Только хорошие умирают молодыми

Дважды он ускользал от небольших групп крыс, которые что-то вынюхивали на залитых тусклым светом осенней луны улицах. В другой ситуации он, пожалуй, рискнул бы поохотиться: противник не выглядел слишком опасным. Но сегодня он вышел не на охоту. Его ждало нечто другое — еще не изведанное и оттого более интересное. Поэтому снайпер позволил тварям удалиться по своим крысиным делам. В любом случае, пока что эти отряды никому не угрожали. Так что он спокойно добрался до назначенного места встречи — заброшенных гаражей типографии «Мега-Пресс».

На стене первого гаража виднелась надпись, которую не смогли уничтожить ни солнце, ни ветер, ни дождь. Олег подумал, что, даже если все его сородичи вымрут, оставив Землю крысам, написанные на гаражной стене слова еще надолго останутся памятником человеческой культуры. Всего два слова, но в них было нечто программное: «Бог умер».

Да-да, пробормотал про себя снайпер. Слышали, как же. Ницше, умирая, велел высечь на своем надгробии текст: «Бог умер». И подписать его — «Ницше». На следующий день после того, как надгробие украсилось этими словами, рядом появилась новая надпись: «Ницше тоже умер». И подпись — «Бог». Старый такой анекдот. А бог и на самом деле умер, наверное. Иначе как объяснить то, что он до сих пор не вмешался в происходящий на Земле бардак? Кто там должен был наследовать Землю, согласно Писанию? Кроткие, что ли? Ну уж точно не крысы размером с человека, свободно ходящие на задних лапах.

Музыкант нашел гараж номер три, постучал условленным стуком — тук — тук-тук-тук — тук-тук — в гулкую дверь, от которой при каждом ударе отслаивались чешуйки красно-коричневой краски. Именно этот адрес назвал ему Флейтист при их последней встрече, именно этот стук должен был показать, что пришел Олег, а не кто-нибудь другой. Конспирация, елки-палки… Сначала ему никто не ответил, и он уже подумал было, не пойти ли домой. Но тут дверь распахнулась, на удивление без единого скрипа, и в неестественно-желтом свете электрической лампы перед снайпером предстал его хвостатый собеседник.

— Ты все-таки пришел, — сказал крыс. — Честно говоря, я не очень-то и верил.

— Как видишь. — Музыкант пожал плечами. — А я до последнего ожидал встретить засаду.

Но засады, похоже, не было.

— Извини, что я обманул твои ожидания.

Олег посмотрел на крысу с интересом:

— Ты умеешь шутить?

— По крайней мере, пытаюсь. Поговорим?

— Конечно. Мы ведь для этого и встретились. Вот только о чем мы будем говорить?

— О чем?

Крыса как будто бы задумалась. Покрутила ус жестом, который неплохо бы смотрелся в исполнении киношного гусара или мушкетера.

— Наверное, о Катастрофе. И о том, что случилось после нее. О нас и о вас. О тебе и обо мне.

— То есть обо всем, — кивнул Олег. — Хорошо. Начнем с Катастрофы.

— Мы не знаем, что произошло. Подозреваю, вы тоже. Как я смог понять ситуацию, сложившуюся у людей, в единый клубок смешалось множество проблем. Экология. Природа будто сошла с ума. Наводнения, ураганы, засухи, неурожаи, неконтролируемые взрывные мутации растений. Что-то с физическими законами, которые до этого казались незыблемыми. В первую очередь — исчезновение радиосвязи. Опять же что-то случилось внутри вас. Наружу полезло все дикое, темное, звериное, деструктивное. Большинство с этим справиться не смогло — это привело к распаду привычных социальных отношений и связей. В общем, Катастрофа изменила и вас и нас. Но вы многое потеряли. А мы многое приобрели.

— Я тоже приобрел, — покачал головой Олег. — Почему я стал не таким, как все? Что проснулось во мне? Почему я чувствую таких, как ты, на расстоянии? Нет ответа.

— И, боюсь, не будет, — пожал плечами крыс. — Где ваша наука? Что сейчас с институтами? С учеными, которые там работали? Где взять оборудование, чтобы исследовать тебя, где найти тех, кто сможет интерпретировать результаты?

— Да не только в этом дело. Я, видишь ли, не очень хотел бы, чтобы меня исследовали. Плохо представляю себя в роли подопытной… — Олег осекся.

