У кладезя бездны

Вот так вот и ломаются судьбы…

Ксения не раскаивалась, даже сейчас, когда я поймал ее на лжи. Нет-нет… Трудно даже представить себе, как она ненавидит Люнетту… женщину, которая попыталась отнять у нее и бывшего любовника и брата. Ненавидит своей, чисто женской ненавистью, ненавистью самки, на домашний очаг которой посягнула другая самка — мужская ненависть тут и рядом не стояла. Если бы она могла — она бы ее просто убила. Поэтому — она не раскаивается, нет…

— Ты то портить макияж не будешь, верно? — впервые за все время разговора улыбнулся я

— Верно…. — Ксения тоже улыбнулась.

Негласный договор был заключен

— Тебе не холодно здесь? Сильно дует.

— Пожалуй…

Как галантный кавалер — я подал даме руку. Мы вместе — вышли на дорогу…

— После войны, у кавалерственных дам [90]вошло в моду проведывать раненых. Полагаю, что мне тоже… возможно стоит последовать моде. Хотя я всегда плевала на нее…

Я поцеловал руку Ксении

— Да нет, Ваше Высочество. Думаю, не стоит изменять своим милым привычкам.

Ксения зло взглянула на меня. Но ничего не сказала.

Почему я принял условия игры? По разным причинам. Во-первых, если сказать правду — ничего кроме горя это не принесет, причем многим людям. Во-вторых — теперь в Россию вернулась Юлия. Ксения упомянула о ней в разговоре не случайно, совершенно не случайно — она ненавидит и ее. И мне — не стоит заводить себе такого врага, как Ее Высочество, хотя бы ради Юлии и Майкла.

И, наконец, в-третьих — сама того не подозревая, Ксения отодвинула в сторону камень, под которым оказалась не просто гадюка — а целой гнездо гадов. И с этим надо что-то делать — а с личными переживаниями разбираться потом.

Но сначала — мне надо добраться до этого проклятого крыльца…

Ливадия

Прошлое…

2013 год, месяц спустя

Ливадия…

Ливадийский дворец — когда то мы лазали через его забор. Дворец, оставшийся Николаю от отца и деда. Одно из мест, где можно хоть немного отдохнуть.

Уже несколько дней я работал в Ливадийском дворце. Переехал сюда сразу после того, как проводил Майкла… дай Бог ему удачи на этой скользкой дорожке. Можно было бы работать и в Ак-мечети, но там — слишком много насущных и неотложных дел, работать мне там не дадут.

Я был «командой Б» — в каком-то смысле. Давно, еще в конце семидесятых — Меллон-старший, еще работавший тогда директором СРС — создал команду Б в составе Специальной разведывательной службы САСШ. Команду, возглавлявшуюся неким Подгурским, тогда еще мало кому известным. Эта команда, состоявшая из представителей научных кругов, но не правых, как тогда казалось — а «правачествующих». [91]Эта «команда Б» должна была, получая те же самые разведывательные данные, которые получали штатные аналитики СРС — представлять директору СРС, а возможно и президенту их независимую оценку и аналитический расклад по ним. Команда Б проработала до середины восьмидесятых и ее вклад в разрушение Америки — трудно переоценить. Именно тогда — была заложена политика восьмидесятых — политика Фолсома, основанная на крайней русофобии, агрессивности, трансатлантическом братании с врагами. По моему глубокому убеждению — именно эта политика уже тогда, в восемьдесят втором — чуть не привела к ядерной войне. Атака японского императорского флота на Панаму и Гавайи, новый виток дестабилизации в южной части Атлантического океана, закончившийся прямыми столкновениями британского флота и Флота открытого моря Священной римской Империи, открытая дестабилизация и мятеж Польши. Именно измена фолсомовской Америки сделала подобные геополитические движения возможными. Япония никогда не осмелилась бы напасть на Гавайи и Панаму — если бы знала о действующих договоренностях России и САСШ и возможности ответного удара с российской территории по Токио. Британия — никогда не осмелилась бы провоцировать польский вооруженный мятеж и вступать в схватку со Священной Римской Империей — если бы доподлинно не знала, что САСШ будут на ее стороне. Более того — я не могу о том утверждать, но возможно, что был готов и план возвращения САСШ в Индокитай с одновременным ударом русской армии по территории континентальной Японии. Все это было сорвано не дешевым голливудским актером, вскочившим в президентское кресло как ковбой в седло — а именно действиями «Команды Б», поставлявшей североамериканскому правительству совершенно безумную, параноидальную информацию о русской угрозе. И людьми, к ней присоединившимися.

