День Победы. Гексалогия (СИ)

— Ты цел? — Уильям Бойз смотрел в лицо своего напарника со страхом. — Черт возьми, надо двигать, Гарри!

— Давайте за мной, — потребовал партизан. — Не отставать! Бежим, живее!

Хопкинс, опираясь на протянутые крепкие руки партизан, только успел подняться на ноги, когда новый взрыв обрушился громовыми раскатами. Русские что-то кричали, но слов не было слышно, англичанин видел только, как те смешно открывают рты, точно рыбы. Бойз дернул Хопкинса за руку, и они снова побежали, а вокруг гремели взрывы, вздымались в небо столбы дыма, стучали по асфальту осколки. Что-то ударило Гарри Хопкинса по затылку, и тот, потеряв равновесие, повалился вперед, упав на руки и содрав при этом кожу на ладонях до мяса о выщербленный асфальт. Коснувшись головы, британец увидел кровь, много крови, сочившейся из раны, но один из партизан, только глянув, сообщил:

— Царапина! Кожу только порвало! Всегда так, хоть чуть-чуть башку зацепит, кровищи море! Давай, мужик, вставай — и ходу, ходу!

Гром, волнами обрушивавшийся на город, смолк, когда очередной В-52, избавившись от своего груза, лег на обратный курс, и партизаны, едва не на руках таща растерянных, оглушенных журналистов, побежали по узкому переулку, лавируя между припаркованных на тротуара машин. А над головами снова звучал нараставший с каждой секундой гул турбин, оборвавшийся визгом стабилизаторов обрушившихся на беззащитный Нижнеуральск бомб.

Впереди встала стена огня, Хопкинс почувствовал, что его отрывает от земли какая-то могучая сила, отправляя в свободный полет, завершившийся яркой вспышкой и беспамятством. Придя в себя, репортер, понявший, что лежит на земле, лицом вверх, ощутил страшную боль во всем теле и звон в голове. В носу что-то хлюпало, Хопкинс утерся ладонью, увидев кровь.

— Дьявол! — репортер сел, осмотревшись по сторонам и увидев неподалеку еще дымящуюся воронку, оставленную разорвавшейся бомбой. А вокруг — неузнаваемо изломанные человеческие тела. — О, черт! Билли!

Перевернув ткнувшегося в асфальт лицом Уильяма Бойза, Хопкинс не смог удержаться от тошноты, увидев вместо лица своего оператора сочащуюся кровью сплошную рану, из которой торчали белые осколки костей. От партизан и вовсе остались только окровавленные обрывки камуфляжа да обгоревшие бесформенные куски, ничего общего не имеющие с человеческим телом.

— Господи, Билли! — Не отводя взгляда от своего напарника, Хопкинс кое-как встал на ноги, чувствуя, как весь мир вокруг завертелся в бешеном круговороте, так что к горлу снова подкатил горький комок.

Сделав первый шаг, англичанин едва удержался на ногах. Опустившись на корточки возле оператора, он поднял с земли чехол с видеокамерой, на вид вполне целый. В этот момент сквозь шум в ушах Хопкинс снова расслышал рокот турбин, и, выругавшись, побежал к ближайшему дому. Пятьдесят метров пути он проделал за несколько минут, дважды упав, и под конец вовсе полз на четвереньках. Несколько ступеней, утопленных в землю, привели Гарри к мощной железной двери, на которой красовалась вывеска с надписью, почему-то на английском: «Компьютерный клуб». Навалившись на тяжелую дверь, скрипнувшую плохо смазанными петлями, он смог приоткрыть ее на несколько сантиметров, скользнув в темное нутро подвала и вздрогнув от резкого окрика:

— Стоять! Руки подыми!

Хопкинс застыл, боясь даже дышать. Мальчишка, лет шестнадцати на вид, в грязном армейском бушлате, одетом поверх ярко-оранжевой «толстовки», направил ему в грудь ствол ружья, вороненого «помпового» дробовика, типа американского «Ремингтон-870». Гарри скосил взгляд налево, затем направо, осматривая довольно просторный зал. Вдоль стен, как полагается, столы с компьютерами, сейчас выключенными и покрытыми толстым слоем пыли. На одном из них стоит древняя керосиновая лампа, едва справляющаяся с царящим в подвале сумраком. А из-за спины вооруженного и явно перепуганного мальчишки, из-за стойки, где в прежние мирные времена сидел, видимо, администратор заведения, торчат несколько голов.

