Серебряный доспех

В Сером Ордене Ринан Сих слыл человеком отчаянной храбрости. Он оставался на месте близящейся катастрофы, невзирая на очевидную опасность, и всегда успевал узнать больше, чем другие собратья, именно благодаря тому, что наблюдал и слушал до последнего.

– Здесь побывал пророк тумана, - сказал Ринан Сих.

Он махнул рукой одному из койаров. Тот улыбнулся и быстрым движением пальцев метнул в пленницу две крохотные звездочки с остро отточенными жалами. Обе они поразили цель, вонзившись в левое плечо Пенны.

Женщина содрогнулась и слабо закричала. Она явно теряла силы.

– Здесь побывал пророк тумана, - повторил Ринан Сих. - Что он говорил?

– Гнев богов, - шевельнулись пересохшие, растрескавшиеся губы Пенны. - Кара богов…

– Кто видел, как возводился чумной тотем? - продолжал Ринан Сих.

Ответа не последовало. Инквизитор, впрочем, и не рассчитывал услышать что-либо внятное по этому поводу. Совершенно явно, что чумной тотем вырос здесь как будто сам по себе. Очевидцев подобного кощунственного строительства обычно не находилось. Пророки тумана строили свои тотемы быстро и тайно; впрочем, глубочайшей тайной была окружена вся их жизнь. Ринан покачал головой:

К какой расе принадлежал пророк тумана? Ответа по-прежнему не было. Еще одно разочарование. Иногда Ринану казалось, что он вот-вот ухватит истину за хвост. В представлении Ринана истина была чем-то вроде верткой ящерицы или какого-нибудь другого скользкого, неуловимого существа. Она всегда убегала прежде, чем инквизитор успевал хотя бы разглядеть ее, не говоря уж о том, чтобы поймать. Пару раз он был уверен, что одолел противника, но нет, самое большее, на что он мог рассчитывать, был сброшенный хвост ящерицы.

Вот и сейчас.

– Я помогу спастись от чумы тому, кто ответит мне, к какой расе принадлежал пророк тумана, - повысил голос Ринан Сих. - Я могу спасти любого, это в моей власти.

Сейчас он обращался не только к тем, кого допрашивал, но ко всему городку.

Бесполезно. Они попросту ничего толком не видели. Не разглядели, не поняли. Ответы сыпались отовсюду, люди кричали, поднимали руки, вытягивали шеи - делали все, лишь бы инквизитор обратил на них внимание и оценил их усердие. Называли самые разные расы, даже троллей.

Обостренное чутье подсказывало Ринану, что все эти люди лгут. Не из желания ввести в заблуждение инквизицию, разумеется, а просто в жалкой попытке спастись. Спастись любой ценой.

Бедняги. Они уже обречены и какой-то частью своей личности знают об этом. Разум еще пытается сопротивляться, а плоть уже сдалась смерти. Тщетная иллюзия: якобы ни одно из существ, наделенных разумом, не в состоянии воспринимать собственную смерть. Мол, это за гранью понимания. Ничего подобного! Большинство нормальных людей, троллей и прочих в какой-то миг смиряются с собственной смертностью и как бы дают согласие умереть. Сдаются. Иногда это выглядит как трусость, иногда - как храбрость. Но смерть никогда не забирает разумное создание без предварительной «договоренности» с ним.

Опытный взор инквизитора различал готовность умереть в лице Рузака. И точно так же Ринан Сих видел, что Пенна не сдается, что она продолжает сопротивление. Эту женщину, какой бы стойкой она ни была, еще предстоит сломить до конца.

Приблизившись к Пенне вплотную, Ринан Сих прошептал ей на ухо:

– Я прикажу отпустить тебя, если ты ответишь мне, где находится ваш предводитель - Мор-Таурон.

Пенна закрыла глаза. Даже если бы она знала об этом, она никогда бы не выдала инквизиции Несущего Слово. Бесполезные посулы, бесполезные надежды.

У Ринана задрожали углы рта. Он начал терять терпение. Оставалось совсем немного времени, инквизитор ощущал это присущим ему обостренным чутьем.

В глазницах черепа, венчающего чумной тотем, уже начинал клубиться туман, пока что еле заметный…

Ринан побледнел. Несмотря на всю свою смелость, так долго в обреченных городах он прежде не задерживался.

