Харон

Но черт побери, тогда я стану чрезвычайно ограничен в действиях, передвижениях. Черта с два — вольный, опять поводок, только пущенный по проволоке. Вдруг придется куда рвать когти? Вдруг — отбиться от кого? Вдруг… мало ли что.

Игнатий-отец, значит, его уже повстречал. Его. Странно, действительно, как жив еще… Что-то слишком я об этом, преемнике моем, почтительно. Еще крупными буквами его поименуй. Много чести. Но — Инка…»

— Инесс, вы примолкли что-то. Переживаете по поводу проигрыша? Пустое. Деньги — тлен.

— Кому как, — буркнула она. Огонек сигареты на мгновение осветил полные губы, кончик носа, щеку, ресницы.

— Твой проспится там сзади, я ему дам установку, пусть трудится, если полезным хочет быть.

— Не говори про него «твой». И не вздумай спрашивать, почему мы разошлись. — Сигарета нервно вспыхнула.

— Хорошо, не буду. А ты припомни пока все приметы типа на «Вольво». Не в смысле чукчи с телхраном каким-то-докой, да? Вообще все, что сможешь вспомнить. Игнат займется его поиском, ему уже, так сказать, терять нечего. И еще…

— Иван.

— Инна. Пожалуйста — Михаил. Если угодно, мне мое старое имя дорого, как память. Не перебивай, прошу. Скажи мне, давно ли ты последний раз… ну, было твое видение? Это важно.

— Иван. (Он решил терпеть.) Нечто похожее на то, о чем ты вот сейчас спросил, я испытала буквально сегодня, в разговоре с Игнатом, когда все они заявились. Да, да, там их было много, я не говорила, но ты его спроси, какими методами они хотели тебя определить. Иван, модный мужчинка с цветочками, которому ты так здорово засветил с налету, — это, и был он. Угу, — Инка тихонько и безжизнен но. как-то покивала, Михаил угадал, в темноте. — Он нашел и меня. Мне теперь тоже нечего терять, да, Ванечка? Ты вот у меня радиоактивный…

— Да чушь все это, тебе ж Игнат только полчаса назад объяснял, ничего от меня… — До него все никак не могло дойти. Он — это…

— Ага. Который европеец с цветочками на кладбище. — Инку наконец проняло, и она упала в рыданиях на валик, где глухо стукнул «узи».

— Так что ж ты?!

Пять раз глубоко вдохнув и выдохнув, он погладил ревущую Инку по разметавшимся волосам.

— Ну, что ты…

— Я готов действовать по вашим приказаниям, Михаил, — четко сказал Игнат, поднявшийся с заднего сиденья.

Даже будучи сильно пьяным, он умел собраться за рулем, а сейчас, ночью, благодаря отсутствию машин ехать было почти совсем легко. Больше мешал вдруг густо поваливший, когда он добрался в. Район «Полежаевской», снег. Он включил было «дворники», но лишь через минуту понял, что забыл их надеть. Красные пятна светофоров на перекрестке расплывались в стекле. Он проехал на красный. Плевать.

«Но здорово же этот черт меня напоил. А напоследок даже своей отрезвляющей херни предложить не удосужился».

Игнат перескочил встречную полосу, даже не посмотрев в зеркальце, и секунду спустя позади него на страшной, километров за сто сорок, скорости пронесся черный приземистый «мерс».

«Вот был бы номер, славный фарш».

Здание, к которому он подъехал, стояло несколько в глубине по сравнению с остальными, девятиэтажными, белыми, блочными, без балконов в сторону улицы. Это, также в девять этажей, было кирпичным, более старой постройки. Прихлопывая дверцу, вечно заедавшую, Игнат оскользнулся на свежем снегу. Вспомнил, как Михаил спросил насмешливо, когда подвозил обратно к месту, где стояла Игнатова кофейная «шестерка»

«Что машинешка такая слабая, подполковник?»

«Видать, на другую не заслужил»…

«Вот погоди, со мной дело провернешь, премию дадут, в звании повысят, Игнатий-отец».

«Послушайте, совершенно не обязательно так по-хамски вести себя со мной. Если я сам предложил свои услуги, то это вовсе не оставляет вам право… А насчет званий я вам уже объяснял».

«Простите, — совершенно серьезно сказал Михаил, сделав шаг навстречу, пока Игнат возился с проклятым замком. — Простите меня, я и сам не понимаю, что меня весь вечер подзуживать вас толкает. На вашем месте я давным-давно дал бы мне по морде».

