Лидия (СИ)

— А куда? — спросила она.

Лида прижалась ко мне щекой, и её дыхание щекотало мне шею.

— Космический театр? — сказал я.

— Звёзды и любовь? — Я почувствовал, как она улыбается. — Или как там это было? Можно, правда… там, по-моему, уже не идёт ничего интересного.

— Солнечное затмение больше не показывают? — спросил я.

— Не показывают, — сказала она.

— Ну, тогда мы могли бы…

— А помнишь, мы как-то ездили к реке? — сказала Лида. — Куда-то далеко, ночью. Ты ещё взял напрокат такую огромную машину… Я подумала, мы могли бы…

Лида подняла голову. Глаза у неё влажно блестели. Она хотела ещё что-то сказать, но слова застыли у неё на губах. Неожиданный порыв ветра разметал её волосы. Говорить больше было не нужно. Я склонился над ней и…

56

Идеальная тьма медленно затягивала яркое дневное солнце.

Я представлял, как тень от Луны мчится по далёким пригородам и скоростным автострадам, а солнце тем временем превращается в изогнутый полумесяц, вспыхивает и скрывается в темноте. И на небе, потускневшем, погасшем, как экран с покрытием из жидких кристаллов, остаётся только пугающий чёрный диск, охваченный тающим пламенем — короной из последнего солнечного огня.

Я снова проснулся в темноте.

Солнечный нимб погас, и сумерки сменила вечная мёртвая ночь. Как будто всё вокруг перестаёт существовать, когда нет отражённого света — когда ты не можешь доверять собственным глазам.

Я долго лежал на кровати, неподвижно глядя в чёрный потолок. Я помнил солнечное затмение так явственно, словно был в космическом театре только вчера; я чувствовал поцелуй Лиды на своих губах. Сколько я на самом деле нахожусь в этой тюрьме? Два года? Они могут говорить что угодно, они, наверное, даже сведут меня когда-нибудь с ума своими рассказами, пытками и бессмысленными допросами, но память кожи обмануть они не в силах.

Я провёл рукой по губам.

Привычно шипел воздуховод над кроватью, выдыхая холодные струи воздуха с запахом хлора, но утробного машинного гула не слышалось — как и призрачных голосов.

О чём они тогда говорили? Название камеры, Д2. Кто-то с Ахилла. Кто-то такой же, как я.

Лидия?

Я несколько раз моргнул и потёр рукой глаза.

Единственное, что я видел — это горящий красный глазок камеры наблюдения, однако тьма меня уже не пугала, я привык к ней, как привыкает ослепший доверять другим органам чувств.

Я медленно поднялся, шагнул в темноту, разведя в разные стороны руками — как акробат, балансирующий на канате. До двери было ровно восемь шагов. Немигающий глаз камеры наблюдения смотрел в пустоту. Я вдруг вспомнил, как кто-то (наверное, Виктор) рассказывал мне, что у некоторых панорамных камер есть слепое пятно — слишком маленькое, чтобы можно было незаметно прокрасться по коридору или зайти в какую-нибудь тайную дверь, но вполне достаточное, если нужно всего лишь укрыться от чьих-то глаз.

Поможет ли мне это?

Я мог бы спрятаться в этом слепом пятне, и когда девушка, называющая себя Таис, не увидит меня на своих мониторах и зайдёт сюда, сжимая в руках пульт управления светом, я набросился бы на неё сзади, отобрал бы её оружие и… И тот мужчина, с которым она как-то спорила в моей камере, нажал бы свою кнопку, и через секунду я бы уже лежал без чувств.

Я расстегнул куртку и провёл рукой по правому плечу.

Воспаление на коже сошло, имплантат давно уже не активировали, и я едва смог нащупать небольшую припухлость над трицепсом. Имплантат зашили неглубоко, и, когда я с силой давил на плотную опухоль под кожей, то чувствовал, как вшитое в руку устройство неприятно перекатывался под пальцами. Мне нужно было обязательно вытащить его, но разодрать кожу пальцами я не мог.

Я глубоко вздохнул, изогнул шею и, как можно выше задрав правую руку, вцепился зубами в плечо.

В тот же момент в комнате зажёгся свет.

— Отойдите от двери! — послышался резонирующий металлический голос.

Слепого пятна нет.

— Лида? — крикнул я и тут же поправился: — Таис? Это ты? Зачем тебе этот модулятор? Ты не можешь говорить без него?

