Белый воин

«Отец, мне нужен твой Дар!»

Дум!

Первая стрела разорвала горло все же успевшего что-то почуять «мелкого». Он оседал, захлебываясь собственной кровью, в снег.

Дум! Дум! Дум!..

Вожак, а за ним и его телохранители, не понимая, откуда прилетает страшная смерть, валятся в снег, пронзенные черными стрелами.

Они двигаются очень медленно, слишком медленно, они близко, и на них нет доспехов. Саша чувствовал, как вместе с гневом в его тело втекала какая-то неведомая сила, заставляя мышцы двигаться быстрее, намного быстрее! Он ликовал! То, что он почувствовал в бою с белой волчицей, было всего лишь отголосками отцовского Дара! Сейчас он мог все! Ему незачем прятаться в зарослях, подобно мелкой мыши! Дар словно чудесный яркий огненный цветок расцветал в теле!

Молниеносный прыжок — и Ксандр, переполненный силой Дара, с глухим звериным рыком устремляется к медленно мечущимся тварям. В правой руке верный шеттир, а в левой, обратным хватом, длинный нож голубой стали.

Их осталось четверо. Четыре твари из шестнадцати — они убивали и разрывали на куски несчастных людей, не жалея ни детей, ни стариков. Сейчас они умрут! Воин, уверенный и стремительный, ворвался в жалкую кучку оставшихся в живых тварей. Подобно саблезубым волкам, он рвал свою добычу на кровавые куски. Твари визжали и верещали, умирая под молниеносными ударами смертельных клинков.

Все произошло быстро: первый упал с перерезанным ругой горлом, он медленно оседал, неуклюже пытаясь прикрыть страшную рану. Второй умер легко — его голова отделилась от туловища, снесенная шеттиром. Как будто извиняясь за подаренную легкую смерть, шеттир распорол снизу вверх брюхо следующей твари. Забыв о схватке, визжа и скуля, зверь закувыркался, разбрасывая вокруг кишки.

Только четвертый попытался как-то отбиться когтистой лапой от страшного противника. Шеттир не дал ему такой возможности. Лапа, отрубленная по локоть, неспешно, будто в замедленном кино, падает на землю. Ревя от боли, зажав левой лапой культю, с бьющей из обрубка фонтаном крови, оставшийся в живых попытался сбежать. Острый нож как хищная рыба, рассек воздух и нашел свою добычу, насквозь пробив затылок убегающей твари.

Сила Дара била огненным ключом через край. Мышцы бешено сокращались, сердце ускоренно стучало, говоря мозгу: «Все… Все… Все… Враги мертвы… Все…»

— Отмщены, — прошептал успокаивающийся Саша.

Сила постепенно покидала его, возвращая в окружающий мир краски и привычное движение. Деревья и кусты снова обретали первоначальный вид. Оглядев устроенное им побоище, Саша вдруг вспомнил: «Юля!» Он бросился к раздвоенному дереву.

Юлю он застал спокойно играющей с теплым камешком, высокие стенки дупла надежно охраняли малышку от падения. Увидев обеспокоенное лицо принца, девочка протянула к нему пухленькие ручки, просясь на руки. Саша, взяв ее, нежно прижал маленькое, пахнущее молоком тельце.

— Лю? — Казалось, малышка понимала состояние принца после битвы.

— Пошли искать твою маму, — произнес Саша севшим от перенапряжения голосом.

Плотно укутав ребенка в шкуру, он направился обратно на поляну — нужно помочь бедным женщинам, да и Юлину маму не терпелось найти. Очень хотелось верить, что она не осталась на той страшной кровавой поляне.

Выйдя снова к лагерю, он обнаружил, что пленницы продолжают сидеть на снегу — наверное, плен очень сильно истощил женщин. Только одна из них, стоявшая спиной к приближающемуся принцу, пыталась что-то сказать своим подругам по несчастью. Со своего места он не мог разобрать слов, но, судя по тону, она старалась поднять их дух.

Он заметил, что у заметивших его женщин глаза снова округлились от страха. Саша, стараясь не показать слабость, наступившую после использования Дара, медленно приближался к несчастным. Видимо, единственной стоящей женщине сказали, что он приближается, потому что она резко обернулась.

