Бог одержимых

   - Ола омбрес, - поздоровался с ними командир.

   Он аккуратно уложил свой рюкзак на землю и, задрав голову, глянул вверх.

   Я тоже освободился от поклажи, кивнул местным и сказал:

   - Мне кажется, метка дальше, севернее...

   - Верно, - одобрительно кивнул Виталий. - Дальше и севернее. Но подниматься мы будем здесь. В метрах тридцати над нами карниз. По нему-то и продвинемся под самую цель. Ты же не хочешь штурмовать камень с отрицательным углом наклона?

   Мне очень хотелось сказать ему, что "штурмовать камень" мне не хочется ни под каким углом: ни отрицательным, ни положительным. И вообще, это затянувшееся путешествие по местам грядущей славы американских геофизиков мне уже давно поперек горла. Что я ничего не имею против камня и неба, но когда "несть числа" и тому и другому...

   - Егор, - привычно "будит" меня командир. - Работаем.

   Да. Я многое чего хотел бы ему сказать. Но штука в том, что от моих горьких слез ничего не изменится. Разве что станет много горше... мне.

   Я отошел от стенки шагов на двадцать, выбрал относительно ровную поверхность, расстелил брезент и приступил к разгрузке вещмешков: канаты, зацепы, крючья, ступени, гвозди...

   Позади сухо стрельнул спитовский гвоздемет. Раздались недовольные возгласы, вскрик боли, удары...

   Я в полуприседе развернулся и замер: местных заметно прибавилось - теперь их было человек десять. И они палками избивали Виталия. Командир крутился под их ударами, иногда ловко уворачиваясь, иногда не очень. В стороны летели брызги крови и клочья одежды...

   Вот один из оборванцев упал. Второй... но их слишком много.

   Я закричал. Схватил молоток и даже успел сделать несколько шагов. Неожиданно вокруг меня стало тесно. Кажется, я кого-то ударил кулаком... а потом мир перевернулся: небо со скалой поменялись местами, и я пребольно ударился спиной о камень. В глазах - цветные сполохи, и как-то сразу расхотелось дышать. Надо мной гортанно вскрикнули и приложили палкой по животу. Меня согнуло пополам, обед, старательно, с душой сготовленный

   534

   Гарсиласом, одним коротким спазмом выхлюпнуло в пыль... А потом все как-то угомонилось. Так же внезапно и неожиданно, как началось.

   Но я не спешил подниматься и открывать глаза.

   "Лучше умереть стоя, чем жить на коленях". Шлак! Мрак! Баг! Дурацкий лозунг. Какая-то девка придумала. Кажется, из Испании. Этот слоган имеет смысл только в двух случаях: либо когда нет выбора - что так убьют, что эдак. Либо умирать нужно кому-то другому... а это меняет дело, не так ли?

   Время шло. Ничего не происходило. Я приоткрыл глаза, чтобы глянуть: чего там во внешнем мире делается.

   Витос сидел в нескольких метрах от меня. Он обеими руками держался за лицо и внимательно следил за бандитами.

   В десяти шагах валялся гвоздезабивной пистолет, чуть в стороне - мой молоток, а на скале отблескивала алюминиевая ступенька - первая из двух сотен, которые должны были привести нас к месту установки оборудования.

   По-видимому, Виталий приколотил ступеньку, и это почему-то разозлило оборванцев. Они избили командира и напали на меня, но если взять пистолет... то можно будет еще разок нарваться на неприятности. Это ведь обычный пороховой "спит" - с предохранителем у раструба: если ствол не прижат к поверхности, то боек не ударит по патрону. В моем рюкзаке лежит точно такой же.

   А геологический молоток против их палок как-то не очень... да и толку с одного выстрела? - не просить же их обождать, пока я буду перезаряжать "оружие".

   Новый окрик и бойцы отступили на шаг.

   На поляну неспешно выбрался старик. Судя по уважению разбойников - важняк. А по виду не скажешь. Его хламида была настолько потерта, что назвать ее вкусным словом "пончо" значило бросить тень на славу перуанского текстиля.

   Старик цепко посмотрел на нас с командиром и о чем-то негромко спросил. Один из бойцов шагнул вперед и быстро заговорил, активно размахивая руками. Он показывал вверх, на нас с Виталием, на первую ступень, прибитую к скале.... По-видимому, ступень заинтересовала старикана больше всего. Он снисходительно повел плечом - боец заткнулся и отступил.

   Старик подошел к ступени и внимательно, едва не обнюхав, осмотрел ее. Потом продел пальцы в отверстия перфорации... и вытащил.

   Я глянул на Виталия и понял, что командир поразился не меньше моего. Но потом произошло еще более удивительное: старик указательным пальцем потер по скале, и отверстие от гвоздя затянулось. Еще одно движение ладонью, и от работы гвоздешлепа не осталось и следа.

   Он пальцем затер отверстие в камне! Как в пластилине!

   На поляну вышли еще трое: двое бандитов привели Гарсиласа. Не успел, значит, убежать.

   Старик отвлекся от алюминиевой ступеньки и о чем-то спросил нашего проводника. Тот ответил. Потом, подумав, что-то добавил, а через секунду Гарсилас громко кричал на бандитов, размахивая руками не слабее первого оратора.

   Старик тихо ответил, и Гарсилас шагнул к Виталию, быстро заговорил с ним, показывая на бандитов, на старика, на скалу.

   Виталий покачал головой и протянул проводнику окровавленную ладонь. Подбородок у командира был вдавлен и в крови.

   Похоже, ему сломали челюсть.

   Гарсилас подбежал ко мне.

   - Гыл-гыл-гыл, аймара, - закричал на меня Гарсилас. - Гыл-гыл-гыл, кечуа, - и он гордо ударил себя в грудь.

   Мне опять захотелось зажмуриться. Да так, чтобы когда глаза открыть, ничего этого здесь не было. А еще лучше, чтобы здесь не было меня. Домой хочу. К маме.

   Моя мама чудесно готовит холодец... и тефтели с черносливом...

   - Гарсилас - кечуа, - настаивал проводник. - Горос, Витос - московита. Аймара, аймара... - Гарсилас несколько раз показал рукой на старика.

   - Аймара, - покорно согласился я, лишь бы он отвязался. - Деда зовут Аймара. Я счастлив. Можешь от моего имени послать его в задницу.

   Гарсилас заулыбался и хлопнул меня по плечу. Потом он вновь обратился к старику, отчаянной жестикуляцией пытаясь что-то объяснить.

   Аймара что-то тихо сказал, но проводник не унимался. Тогда один из бандитов ткнул концом палки ему в лицо. Гарсилас тут же умолк, упал на колени и сплюнул темно-красным на землю. Стало тихо.

   Аймара, поигрывая гвоздем и ступенькой, подошел ко мне.

   Если кто помнит актера Бронсона - копия! Только лет на сто старше. Вот он что-то сказал. Голос приятный, без гнева или злости. Его пожилое, изрезанное морщинами лицо безмятежно. И только черные, мрачные глаза пугали... была в них какая-то первобытная борзость. Легко могу представить, как человек с такими глазами между делом, походя, отрежет голову ближнему и тут же, рядом с трупом, спокойно продолжит прерванное занятие: будет готовить плов или стричь бороду.