Говоруны: Везучие сукины дети (СИ)

— Просвещенному разуму не нужны эти органические атавизмы, — разъяснил он со снисходительной ухмылкой. — У меня есть «Призрак», у Клэма — разные хитрые телепорты с обратным билетом, а у Лейтенанта, я слышал, имеется велосипед. Это экологично и современно, плюс профилактика простатита.

Он споткнулся на ровном месте.

— Погоди, с кем я сейчас разговариваю? Сам с собой?

— Верно, — согласился он, подумав. — Сам с собой.

Он хохотнул звуком, похожим на всхлип.

— Теперь я понимаю, почему по этому шоссе никто не проезжает на небеса. Все дело в свободе. Никто не бывает полностью свободен, кроме как до рождения и после смерти. Да и насчет этих условий я не до конца уверен.

Он покачал головой, сокрушаясь о множестве потерянных душ, не уразумевших эту простую истину.

— Зачем говорить прячься? — задумчиво спросил он, минуя барханы песка, словно курящиеся маленькими вулканчиками пыли на макушках. Все они блестели тем отвратительным желто-оранжевым светом, какой бывает у покрывал в дешевых меблированных комнатках Стэкстона, где дешевые шлюхи подставляют свои отполированные зады извращенцам в застегнутых на все пуговицы клетчатых рубашках. Что ж, не стоит тогда удивляться, что у этих парней в руках оказывается вовсе не страпон, а тесак.

Бад наморщил лоб и скорчил гримасу, призванную обозначать крайнюю степень дискомфорта.

— В-четвертых, это не настоящий тесак. Это пластилиновый тесак. — Становилось жарковато. Солнце выбивало чечетку на его покрытом потом затылке.

— Просто не разрушай мой внутренний мир, — сказал он просительно. — Не нужно. Я же не называю себя… ну, скажем, Бэтменом, хотя и мог бы. Я всего-навсего грустный клоун с опухшими от крови руками, мне этого вполне достаточно.

Через час, когда он уже едва передвигал ноги, а язык во рту походил на разваренную сардельку, он увидел здание.

***

Здание было приземистым, тускло-розовым, будто его когда-то снизу доверху обляпали фруктовым мороженым, но не щедро, а дозировано и экономно, больше для вида. Розовый цвет припал грязью, потом его омыли дожди и туманы, и в результате получилось что-то дряхлое и довольно-таки неаппетитное с виду. Но ему было без разницы, он и не собирался здесь завтракать.

Он миновал двор, заставленный древними скелетами автомобилей — длинные «бьюики», «форды-фэйрлайн» с задними фарами, похожими на опрокинутые колонны, «де сото» с откидным верхом. У кого-то здесь было очень много денег и столько же терпения. Когда-то давным-давно.

Подволакивая ноги, словно зомби с планеты Паразит-девять, где черви прорастают в теле человека таким образом, что сначала убивают мозг, а затем заменяют собой мышцы, он подошел ко входу в здание. Сбоку крутился жестяной флюгер, справа во дворе высилась водонапорная башня, рядом гордо стоял враскоряку седельный тягач с цистерной машинного масла. Он единственный выглядел здесь новым.

Это было хорошо. Значит, хозяин был дома.

Внутри здание состояло из одного просторного зала, который маскировался под авторемонтную мастерскую, пустого и покинутого. Вдоль стен тянулись ободранные трубы подачи пара и ацетилена, окна оказались затянуты проволочной сетью, через ремонтные ямы в полу были небрежно перекинуты толстые стальные плиты. Мигали и потрескивали лампы дневного света, отбрасывая опасные блики на почти новые четырехдверные «доджи» 1957 года, у которых не было откидного верха, ржавые «понтиаки», у которых еще не была разделена передняя решетка. Вдалеке все сливалось в одинаковые неживые ряды — «рамблеры», «паккарды», «импалы», несколько остроносых «студебекеров».

— Знатоки, — пробормотал Бад, тихо ступая по заляпанному маслом и мазутом полу, на котором валялись топливные шланги, свечи и совсем уж невразумительные, слегка подергивающиеся кабели. — Убивать надо таких знатоков. «Студебекеры» они себе привезли!

Лампы продолжали мигать, торцы пожарных цистерн, вмонтированных в потолок, выглядели в их свете, как гигантские груди неизвестных кормилиц, застрявших в самом неудобном и двусмысленном положении. Баду пришло в голову устроить пожар, чтобы проверить процесс кормления, но он отогнал эту мысль.

Без оружия было чертовски неуютно.

— Томас, парень! — позвал он. — Ты здесь?

Никто не отозвался, только где-то рядом словно бы заклокотала паровая централь отопления.

— Ты меня знаешь под именем Бад Лейн, — продолжил десантник. — Мне нужна твоя помощь.

Где-то, похоже, в соседнем помещении, что-то гулко упало, да так, что под ногами задрожала земля. Заскрипело, упало еще раз. Скрипнуло вовсе уж душераздирающе. На третьем падении Бад наконец сообразил, что это шаги.

С прошлой их встречи Томас сильно изменился. За спину он повесил себе миниатюрный легководный ядерный реактор, где в герметичной камере шипела и плевалась перегретым паром тепловыделяющая сборка с изотопами урана. В левой руке вместо ладони была привинчена газовая горелка, правая выглядела как гигантские кусачки, а в голове горел синим неоновым светом единственный фасеточный глаз. На металлическую тушу он зачем-то натянул синий полотняный комбинезон механика.

— Я помню Бада Лейна, — сказал он неожиданно мягким голосом. Стальные челюсти сходились и расходились несинхронно со словами, но робот, видимо, очень хотел походить на человека. — Но не припоминаю, чтобы когда-нибудь обещал ему свою помощь.

— Да брось, — десантник принужденно рассмеялся. — Это, если вдуматься, и не помощь вовсе, так, скорее беседа. Старые приятели всегда найдут, о чем поболтать, знаешь…

— Не знаю. У меня никогда не было приятелей. — Робот сделал еще шаг и остановился перед ним — большой, железный и печальный, со следами коррозии на могучих боках.

Бад развел руками.

— Ты прав, парень. Ну, извини тогда.

Он прыгнул — с места и высоко, улучшенные мышцы ног давали ему такую возможность. Приземлился на широкие, увенчанные поршнями плечи и с силой погрузил кулаки в сделанные из мягкой меди виски робота.