Флейтист смотрел на него прямым взглядом немигающих черных глаз.

— Ты мог бы продолжать, — бесстрастно сказал он. — Сказать, что хотел сказать. Подопытной крысы, да? Ладно, я не в обиде.

— Лучше тогда «подопытным кроликом».

— Пусть будет кролик, — махнул крыс лапой. — Мне иногда кажется, Музыкант, что наш Город — это эксперимент. Помните, вы раньше экспериментировали над крысами? Загоняли их в лабиринт, заставляли решать задачки, скрупулезно фиксировали результат. Кто-то защищал на этом материале диссертации, радовался, когда результаты опытов совпадали с его прогнозами. Расстраивался, когда все шло наперекосяк. И вот пришел кто-то… Какой-то могучий и сострадательный к крысам бог. Он поменял нас местами. Дал нам возможность ответить.

— Как банально. Откровенно говоря, пошло и примитивно. Ты приписываешь этому своему «богу» свои собственные представления. Как будто он обязательно должен мыслить так же, как ты.

— А почему нет? — Крыс вздрогнул тонкими усами. — Нет, ты скажи — почему нет? Мы с тобой мыслим похоже. Настолько похоже, что даже можем разговаривать. Как выяснилось, мы больше не бросаемся друг на друга с оружием. Если крыса и человек могут мыслить сходным образом, почему бы не появиться кому-нибудь третьему? Который тоже будет вроде нас с тобой?

— Такой же не похожий на других представителей своего рода? Такой же полуизгой? Полуотверженный? — Олег презрительно усмехнулся. — Мне проще поверить в экологическую катастрофу. Честно говоря, мы действительно сделали очень много для того, чтобы она произошла. Почему бы не представить, например, что от нашего хозяйничанья природа пошла вразнос. Враздрай. Я могу поверить в такую катастрофу, которая создала благоприятные условия для эволюции крыс. И при этом изменила мир так, что для человека он стал существенно менее благоприятным. Мне проще представить, что вы — потомки особо продвинутых крыс, которые лучше прочих бегали по лабиринтам и быстрее угадывали, в какую кормушку упадет пища, когда загорится красная лампочка. Да в этом городе, черт побери, было несколько институтов с биологическими факультетами, и каждый год сотни студентов ставили на крысах опыты. Просто потому, что по учебной программе положено. А потом — бах, что-то замкнуло в мироздании, во все стороны посыпались искры, как при пробое изоляции… И одна из этих искр что-то там разожгла.

— Не надо смеяться. — Крыс оставался серьезным. — Вот ты сейчас, прямо сейчас можешь быть уверен на сто процентов, что ты не прообраз человека будущего? С твоими новыми способностями?

Олег вспомнил их с Дмитрием и его тезкой Паршиным разговор о скрытых возможностях человека. Об эволюции, которая перебирает варианты, методично и безжалостно тасуя колоду. О парне Алике, с которым ему так и не выпало познакомиться. О том, что говорил ему Сережка Тайлаков, когда они коротали у него вечер за трепом и водкой.

— Да уж, конечно, — ответил он наконец. — Человек будущего. Хомо футурис. Глухой. Органически не приспособленный к жизни в коллективе. Приходящий в ужас от одной мысли о собственных детях. Да, с новым чувством. Которое как будто бы живет отдельно от меня. Сегодня оно есть, а завтра засыпает, и я не знаю, как и когда оно проснется в следующий раз.

Но крыса упорствовала. Похоже, ее всерьез зацепил этот странный спор.

— Ну и что? Может быть, ты — экспериментальный образец.

— Ага. — Музыкант кивнул, — мы вернулись к тому, с чего начинали: к подопытным крысам и кроликам.

— Мне жаль тебя, — неожиданно сказал Флейтист. — Я, каким бы ни был, чувствую предназначение. Оно ведет меня, а я играю музыку и вожу других — такова моя цель. Миссия, если тебе больше понравится это высокопарное слово. А ты? В чем твое предназначение? Твоя миссия?

— Знаешь, — с трудом сказал Олег, глядя прямо в глаза Флейтисту, — у меня тоже есть предназначение. Миссия. Защищать людей от крыс. И мне кажется, я неплохо выполняю свою работу. Ты водишь людей на смерть, а я их защищаю.