Это была молодая девушка — наверное, даже ровесница Саши. Страх и обреченность в ее больших зеленых глазах, обращенных на приближающегося принца, постепенно сменялись удивлением и радостью. Сколько надежды было в этих красивых светлых глазах! Даже сквозь растрепанные грязные волосы, сквозь засохшую корку то ли грязи, то ли крови на лбу, сквозь копоть и грязь на щеках и шее просматривалась необычайная волевая красота этой девушки.

Ее восхищенный взгляд блуждал по одежде и оружию Саши — если бы не шлем, то она бы непременно заметила его смущение. Подойдя совсем близко к женщинам, он отбросил капюшон и снял шлем. По рядам бывших пленниц прошел вздох удивления. «Я бы тоже удивился», — подумал уставший Саша.

Юля зашевелилась в свертке и, словно напоминая о себе, загугукала. Не зная, как поступить дальше, принц протянул шевелящийся сверток, с надеждой глядя на женщин. Вдруг одна из них, будто очнувшись от оцепенения, с радостным криком подскочила к ребенку и бережно прижала Юлю к груди.

Из свертка раздалось веселое «Лю!».

— Ну вот, а ты боялась, — произнес уставшим голосом Саша. — Нашли мы твою маму!

Огромный груз напряжения спал с сердца. Ноги стали ватными, лица улыбающихся и счастливых женщин поплыли перед глазами. Кто-то даже попытался поддержать падающего Сашу за локоть, но сознание медленно оставляло его, принося покой и тишину…

Глава 18

СТОЯНКА ОХОТНИКОВ

Утро приветствовало землю солнечным светом. Уже по-весеннему пригревало, и на открытых участках земли снег полностью растаял, обнажив темную каменистую почву полей. Только кое-где, особенно в тени далекой стены леса, грязный снег, будто изъеденное домашними паразитами дырявое покрывало, коряво укрывал землю.

Птицы заливались вовсю, неся весеннюю песнь пробуждения всему живому. С крепостной стены дозорные часто замечали быстроногих полевых жмыхов, [6] копающихся в земле. Они забавно прыгали и играли между собой, а когда один из них находил что-нибудь съедобное, начиналась свара, сопровождаемая громким верещанием и писком.

Весна вступала в свои права. Даже Холодное море, [7] постоянно бурлящее и недовольное, сегодняшним утром радовало голубой спокойной гладью. Далеко на горизонте оно сливалось с чистым, без единой тучки небом.

Жители Хирмальма продолжали готовиться к осаде. Несмотря на раннее время, с внешней стороны крепостных стен велись работы по обновлению глубокого рва, опоясывающего, словно гигантский змеиный след, всю крепость. Сотни людей копошились внутри рва, вычерпывая зловонную талую жижу и укрепляя на дне остро отточенные деревянные колья разных размеров.

Люди работали споро, сменяя друг друга ночью и днем. Никто не отлынивал от работы — жить хотелось всем. Вчера к морской пристани подошли баррканы из стольного Мирольма, принеся весть о гибели славного городища. Много воев пало в той страшной сече, и с ними сложил голову сам Рыжебородый конунг.

Люди молча, со слезами на глазах, толпились у пристани, встречали высаживающихся из кораблей жителей уже не существующей столицы лоримов. Остатки потрепанной мирольмской дружины привел легендарный богатырь воевода Валдо Белоус. Смертельно уставший, с перевязанной левой рукой, он спустился последним с главного судна.

Теперь Хирмальм оставался последним оплотом лоримов. Если падет город-крепость, лоримы перестанут существовать. Это понимали все. Каждый старался принести как можно больше пользы, работая не жалея сил.

Укреплялись стены города, кузни, работая денно и нощно, оглашали железным перезвоном всю округу. Оставшиеся в живых друиды со всех селений ходили сейчас по городу, леча заболевших и отбирая более или менее сведущих в лекарском деле людей — скоро у них появится много работы.

Все мужское население — и беженцы, и местные жители — разбивалось на десятки и сотни. Вооруженные длинными копьями и деревянными щитами, некоторые в старых дедовских шлемах и кольчугах, бывшие рыбаки и землепашцы переходили под начало ветеранов-дружинников, назначенных теперь десятниками и сотниками.