Белый воин

Внутри крепости на бывшем ярмарочном пустыре свежеиспеченные десятники гоняли до седьмого пота не державших ранее оружия и не умеющих сражаться в строю ополченцев. Крики и ругань ветеранов оглашали ставший похожим на потревоженный пчелиный улей военный лагерь. Людям, сменившим косы на копья, вдалбливали тяжелую науку выживать. Никто не ныл и не жаловался. Молча сносилась ругань вечно орущих командиров. Если падут они, больше некому будет защищать их семьи.

Из охотников была собрана неполная сотня стрелков: именно на них лежала разведка местности и, если повезет, возможная охота. Они уходили далеко в глубь захваченных тарками земель. Вести поступали неутешительные. Орда шла со всех сторон медленно, но неотвратимо.

Осада еще не началась, а продовольствие уже таяло с пугающей быстротой. Седовлас еще седмицу назад сократил раздачу еды людям, и жители безропотно принимали такие меры.

Постаревший и осунувшийся, Икер этим ясным весенним утром стоял на самой высокой смотровой башне, с надеждой вглядываясь в даль леса, — такая привычка появилась у него в эти дни. Валдо принес обнадеживающую весть о Наюшке — он видел ее с двумя дружинниками в Ульме живыми и здоровыми. Он думал, что дочь ярла уже давно рядом со своим отцом, — Седовлас даже заметил, как расстроился воевода, узнав, что Анаи нет в Хирмальме. Он приметил, как заметно погрустнел этот вечно веселый воин. «А что? — думал Икер. — Чем не жених для дочери? Хорош собой, уважаем, неглуп — лучшего мужа для Наюшки не сыскать. Только вот совладает ли он с упрямым нравом дочери?»

Словно отвечая на мысли задумавшегося ярла, за его спиной тихо прозвучал голос старого друида, заставив вздрогнуть от неожиданности:

— Другая доля у твоей дочери, сын мой. Верь Ему. Он не может обмануть. Сбываются дни древнего пророчества, которые изменят жизнь твоего народа.

Ваянар, все еще слабый, поддерживаемый под руку все тем же служкой, стоял рядом с Икером. На старце был надет его длинный белый балахон, перетянутый на поясе сплетенной втрое веревкой [8] — знак Высшего друида. Левой рукой он опирался на длинный резной посох, вырезанный из черного дерева. [9]

— Оставь нас, Роли, я позову тебя, когда потребуется, — сказал он быстро поклонившемуся и исчезнувшему в дверях башни слуге.

Когда они остались одни, Икер, придерживая своими крепкими, как камень, руками дряхлого старца, спросил:

— Отец, ты действительно веришь в приход Белого воина? В эту сказку, придуманную каким-то длинноухим из давно канувшего в небытие народа?

— А ты? — испытующе, как когда-то в детстве, задал вопрос Ваянар.

— Я хочу верить, учитель, но у меня не выходит, — ответил Икер, обреченно опустив голову. — Хочу, но не могу. Может, потому, что времена моего детства давно растаяли в прожитых зимах? А в погоне за лучшей жизнью для своего народа я почти полностью растерял самого себя.

Они стояли молча, глядя на далекую темную кромку леса. Что притаилось там, в глубине чащи, ставшей за эти дни такой чужой?

Молчание нарушил друид:

— Завтра, я слышал, будет совет, и ты станешь конунгом лоримов.

Икер горько улыбнулся:

— Да, для оставшихся в живых членов Сейма как будто не существует смертельной опасности. Эти жалкие жмыхи надеются отсидеться за спинами воинов. Пытаются закрепить свою власть, избрав меня на Сейме конунгом. Разве они не понимают, что завтра наш народ, возможно, перестанет существовать?

Старый Ваянар задумчиво произнес:

— Так было вечно. Много веков назад первые лоримы, живя в мире и согласии под присмотром Творца, попросили у Него первого конунга из их числа. Причем каждый просящий втайне надеялся, что Вышний изберет именно его для управления всем народом. Видя завистливые сердца людей, Творец разгневался, а потом, рассмеявшись, ответил:

Нужно сказать, что первые лоримы выбрали довольно-таки справедливого конунга, только правил он недолго. Какой человек может сравниться с Богом в справедливости, силе, доброте и величии? Возрыдали тогда предки наши, только было уже поздно — раз сказанное Творцом Слово не воротится более. Множество конунгов сменилось в народе нашем, были и добрые, были и справедливые, сильные тоже были, только заплатили лоримы кровью своей за доброту, справедливость и силу их. За страшную ошибку предков своих расплачиваются теперь потомки.

Ваянар замолчал, словно давая время для размышления Икеру. Но ярл молчал, задумчиво глядя вдаль.

— Говорю тебе это, сын мой, чтобы не совершить снова страшной ошибки, как когда-то предки наши, не распознавши воли Его. Прими предначертанное! Оглянись вокруг! — Старый друид плавно обвел правой рукой лес и часть крепости.

— Узри! Теряют лоримы землю свою с каждой зимой. Словно загнанный в угол ра-хан, народ наш вынужден закрыться в этой жалкой крепости. Ледяной лес с каждой зимой поглощает наши селища и пашни. Некогда цветущий и сильный народ превратился в жалкую кучку обреченных на смерть. Мы, которые много веков назад дали жизнь Рианну Мудрому, древнему королю, основавшему великую династию, заперлись с жалкой тысячей воев, [11] ожидая с каждым восходом солнца последней битвы! — Грудь старца возбужденно вздымалась.

— Учитель…

— Молчи! — перебил он ярла, обеспокоенного здоровьем друида.

— Вспомни слова пророчества! Я много раз повторял тебе их в детстве.

Ярл, не смея перечить своему воспитателю, как когда-то в детстве, тихо, почти нараспев, произнес:

Закончив говорить, Икер обернулся к старому друиду и горько произнес:

— Ты действительно веришь в эту древнюю сказку? Ты действительно думаешь, что к нам, обреченным, загнанным в угол, придет какой-то Белый воин и спасет нас от многотысячной орды? Опомнись, учитель!

Их разговор перебил громкий переливистый рев рога. Словно морозным ветром обдало спину разгоряченного разговором ярла.

— Началось, — прошептал он, вглядываясь через узкое окошко-бойницу в черноту потревоженного леса. Там из темной чащи сплошным бурлящим серым потоком вытекала таркская орда. Твари были повсюду, охватывая полукольцом все пространство. Они, ревя и воя, ринулись к крепостным воротам, в которые торопливо забегали оставшиеся снаружи люди.

Вперед вырвались особо быстрые, надеясь настигнуть близкую добычу. Когда первые тарки приблизились на расстояние около двухсот шагов, ворота благополучно захлопнулись, и в ревущую, разъяренную неудачей серую массу полетели первые стрелы, разя ничем не защищенные мохнатые тела.