Искалеченный мир

— Да ну тебя, — ошарашенно пробурчал громила, с долей смятения провожающий глазами нетронутый пейзаж, неспешно проплывающий за окном внедорожника. — Хоть раз в жизни посмотреть, полюбоваться. Не сбивай…

Остальные тоже притихли, прилипнув к окнам. Пейзаж, конечно же, не был целиком и полностью тем, досдвиговым. Сохранившим всё то, что четвёрка видела на фотографиях ушедшей эпохи. Но в нём не было ни крохотного намёка на неестественность, в той или иной мере присущую местам, отмеченным Сдвигом. Ни «родимых пятен» — ослепительно-белых, идеально круглой формы, диаметром от одного до пяти метров кусков земли, на ощупь напоминающей древесную труху. Земля эта была мёртвой, на ней не вырастало ничего, её обходили стороной даже «кляксы», не говоря уже о более развитых созданиях Сдвига. И если случалось находиться рядом с «родимым пятном» более пяти-десяти минут, то можно было быть уверенным — через пару-тройку часов подкатят боли в желудке, рвота, головокружение. Умирать от этого — никто пока ещё не умирал, но лишний раз ощущать, как желудок выворачивается наизнанку, — увольте.

Или «телеграмм из преисподней». Каких-то непонятных каракулей, не то действительно имеющих скрытый смысл, не то просто бывших бессмысленным набором крючочков и загогулин, по какому-то капризу Сдвига получивших отдалённое сходство с печатными знаками планеты Земля. «Телеграммы» могли располагаться где угодно — от ствола дерева до прозаического булыжника, лежащего на обочине дороги. Одно время учёные умы златоглавой всерьёз бились над расшифровкой «телеграмм», полагая, что там находится ключ к разгадке катаклизма. Естественно, расшифровано было ноль целых, внушительный шиш десятых. Может быть, и в самом деле — это были какие-то послания. Но лично Лихо, да и все остальные с определённой долей юмора склонялись к тому, что это всего лишь потусторонний аналог того, что у нас любят малевать на заборах и прочих ровных поверхностях, открытых взору человека. Ладно хоть вреда от этих «телеграмм» не было ни на грош. Разве что оскорбляли зрение своим бессмысленным присутствием. Да ещё тем, что не стирались и не отмывались, как ни старайся.

В Нижнем ничего этого не было. Четвёрка проглядела все глаза, пытаясь узреть хоть что-то, но бесполезно. Всё было целое, незатронутое.

— А может, мы уже в раю? — философски выдал Книжник, с зачарованным видом разглядывающий приближающийся берег и купола, виднеющиеся с левой стороны. — Не бывает такого, ну — не бывает… Не верю.

— Точно! — с самым непроницаемым лицом сказала Лихо. — Нас там, на трассе, всё-таки накрыло, в лепёшечку раскатало со всем усердием, и мы теперь въезжаем в рай. А рыжая во Владимире — это архангел был, только что дошло до меня со всей непреложностью. И понимаю я, что очень скоро пнут мне под копчик, да с носка, да с оттяжечкой. Это ж надо — так нахамить архангелу, ай-яй… Накрылся для меня рай, чего уж теперь… Грустно, мальчики.

— Бедные те черти, которым выпадет взять над тобой шефство. — Алмаз оторвался от созерцания неправильности, сплошь и рядом находящейся на расстоянии вытянутой руки. — Коли уж ты в рай не попадаешь. Вечно они у тебя будут битые и морально униженные. А мы хоть отдохнём от тебя. Точно я глаголю — а, Книжник?

— Вот только меня приплетать ко всему этому не надо. — Очкарик вернулся на грешную землю. — Сами как-нибудь разберитесь.

— Вот оно — здравое восприятие реальности, — хохотнула Лихо. — Книжник, я тебя начинаю уважать. Но не зазнавайся — до настоящего уважения ещё ой как далеко. Но прогресс виден, да…

Гостиница и в самом деле носила имя существительное, относящееся к водному делу. «Ладья». Двухэтажное, светлого кирпича здание, по низу фасада выложенное декоративным камнем. Сразу было понятно, что оно переживает нелучшие времена. Но всё равно на примитивный гадючник с необструганными, занозистыми, двухъярусными топчанами без матрацев в неубранных номерах «Ладья» была не похожа никаким местом.