***

Жрецы, обходившие обелиск кругом, не поднимали головы и смотрели только себе под ноги. Каждый новый шаг должен быть в точности таким же, как предыдущий. Они ступали след в след, тщательно следя за тем, чтобы их движения оставались размеренными и одинаковыми у всех.

Монотонное пение сопровождало процессию. Оно не прекращалось ни на миг, и иногда жрецам начинало казаться, что голоса звучат помимо их воли; более того - что голоса и направляют их волю…

И вдруг в одно мгновение издавна заведенный порядок разрушился самым грубым образом.

Послышался странный топот. Он нарастал, становился все сильнее. Затем донеслись и голоса, совершенно не сообразные месту, - пронзительный визг, отрывистые выкрики, хриплые грубые возгласы.

Один из жрецов споткнулся, за ним утратил равновесие другой, третий… Живые кольца, обвивавшие обелиск, сломались, люди в мантиях останавливались, натыкаясь друг на друга, совершенно растерянные, вырванные из привычного неспешного ритма, который устоялся за века их служения и не разрушался никогда. У многих кружилась голова.

Раздался громкий крик:

– Кто это?

И еще:

– Братья! Спасайтесь!

А после:

– Спасайте обелиск!

К святилищу выбежало целое стадо каких-то странных, жутких с виду существ. Они скакали, высоко подпрыгивая и при каждом соприкосновении с землей касаясь ее одновременно и ступнями, и сжатыми кулаками. Горбы на их спинах шевелились, у многих между лопаток болтались переломанные кожистые крылья. Пасти монстров скалились длинными тонкими зубами.

В этой несущейся толпе жрецы не сразу разглядели двух троллоков.

– Ты уверен в том, что делаешь? - задыхаясь на бегу, спросил Гирсу. Его легкие работали как кузнечные мехи, но даже воин уже чувствовал утомление. Стремительная погоня вымотала его; так что же говорить о менее крепком Хазреде!

Однако тот, как казалось, держался даже лучше приятеля. Очевидно, его целиком и полностью захватила эта затея.

– Я уверен! - рявкнул Хазред. - У жрецов сейчас будет важное занятие! На нас они и внимания не обратят.

Мосластые создания набросились на служителей в мантиях. Те пытались обороняться, но силы оказались слишком неравными. Чудовища хватали их, валили на землю и мощным, уверенным ударом длинных когтей разрывали несчастным горло. Одному жрецу оторвали голову, и фонтан крови залил все вокруг. С громким урчанием тварь набросилась на обезглавленное тело и, вымазавшись в крови, принялась пожирать останки. Другие поглядывали на нее с завистью.

К нападавшим уже бежали воины, призванные охранять обелиск от вторжений. Обычно лишь немногие осмеливались посягать на святыню, опасаясь гнева богов. И справедливо опасаясь! Но то касалось лишь разумных существ. Что до обычных хищников и злобных порождений тумана - с ними приходилось разговаривать на языке железа и стали.

В большинстве своем охрана обелиска состояла из ижоров, довольно хрупких на вид и явно более слабых, чем большинство их противников. Они пользовались отравленными стрелами, и, надо сказать, впечатление слабости, которое они производили, было весьма ошибочным. Под ядовитыми стрелами храмовой стражи пало немало врагов. А те, на кого яд не действовал, погибали от деревянных дротиков или от огня.

Ловкие, умелые, хитрые, ижоры хорошо знали свое дело.

Однако сейчас им пришлось нелегко. Мосластые твари оказались стойкими к страшным ядам. Хазред сам видел, как один из них, с тремя стрелами в груди, продолжал преспокойно атаковать жрецов. Сперва Хазред (как и храмовые защитники) полагал, что обычно оружие против мосластых существ бесполезно, но затем он с облегчением убедился в своей ошибке. Яд действовал на них очень медленно, но все-таки действовал. Постепенно движения раненых отравленными стрелами становились более медленными, реакции - заторможенными.

Вот один, с двумя стрелами в руке, неожиданно покачнулся и упал на четвереньки. Кожистые лоскутья на его спине затряслись, как будто его колотила жестокая лихорадка. Затем умирающий монстр поднял голову и зарычал, обнажив очень длинные, испачканные кровью клыки. Затем он ткнулся лбом в землю и больше не двигался.