— Какой ещё модулятор? — возмутился голос.

— Что значит, какой? Таис, ты опять…

— Отойдите от двери! — рявкнул, позвякивая, неживой голос.

Я подчинился.

— Настало время кормления, — сказал я, усмехнувшись, и сел на постель.

Голос молчал. Я пытался сообразить, поможет ли мне как-нибудь пустая упаковка от пакета с суспензией. Впрочем, если за мной наблюдают круглые сутки, и у камеры нет слепого пятна, то я никак не смогу незаметно вытащить имплантат.

— Еды сегодня не будет? — спросил я.

Голос проскрежетал что-то нечленораздельное — кто-то пытался прочистить горло, встав у микрофона, — и через несколько секунд из люка в двери вылетел белый пакет. Грузный паёк шлёпнулся неподалёку от меня, клеёные стенки пакета не выдержали, и суспензия потекла из надорванных швов, расплываясь жирным пятном на полу.

— Да что же вы делаете?! — крикнул я и бросился к пакету.

Вытекло не так много, однако пакет потерял герметичность, и белесая жидкость сочилась из него, стекая по моим рукам. Я надорвал края пакета снизу и стал жадно пить, запрокинув голову.

Под потолком вновь раздался звон.

— Лидия, — произнёс искажённый модулятором голос.

— Что? — не понял я, вытирая губы руками.

Пакет уже опустел, и я бросил его на пол.

— Кто такая Лидия? — спросил голос. — Расскажите о Лидии.

Я засмеялся.

— Теперь я вижу, — сказал я. — Ты не Таис. Ты… — я напрягся, пытаясь вспомнить, — ты Алик, да? Или кто-то ещё? Сколько вас там? Вы все на кого-то похожи, все украли чужие лица?

— Кто такая Лидия? — повторил голос.

— Вы ведь и так это знаете, — сказал я. — Должны знать. Лидия — оператор четвёртого разряда, была приписана к кораблю Ахилл. Так же, как и я. В момент нападения сепаратистов была…

Я вдруг осёкся. Где была Лидия? Последние события на Ахилле — когда врубилась тревога, и все коридоры корабля залило красным светом — я помнил смутно.

Я закрыл глаза.

Я был в тоннеле, соединявшем отсеки — лишь в паре метров от рубки. Я не помнил, как оказался там. Сигнализатор в ухе истерично вопил, я пытался выключить его, засунув в ушную раковину палец, но от этого буравящий черепную коробу визг стал только громче.

Лидия.

Я поморщился. Её не было рядом со мной. В коридоре вспыхивали аварийные люминофоры, на мгновение я поддался панике, слишком сильно оттолкнулся от настенного поручня и больно врезался в стену правым плечом. Плечо болело так, словно я содрал с него всю кожу, но я не обращал внимания не боль; перед глазами плыла красная муть.

И тут я увидел её.

Время замедлило свой ход, аварийные люминофоры в стенах медленно разгорались, наливаясь судорожным слепящим светом, и также плавно затухали, коридор на мгновения погружался в темноту, а Лидия падала сквозь эти всполохи света, расставив руки, неподвижно глядя перед собой остекленевшими глазами, подчиняясь неизвестно откуда взявшейся силе притяжения.

Нет, всё было не так. Не так.

— Что произошло с Лидией? — прогремел голос под потолком.

55

На следующий день после нашего разговора в сквере рядом со звёздным кафе Лида не пришла в институт.

Я написал ей несколько сообщений, но она ответила только поздним вечером, и я даже решил, что у меня начались галлюцинации, когда получил извещение на суазор. Она написала, что заболела, что (должно быть) недостаточно тепло оделась во время нашей последней прогулки, что в сквере было слишком ветрено и что вообще у неё, скорее всего, ослаблен иммунитет. Я не поверил ни единому её слову, пожелал ей скорейшего выздоровления, разделся и лёг в постель, хотя и понимал, что всю ночь не смогу уснуть.

Я старался представить, как спустя несколько лет пойду служить на какой-нибудь огромный корабль, который не может даже заходить в атмосферу планет — однако передо мной упорно вставал образ Патрокла на низкой орбите Венеры. Мысли о Лиде сменялись мыслями о войне; я видел космические корабли, которые горели, распадаясь на части, как древние деревянные фрегаты; потом я вспомнил крематорий, погребальный костёр и незаметную табличку с именем моей матери на могильной стене.