Бог одержимых

   "Теням от рук"? Еще один "намек", о котором лучше поскорее забыть. Все равно, пока не случится, не разберешь, о чем внутренний голос подсказывает.

   А Гарсилас уже хлопочет рядом, дружелюбно похлопывает меня одной рукой, указывает на рюкзак Виталия другой:

   - Гыл-гыл-гыл, Витос, - радостно щерит изрезанное рубцами лицо Гарсилас. - Гыл-гыл-гыл, Горос...

   - Что ему нужно? - я с облегчением распрямляю усталые плечи и спину.

   - Обед ему нужен, - поясняет Виталий. - Лакомида...

   - Сикларо лакомида! - едва не вопит проводник, и его истерзанное солнцем лицо складывается в печеное яблоко. - Яэсора порфин!

   Я понимаю его восторг: походная кухня из керогаза и герметичной посуды позволяет даже на этой высоте быстро готовить суп и тушенку. А сами припасы: мясо и сушеные овощи, разве сравнишь с местной пищей из тараканов и ящериц?

   Заглядываю в жадный рот Гарсиласа, морщусь от его гнилого дыхания и представляю, как он поедает сороконожек, закусывая пауками - "работая руками с зажатыми клинками..."

   Становится не по себе: опять символ близкой беды.

   - Не спи, стажер, - глухо окликает Виталий.

   Он уже расчехлил оружие. Ствол СВД матово отсвечивает на солнце. Командир привычно прилаживает оптику, коллиматор, батарею. Обычная самозарядная винтовка Драгунова образца шестьдесят третьего года споро превращается в реквизит фантастического боевика - "дальнобойность велика, страх и ужас чужака..."

   Последним Виталий вставляет магазин с десятью маркерами, передергивает затвор и щелкает предохранителем.

   - К бою готов!

   "Море бинтов к приговору венков, поле цветов в частоколе крестов..."

   Глаза старшего хитро щурятся. Я ничуть не сомневаюсь, что ему известно о моей ссылке. Подозреваю, что он знает и о причинах этой несправедливости.

   Достаю из кармашка рюкзака футляр с биноклем и подхватываю командирскую коробку с GPS. Виталий кивает на пенал с компасом, и мне приходится еще раз нагибаться.

   Проводник приступает к хлопотам с баллонами воды и газа, а мы поднимаемся на ближайший валун. Впрочем, "мы" - это не совсем точно. Когда мне, наконец, удается взгромоздиться на камень, командир в позиции "лежа" уже деловито регулирует яркость коллиматорной точки и резкость прицела.

   - Чуть живее, Горос! - в голосе Витоса только терпение. - Цель?!

   Присаживаюсь рядом и включаю спутниковую навигационную систему: на темно-коричневом экране струится замысловатая паутина уровней высот. Центральная точка нашего положения и точка цели лежат на разных "паутинках", но сейчас важно другое, - между нашими горизонталями "чисто".

   Сверяюсь с компасом и докладываю:

   - Тысяча сто метров. Полсотни метров к верху. Десять градусов к югу.

   Я достаю из футляра бинокль и бросаю взгляд на хронометр:

   - Через три минуты спутник наведения с лазерной пушкой уйдет за горизонт.

   Пока я удивляюсь точности, с которой нам удается вовремя выйти на цель, командир врастает в приклад, перетекает зрением в наглазник и левой рукой выдвигает бленду до упора. Щелкает предохранитель.

   Я заглядываю в бинокль. Даже в это предполуденное время громада камня продолжает успешно прятаться от солнца. Густые тени серыми клочьями расступаются, обнажая рельеф горного массива. Цель нахожу сразу и вздрагиваю: плавные обводы овала с окаймляющими его сверху и снизу карнизами похожи на человеческий глаз. Горизонтальные складки и вертикальные трещины напоминают морщины на изможденном лице Гарсиласа. Алое пятно цели в самом центре овала дорисовывает зрачок, и оттого сходство с частью человеческого лица усиливается. Впрочем, почему же "частью"? Вот тот нависающий валун вполне сойдет за нос...

   - Как у тебя? - спрашивает командир.

   - Вижу цель. Жду пристрелочный...

   Винтовка сочно "бахает", а на девять часов от пятна цели на скале расцветает желтое пятно краски. Теперь мне нужно привести прицельную марку винтовки к пятну прицела спутника. Я представляю, как в двух сотнях километрах над нами искусственный спутник Земли из мрачной черной бездны посылает луч лазера, чтобы пометить миллионолетнюю породу...

   - Не отвлекайся, Егор, - жестче обычного говорит Виталий. - Коррекция метки...

   Поле зрения оптики винтовки - три градуса. Бинокля - тридцать. Если я в ближайшую минуту не наведу коллиматорную точку винтовки на пятно лазера спутника, нам придется сутки ждать следующего сеанса наведения на цель.

   - На три часа, командир. Два прицела.

   Я представляю, как прицельная марка бежит по скале, подбираясь к зрачку "глаза". Жаль, что в бинокль красное пятнышко не разглядеть. Наверное, красиво. Вот бы взглянуть...

   Он опять стреляет. В бинокль видно, как след маркерной пули желтой кляксой почти на треть покрывает алое пятно цели.

   - Неплохо, - одобрительно говорит Виталий, разглядывая свою работу в прицел винтовки.

   Потом отсоединяет магазин, отодвигает затвор и меняет патрон с желтым маркером на белый. Бах!

   Пятно белой краски удачно ложится на край желтой. Получается разноцветная восьмерка. Теперь посадочное место будет легко найти и даже отличить от первого пристрелочного выстрела.

   - Может, еще разок? - спрашиваю я.

   Но командир уже стоит на колене и снимает с плеча ремень оружия.

   - Запомни, салага, - емко, по-отечески говорит он. - Лучшее - враг хорошему! Сдавать назад на автомобиле нужно не сколько хватает места, а сколько тебе нужно для маневра. Пошли обедать. Гарсилас, надо думать, уже весь запас моркови на суп перевел...

   К подножию помеченной скалы мы добрались только через три часа. В горах - обычное дело: цель вот она, рукой подать. И если бы там стоял человек, с ним можно было бы перекинуться словечком или дуэтом спеть. Но подойти, поздороваться за руку... или просто рядом посидеть, постаканить-погалдеть... - это долгий ход и многие беды, если торопиться.

   Впрочем, неторопливость тоже не гарантирует отсутствия проблем и сюрпризов.

   У скалы нас поджидало двое оборванцев, по лицу и комплекции - вылитые "гарсиласы". Разве что чуть приземистее и суше... да пончо более мышиного цвета, чем у нашего проводника.