— Не дергайся, мужик, — срывающимся голосом предупредил тинэйджер, продолжавший крепко и уверенно держать оружие. — Убью!

Хопкинс, от контузии и испуга все позабывший, произнес громко и отчетливо:

— No shot, please!

— Американец?! А-а-а, сука!

Первый удар прикладом в живот Гарри пропустил, не ожидая от противника такой прыти. Пластиковый затыльник больно впечатался в тело, заставив англичанина согнуться, и следующий удар угодил по лицу, точно в скулу. Лязгнув зубами и ощутив вкус крови во рту, Хопкинс попытался увернуться, но был сбит на пол. Парень, орудуя прикладом и ногами попеременно, избивал сжавшегося в комок журналиста, громко и бессвязно ругаясь, а тот лишь стонал, вздрагивая.

Заскрипела дверь, дневной свет немного рассеял мрак, и громкий голос, прозвучавший от входа, разнесся по залу:

— Малец, а ну, оставить! Стоять, я сказал!

Двое немолодых мужиков в камуфляже, с АК-74 на плече, в «разгрузках», громко топоча, подошли к подрагивавшему, лежа на полу, Хопкинсу. Один из них, схватив за шиворот парня и выдернув из его рук ружье, рыкнул:

— Ты какого хрена делаешь?!

— Это американец! Эти твари мой дом разбомбили! Мать, батя, все там остались! Я его убью! Пусти!

— Это англичанин, журналист! — Раздался звук удара, и мальчишка, получив для ускорения подзатыльник, отлетел в сторону, а партизан, помогая подняться Хопкинсу, спросил:

— Жив, репортер? Могло быть и хуже?

— Мой оператор, — выдавил из себя Гарри. — Он мертв, черт возьми!

— Как и наши ребята. Так воюют американцы, не различая никого. Не знал об этом? Так выйди, посмотри по сторонам! Полгорода в руинах!

Хопкинсу помогли встать, протянули флягу с водой, и журналист кое-как смыл кровь. Затем, опираясь о плечи своих неожиданных спасителей, он вышел наружу, увидев перед собой дымящиеся развалины, оставшиеся от жилого дома, мимо которого они с Уильямом Бойзом пробегали несколько минут назад, ища спасения от сыпавшихся с небес смертельным градом бомб.

— Камера, — вспомнил, дернувшись назад, англичанин. — Там запись! Надо показать ее! Все должны это видеть!

— Здесь твоя камера, не суетись. Пошли пока в штаб, генерал рвет и мечет, думает, что вы погибли.

Гул взрывов, не прекращавшийся почти час, наконец, стих. Озираясь по сторонам, Хопикин всюду видел следы бомбежки. Воронки, выгрызенные в земле, осевшие кучей обломков дома, тела, неподвижно лежащие на тротуарах. Кое-где в небо упирались столбы густого черного дыма. Навстречу бежали люди, и партизаны и обычные горожане, которые тащили на самодельных носилках, а то и просто на руках, раненых, жалобно кричавших от боли.

С земли панорама разрушений выглядела жутко, но еще более впечатляющей она предстала для тех, кто взирал на город с высоты почти двадцать километров. Беспилотный самолет-разведчик RQ-4A «Глобал Хок», широко расправив свои углепластиковые крылья, продолжал величаво кружить над городом. Несмотря на то, что небо над Нижнеуральском затянул дым пожаров, «взгляд» инфракрасных камер высотного «дрона» проникал сквозь эту завесу, а где не справлялись они, на выручку приходила бортовая РЛС бокового обзора, позволявшая получать изображения почти фотографической точности на огромном расстоянии.

Данные шли на землю в режиме реального времени, непрерывным потоком, и еще не стихло над городом эхо взрывов последней сброшенной бомбы, а генерал Джеффри Клементс, не покидавший свой командный пункт, рассматривал результаты атаки.

— Инфраструктура получила серьезный удар, — заметил командующий, взгляд которого скользил по монитору. На сделанных с огромной высоты снимках были видны черные точки-«оспины», воронки от разорвавшихся бомб, разбросанные по всей территории города.

— Слишком низкая точность, сэр, — пожимая плечами, заметил офицер в форме ВВС, стоявший позади Клементса и тоже не без интереса смотревший на экран. — Несколько бомб легли в считанных сотнях ярдов от передовых позиций Морской пехоты. Удары с такой высоты не могут быть достаточно эффективными.