держись сзади, - коротко приказал он Греттель, не оборачиваясь. Руки крутанули мушкет, висевший стволами вниз, и тот вскинулся, уставившись на входную дверь.

Греттель не собиралась спорить – она тоже понимала, что геномагия кончилась.

В этот раз Ганзель не церемонился с дверью, от удара плечом она с хрустом переломилась пополам и беспомощно повисла на петлях. Ганзель готов был всадить пулю в того, кто окажется за ней, даже палец приятно заныл, но почти тут же был вынужден расслабиться на спусковой скобе.

В каморке папаши Арло никого не было.

Ни самого «шарманщика», ни кого бы то ни было еще. Лишь ветхая, обильно украшенная плесенью, мебель, ржавый синтезатор в углу да слепые, заросшие паутиной, окна. Фальшивый камин остался на своем месте. Масляная краска, которой его когда-то старательно выписали, поплыла от влажности и жара, отчего камин давно утратил какое либо сходство с настоящим, да и натянутый холост необратимо потемнел.

- Их нет, - констатировала Греттель от порога, - Но… почему?

- Может, они не очень-то спешат? – усмехнулся Ганзель, все еще не выпуская мушкета и озираясь, - Хотел бы я знать, куда подевался папаша Арло? Разве ты не наказала ему присматривать за камином?

Греттель нахмурилась.

- Да. И он пообещал, что будет караулить его, пока мы не вернемся.

- Видимо, он решил досрочно сдать свою вахту.

Ганзель, сам не понимая, отчего, уставился на фальшивый камин. Ужасная безвкусица, не имеющая ничего общего с хорошим гобеленом. Надо быть человеком удивительной выдержки, чтоб прожить всю жизнь, созерцая подобную мазню.

- Я не понимаю, братец, - Греттель тоже обводила комнату удивленным взглядом, - Почему здесь никого нет? Ни старика, ни Бруттино…

- Не знаю, - признался он, - У деревяшки была в распоряжении вся ночь. Но холст даже не порван… Что же до Арло, вполне вероятно, что он предпочел взять ноги в руки и смыться подальше, лишь только представилась возможность.

- Он мог сбежать гораздо раньше. В тот же день, как пропал ключ.

- Он любил своего Бруттино.

- Угу, - отозвался Ганзель, все еще изучая натянутый холст, - Больше жизни. Возможно, именно это и стало его главной проблемой.

- Что ты имеешь в виду, братец?

- Ты ведь знаешь, что у акул превосходное чутье, особенно по части крови?

- Я знаю твою гено-карту наизусть. К чему ты ведешь?

Ганзель улыбнулся, повернувшись к холсту спиной. Мушкет вновь оказался на плече, но в этот раз три его ствола равнодушно изучали осевший трухлявый потолок.

- В данный момент я явственно чувствую два запаха. Первый – запах крови Арло. Ее совсем немного, но она свежая. Возможно, именно тут его ударили, чтоб лишить чувств и унести с собой.

Греттель насторожилась.

- Значит, он не сбежал. А второй?

Ганзель вздохнул.

- А еще здесь чертовски несет псиной…

Все еще стоя спиной к фальшивому камину, Ганзель быстро рванул мушкет за ремень, поднимая ствол. Оружие лежало в его руках задом наперед, ствол смотрел за спину, так что на спусковой крючок пришлось нажимать большим пальцем.

Отдачей мушкет едва не вырвало у него из рук – слишком уж непривычная позиция для стрельбы. Но Ганзель знал, что не промахнулся.

Холст с фальшивым камином лопнул, из-за него, вереща и завывая, в облаке тлеющей шерсти вывалилось огромное существо с непомерно большой головой, более похожей на деформированную собачью морду. Лоскуты, еще недавно бывшие целым холстом, тоже тлели, распространяя по всей хижине тягучий запах, похожий на вонь горелого тряпья. В сочетании с запахом паленого мяса и шерсти он был особенно невыносим.

Существо скрежетало зубами и шаталось, прижимая гипертрофированные лапы к груди, там, где светилась, подобно углю из самого настоящего камина, глубокая дыра в обрамлении вздувшейся багровой кожи. Зажигательная пуля легко пробила грудину и даже застряв во внутренностях человеко-пса, продолжала гореть, причиняя, должно быть, невыносимую боль.

Антропос даже не помышлял о нападении. Его шерсть трещала и тлела, к ней прилипли горящие лохмотья холста, из оскаленной пасти, способной запросто откусить Ганзелю голову, доносился лишь истошный, совсем не человеческий, вой.

Ганзель поднял мушкет, удерживая его одной рукой, и всадил пулю прямо в нее, аккурат между зубов.

Антропос захлебнулся своим воем. Тяжелая пуля с термической смесью лопнула у него в пасти, выбив неровный кусок затылочной кости и мгновенно превратив содержимое черепа в прилипшую изнутри сажу. Человеко-пес выгнулся всем телом и умудрился сделать еще два или три шага, прежде чем мягко повалился на пол, раскинув лапы. Шерсть его все еще продолжала тлеть, отчего тесная каморка папаши Арло наполнялась удушливым смрадом. Все еще горящий огонь поедал его потроха с жадным шипением.

- Только очень недалекие люди прячут ценные вещи за нарисованным камином, - пояснил Ганзель, вставляя в опустошенные стволы пули и засыпая на полку порох, - Но только круглые идиоты прячутся за ними сами.

Теперь, когда от фальшивого камина остались лишь лоскуты ткани, стало видно, что он скрывал – зловещий темный проем, из которого веяло ощутимым даже рядом с догорающим Антропосом холодным сквозняком.

- Эффектно, - нехотя обронила Греттель, косясь на брата, - Но слишком театрально. Не обязательно было пытаться произвести на меня впечатление. Это твое «несет псиной»…

Она поморщилась. Так невозмутимо, точно речь шла о неудавшемся карточном фокусе. Ганзель не удержался, ухмыльнувшись.