Хьюстон, 2015: Мисс Неопределённость (ЛП)

Я поджал губы и слегка покрутил головой, показывая соседу, что не одобряю ни самоубийств, ни разговоров об оных.

— Простите, — сказал японец и отвернулся к окну.

Я тоже посмотрел. Чуть ниже железнодорожной эстакады проходила улица, а на ней – невероятное столпотворение автомобилей. Шустрые мотоциклисты лавировали между машин. На сленге токийских фанатов двухколёсного транспорта – «просачивались». Глазницы светофоров на ближайшем перекрёстке – слепо чернели. На следующем – то же самое. Там проезжую часть не поделили две легковушки. Для американца – ничего серьёзного, краска на бампере. Бампер – от слова «бам!» Но для среднего японца, царапина на сияющей машине – трагедия. Никакой косметический ремонт не вернёт счастья.

— Светофоры не работают. От землетрясения? — указал я.

— Светофоры? Вряд ли, — ответил японец, — Чтобы выключились светофоры – землетрясение должно порвать проводa! Мы бы толчок почувствовали.

— В вагоне становится душно, не находите?

Очкарик запустил палец за воротничок белой рубашки, поправил галстук, поглядел на вентиляционные решётки в потолке вагона, — По-моему, кондиционер выключился.

Цифровые табло на переборке – тоже мертвы, только над дверью светился зелёный индикатор «Выход». Я поглядел на экранчик «айфона». Иконка показывала отсутствие сигнала, правда, «AT&T» по дороге из Нариты в Ханеду ловит не везде.

— У вас японская СИМ-карта? — спросил я попутчика.

Японец полез во внутренний карман пиджака. Его телефон был размером с лопату, специально приспособленная для Интернета модель, — Смотрите-ка, обе карточки без сигнала! Что это? В Токио кончилось электричество? — вернул телефон в карман, достал платочек и принялся протирать очки.

Динамики в вагоне зашипели по-японски. Я разобрал «гомэн насай» – «покорнейше просим простить» и «денки» – электричество.

— Так и есть: электричество! Машинист говорит, вся линия отключилась, — перевёл сосед.

— Он не сказал, когда поедем?

— Нет, но над проблемой уже работают.

«Над проблемой работали» около трёх часов. Мой случайный попутчик сначала ударился в панику, что безнадёжно опаздывает на самолёт в Кумамото, сокрушался, лучше ехать поездом. Далековато, целых шесть часов, зато надёжнее. У него внезапно заработала одна из СИМ-карт, он вставил в ухо беспроводную гарнитуру и после бесконечных «хай» и «десу не!» – делa наладились. Школьный приятель, десять лет как не виделись, уже зовёт в ресторан, а потом – по барам! Очкарик повеселел и начал показывать мне на своей «лопате» бесконечные фото жены и дочки. Как у многих японцев, у парня бзик на фотографии. Возможно, я что-то пропустил, но создалось впечатление, абсолютно на каждом снимке дочка держит пальцы зайчиком.

Я стал поглядывать на часы. Возможно, стоило послушаться Директорат перевозок и заказать в Нариту машину? Однако, если светофоры отключились по всему городу, сидел бы сейчас в пробках, вероятно не ближе к цели моего путешествия.

«Работа над проблемами» у японцев поставлена неплохо. Не прошло и получаса, в вагоне заработала вентиляция, но без кондиционера. Появились две девушки с тележкой: раздавать бесплатные банки с подогретым кофе и бутылочки с охлаждёнными напитками. Затем, в вагон вошёл пожилой джентльмен в форменной куртке «Кейсей». Останавливаясь у каждого ряда кресел, отвешивал официальный, руки по швам, поклон и произносил «гомэн насай». Железнодорожная компания – потеряла лицо! Хорошо, в Японии больше не делают сэппуку.

Наконец, кондиционер загудел на полную мощность и поезд тронулся. С табло начали кланяться электронные девушки, на нескольких языках оповещая о времени прибытия в Международный Аэропорт Ханеда. С их слов выходило, на чартер я успеваю без проблем. Пробки несколько рассосались. На самых крупных перекрёстках, полицейские, в белых перчатках и масках против автомобильного выхлопа, довольно успешно подменяли неработающие светофоры.