«Увы, я не на вашем месте».

«Доедете сами, или, может быть, все-таки подбросить вас? В пределах нескольких часов я пока не лимитирован».

«Благодарю, доберусь. Просплю минут сто и хочу сразу заняться делом. Значит, вы подтверждаете свое согласие, если вдруг ко мне вновь обратятся?»

Замок наконец сработал.

«Да. Конечно. Можете смело говорить, что я готов. А вы тем временем…»

Игнат даже не стал оглядываться, как тот идет и садится обратно в свой шикарный «Чероки», где его ждала… «Ика», — подумал Игнат. Это было любовное имя, которое Игнат шептал Инке в самые нежные мгновения.

В среднем подъезде из четырех дверей три были фальшивыми и лишь одна, правая вглубь, — настоящая.

— Уй,…! — Палец не попадал в кнопки кодового замка. Щелкнуло.

Весь первый этаж этого дома, ничем особенным не выделяющегося среди прочих жилых домов, не был, в отличие от следующих восьми, поделен на стандартные квартиры, а представлял собой единое пространство с по-другому нарезанными помещениями.

— Семен тут? — обратился Игнат к парню в белом свитере, скучающему за выгородкой в просторной зале, куда прошел коридором от двери, один раз повернув. Стены здесь были облицованы коричневой «под дерево» фанеровкой, лампы дневного света на относительно высоком потолке, вдоль стен банкетки и стулья из гнутых квадратных трубок с темно-красными виниловыми сиденьями.

Парень качнул головой неодобрительно — по-видимому, это относилось к внешним признакам Игнатова состояния. Мотнул подбородком в сторону одной из двух расходящихся из залы дверей.

— Вызови лучше, я посижу. — Игнат опустился на твердый стул возле самого прохода.

Игнату не хотелось идти внутрь, где пришлось бы долго разговаривать, а он сейчас был слишком подавлен. Этот Михаил оказался совсем не таким, какого Игнат ожидал увидеть. Гораздо более спокойным. Непоколебимо уверенным в себе. Каким-то, в самом худшем смысле этого определения, — слишком по-человечески наглым. И в то же время до такой степени явно безразличным… что там к его, Игната, персональной судьбе, к судьбе Ики… «Инны», — приказал себе думать Игнат.

И даже к тому, от каких необыкновенных людей исходит интерес к нему! Какие это сулит невероятные возможности! Какие открывает перспективы! Черт с ними, с судьбами отдельно взятых, даже если один из них — ты, но головокружительная "картина от могущих открыться тайн! Загадок! Открытий! Знаний! Запредельных…

Игнат поднял глаза. Парень за сплошной выгородкой продолжал играть во что-то у себя на компьютере; пищало и рычало электронными писками и рыками. Тогда Игнат стал рассматривать портрет, что висел на правой от него стене продолговатой залы. Зала выходила на обе стороны дома, сквозная.

Большой квадратный портрет был фабричного — когда-то — производства, из наборного шпона, крытого лаком. Не очень-то тонкая работа, так называемый ширпотреб. Бородка, фуражка, умные и безжалостные польские глаза.

«Или он действительно из таких дальних далей, что ему все наше здешнее не мелко даже, не незаметно, а — не существующе?» — думал Игнат о Михаиле, глядя на портрет Дзержинского.

Нет, он не мог сейчас сосредоточиться хоть минимально. Вышел Семен с неизменной трубкой.

— Как ты… о, вижу. Причастился. Привез что?

— Держи, Семен Фокич. Твои ребята что-нибудь наковыряли?

— Наковырять наковыряли, да я тебе лучше часиков в двенадцать позвоню расскажу. А то ты мне, как проспишься. Или сам приезжай, я снова тут буду.

Семен Фокич покрутил, держа за края донца, низенький фужер, из которого Михаил пил в ресторане минеральную воду. Игнат увел фужер, когда навалился, поднимаясь, на край стола.

— Сам не лапал? Ну, ладно, потом. Езжай давай, а то останься.

— Да мне ж рядом. Устал просто. Бывай, я позвоню.

— Бывай.

Семен Фокич проводил Игната до дверей, придерживая на повороте, вышел с ним на крыльцо в пять ступенек, поглядел, как тот садится в «жигуленок», заводится, уезжает. Выбил трубочку, сплюнул. «Время-то к пяти», — подумал он.