— Хоромы для августейших персон, — прищёлкнул языком Алмаз. — Чую, влетит нам эта роскошь не в одну, и даже не в две обоймы. Может быть, в машине перекантуемся? Ась?

— Видела я скупердяев. — Блондинка заглушила мотор. — Но чтобы так не любить собственную задницу после всего, что с нами сегодня было… Не знаю, как вы, но я пошла.

Она решительно направилась внутрь. Троица двинулась следом.

Лихо зашла в холл «Ладьи». Навстречу ей с видавшего виды коричневого кожаного диванчика, стоящего возле имеющей следы починок регистрационной стойки, поднялась женщина лет сорока пяти, чем-то неуловимо напомнившую Лихо Марию Сергеевну, ту самую, которая ухаживала за Митричем.

«А ведь, скорее всего, нет больше тёти Маши. — У Лихо кольнуло в левой стороне груди. — И Митрича тоже нет. И…»

Дальше она не стала додумывать, усилием воли прогнав закрадывающийся в душу призрак ледяной тоски. Живые будут помнить своих мёртвых, а тем больше и не надо…

— Чем могу быть полезна? — Женщина спокойно смотрела на вошедших. — Желаете переночевать или остановиться на подольше?

Лихо скосила глаза вбок — на другом диванчике сидел верзила в камуфляже, держа под рукой прилично выглядящий дробовичок семейства «Бенелли». Ещё один бугай выглянул из смежной с холлом комнаты.

— Нам переночевать, — демонстрируя полное дружелюбие, сказала блондинка. — Если можно, чтобы все в одну комнату. И чтобы вода была. Мы заплатим. Оружием и боеприпасами.

Женщина перевела взгляд туда, где сидел один из охранников. Тот, помешкав совсем капельку, прикрыл и открыл глаза. Женщина снова посмотрела на Лихо.

— У нас платят вперёд. А вода только холодная. Зато — сколько душе угодно.

— А пожрать сообразите? — вклинился в обозначившиеся товарно-денежные отношения Шатун. — Горяченького?

— Если есть чем расплатиться… В долг, к сожалению, не обслуживаем.

— Алмаз, принеси, — распорядилась Лихо. — Сам определишься?

— Угу. — Алмаз взял ключи от машины и вышел. Через пару минут он вернулся, неся личное оружие Знатока. Положил на стойку, присовокупил четыре ребристых овала «Ф-3».

Добавил две обоймы. Оглядел получившуюся коллекцию.

— Хватит? — спросила Лихо. — Или у вас только президентский люкс свободен?

Женщина снова посмотрела на охранника и почти сразу же кивнула головой, зайдя за стойку. Вышедший из смежной комнаты второй охранник, в наплечной кобуре которого выразительно торчала рукоятка «стечкина», без спешки сгрёб плату за постой, утащив её к себе.

— Так пожрать-то будет? — снова заныл Шатун. — Или как?

— Вам сразу или чуть попозже?

— Сразу тащите.

— Хорошо. Идите за мной. — Она взяла из ящичка ключи с деревянной биркой в форме ладьи и красующимся на ней выпуклой цифрой «семь». Бирка была старенькая, с облупившимся лаком, но выглядела довольно выразительно. Центр города всё-таки, апартаменты в том, досдвиговом периоде должны были быть далеко не эконом-класса.

Номер на втором этаже оказался чистеньким, с четырьмя односпальными кроватями.

— Туалет, душ. — Женщина привычно показала расположение санузла. — Располагайтесь. Завтра в это же время придётся съехать. Если захотите ещё…

— Не захотим, — сказала Лихо. — Выспимся — и в путь. Завтрак, кстати, можете организовать. Если будет надо — скажете, добавим ещё пару обойм. Лады?

— Как скажете. Еда будет где-то через час, не больше.

— Волшебно. — Алмаз занял ближнюю к выходу кровать. — А не подскажете, почему у вас город такой, как бы правильнее сказать — нетронутый, что ли…

— Не знаю. — Женщина пожала плечами. — Сколько здесь живу, а всё как-то не задумывалась. Какой есть. Плохо ли это, хорошо ли… Наверное, хорошо.

— А Всплеск давно был? — полюбопытствовал Книжник. — Или, может быть, у вас даже Всплеска не бывает?

— Бывает. Почему же не бывает? На прошлой неделе был. Полдня побесился и пропал. Ничего особенного — всё как всегда.

— Понятно. Спасибо за информацию.

— Да не за что… Я вам ещё нужна? Если нет — тогда пойду.