Ожидаемо, отключение электричества создало столпотворение и в Ханеде. Нет, никаких авиакатастроф: у радаров и прочего оборудования есть источники аварийного питания. Однако, всё связанное с регистрацией пассажиров и перегрузкой багажа – остановилось. В душном зале под погасшими табло – топтались бесконечные очереди. Многие пассажиры уже уселись прямо на пол между нагруженных сумками и чемоданами тележек. На месте баров и кафе, там, где обычно стоят официантки, выкрикивая традиционное «Ирашаймасе!» и зазывая посетителей – тускло серебрились ночные жалюзи. В едва освещённом переносными фонарями помещении кондитерской-киссатэн три девушки в накрахмаленной униформе и белых носочках, но без туфель – протирали от крошек совсем пустые полки. Чернели обесточенные банкоматы и автоматы с напитками.

Я проследовал через весь аэропорт, к специальной стойке «JAL». Завидев приближающегося большого босса, японец за стойкой вскочил и поклонился. Я тоже поклонился: как и положено боссу, несколько менее глубокий поклон с более короткой паузой. Покончив таким образом с традиционными приветствиями, японец перешёл сразу на вполне деловой английский: — Добрый день, Сумайлсу-сама. Ваш паспорт, пожалуйста!

— Вижу, никого уже нет на регистрации. Я сильно опоздал? Поезд «Кейсей» простоял между станциями почти три часа.

— Три часа? Это позор! К сожалению, вылет чартера тоже задержан, Сумайлсу-сама. «JAL» приносит официальные извинения. Гомэн насай! — служащий снова склонился в глубоком поклоне.

Я успел прочитать имя на нагрудном бэдже, — Вам совершенно ни к чему извиняться, Тамаки-сан. Похоже, электричество по всему Токио отключилось. Много ли пассажиров на этот раз?

— Всего три пассажира в списке, сэр. Разве ваш офис в Ново-Холмске не проинформировал? Дано указание: из Ханеды пассажиров не брать. В порядке исключения: только вы и два пассажира с российскими паспортами.

— Подождите! А как же смена буровых бригад?

— Смена осталась в гостинице, до отдельного уведомления. И ещё, Ново-Холмск потребовал самолёт побольше. Сегодня летит не «Боинг-737-800», а «Боинг-767-300ER». Сто семнадцать дополнительных мест.

Дрожащими пальцами я вытащил «айфон». Есть ли связь? К моему удивлению, иконка показывала две полоски. Из списка звонков выбрал мобильный номер Рэнди. Вместо гудка, раздался музыкальный тон и голос по-японски. Я переключил звонок на динамик и попросил Тамаки перевести.

— Международные звонки временно недоступны. «AT&T» уже работает над проблемой. Гомэн насай.

— Откуда в аэропорту можно позвонить?

— Наземные линии в аэропорту все отключились. Я пробовал звонить в Россию с моего мобильника – то же самое сообщение, что и у вас. И Интернета нет.

— Понятно, — я коснулся иконки электронной почты. Ещё в Нарите удивило: с момента отлёта из Хьюстона нет новых сообщений с адресов НХЭЛ. А теперь вообще ничего нового не было: ни в почтовом ящике НХЭЛ, ни даже в личном.

По полированному бетону летела тележка с огромными рюкзаками, а за ней – два молодых человека. Один, бородатый и с косичкой, чем-то напомнил мне гика Майка, из моей первой в карьере рабочей группы. Наверное, именно так коварный инженер-разработчик выглядел в университетские годы, когда уже освоил ФОРТРАН и акустическую гитару, но ещё не научился в гольф. Второй парень, в сильно потёртых джинсах и видавшей лучшие времена туристической курточке, неуловимо напомнил «царя, бога и дьявола» наклонно-направленного бурения Брента.

«Майк» вытер рукавом вспотевший лоб и неожиданно заговорил на вполне беглом японском. Господин Тамаки за стойкой поклонился: не так глубоко, как кланяются большим боссам, а дежурным вежливым поклоном сотрудника авиалинии.

Молодые люди извлекли из карманов красные российские паспорта. «Брент» кинул рюкзак на весы, но Тамаки сделал мягкий жест рукой и опять проскочило: «Гомэн насай!» Может хватит ему извиняться? Ни сами весы, ни конвейер – не работают без электричества. «Майк» перевёл извинения на русский, а «Брент» вернул багаж на тележку.