Я тоже в каком-то смысле — команда Б в единственном числе. У меня нет ни помощников, ни технического персонала — только компьютер, доступ к базам данных и голова. И единственная моя задача — попытаться хотя бы приблизительно очертить контуры мирового заговора, к выводам о существовании которого я пришел во время своего лежания на больничной койке. Знаете — если остановиться и просто подумать — иногда это сильно помогает.

Николай приехал через несколько дней — как только смог вырваться. Он мало кому доверял, стал намного жестче, чем раньше. Его кортеж включал в себя несколько машин и бронетранспортер — дожились до того, что приходится принимать и такие меры безопасности. Услышав шум машин, я вышел на балкон второго этажа — машина Николая стояла у самого подъезда, как раз под моими ногами — мы стояли на балюстраде, [92]я и несколько снайперов Собственного Конвоя. Второй машине места под балюстрадой, со всех сторон завешенной белым полотном не хватило — и я увидел, как из второй машины высаживается Путилов. Значит — по-прежнему в обойме. Не Цакая, конечно — но резать вполне в состоянии. [93]

Кстати — знаете, чем Цакая отличается… отличался от Путилова? Нет, не тем что Путилов только выслужился в потомственное дворянство, а Цакая был дворянином во втором поколении. А тем, что то, что Цакая делал для России — Путилов делал и делает ради своей карьеры и «близости к телу». Чувствуете разницу?

Хотя… в наши поганые времена обесценивания всего и вся — удивительного в этом нет. Не враг, работает… и пусть работает.

Николай был в привычной для себя десантной форме. Знаки различия у него остались те же самые, какие были тогда — получалось, что Русской Армией командует старший лейтенант. Такого, наверное, никогда не было, за всю русскую историю.

— Как? — коротко спросил он, после того, как мы обнялись по русскому обычаю и по старой дружбе

— Нормально.

— Врешь — у Николая всегда была эта безапелляционность — и глупо врешь.

— Не джигит, но послужить еще могу.

— Это точно. Хватит жизнью рисковать, пора и головой работать. Павел тебе привет передает. Мария — тоже.

Личная жизнь Его Императорского Величества была поводом для тихих пересудов во всех петербургских салонах, и могла бы послужить основой не одной скандальной газетной статьи — если бы редакторы не держались за свое место… пятую точку, по которой вполне и розгами могли пройтись. После произошедшего в двенадцатом году безумия — Мария вернулась в Россию с сыном и даже жила в Александровском дворце, но мало кто знал, что как муж и жена они с Николаем уже не жили — слишком велик оказался груз обид и слишком велика гордость… или гордыня, один из смертных грехов? Павел учился в кадетском, наверстывал с домашними преподавателями упущенное и, как я подозреваю — сильно переживал из-за отношений отца и матери, которые ограничивались совместными появлениями на балах и церемониях. Анахиту, Люнетту — Николай отослал вместе со своими детьми, еще одним сыном и дочерью в Туркестан, где приказал возвести еще один дворец. Свое имя он детям не дал и теперь — получается, что это были ублюдки, хотя все знали, от кого они происходят. Добившись своего, Ксения отослала Николая, Нико, нашего с ней сына в Швейцарию на учебу и сама часто и надолго уезжала из страны — но всегда возвращалась. Судя по ее активности — у них с Николаем была какая-то договоренность, договоренность относительно Европы. Берн, Берлин, Цюрих, Женева, Мадрид, Стокгольм, Париж. Ее можно было увидеть на любом крупном общественном мероприятии, таком как бал Красного креста. Наводит на размышления, не правда ли?