Изо всех сил (ЛП)

Уровнем ниже Кёртин переносил повышающуюся температуру с такой же стоической улыбкой, с которой он отвечал на все хриплые возражения и процедурные оскорбления. Он время от времени поглядывал поверх очков на зал, пока читал, или пристально смотрел на тех, кто больше заглядывал в расписание в ожидании обеда. Для Кёртина это было своего рода поэзией жизни. Приятнее всего оказался переполох в дальнем конце зала. Коалиция распалась, лишённая руководства в связи с уходом Мензиса, и оттуда теперь судорожно кудахтали, так как мощная волна от победы трудовиков снесла все их привилегии. Слабое противоречивое бормотание его собственных сторонников служило только подтверждением для его понимания обстановки. На каждом корабле есть свои крысы, и пока ему известно, где какая сидит, Кёртин был уверен в своей власти. Прожжённый политик, он крепко держал за поводок своих соратников по партии. Благодаря поддержке собраний партийных выборщиков [157] и Торговой Палаты ему можно было не бояться нескольких сварливых заднескамеечников и колеблющихся сторонников.

Но именно они и задавали жару Розверу. Возможно, это всё было частью плана Кёртина – поставить его как председателя в невыгодное положение. Он и так уже был в мыле, и с физической точки зрения, и с политической. Ему приходилось отвечать на возрастающее число возгласов не только со стороны оппозиции, но и от его собственной лейбористской партии. Причём многие из них касались пунктов, с которыми он был согласен и сам собирался их ввести.

Как и в любом приличном парламенте, сведения распространялись по залу почти мгновенно. Ранние сомнения закалились до железных выводов задолго до того, как Кёртин достиг конца законопроекта. Возможно, он был шероховатым, но ведь его не вычитывали часам. В зависимости от точки зрения это было или положительным моментом, играющим в пользу нового руководства, или же показателем глубины их заговора и предательства. Все ощущали растущее чувство безотлагательности, с каждой деталью, ложившейся на своё место.

В основу всего легла передача из Дэвентри. Лейбористы основывались на ней как на разрешении разорвать связи страны с династией и империей, и обеими руками схватились за эту возможность, чтобы провести некоторые партийные положения в законодательство. В итоге такие шаги вели к установлению республики. Само понятие было предметом споров в Трудовой партии, и вовсе невероятным для оппозиции. Разрываясь между обязанностями кабинета, его собственными предпочтениями и жесткой партийной дисциплиной, Розвер становился всё более и более раздражённым. Ему хотелось накатить чего-нибудь покрепче. Его гнев в основном изливался словесно и выражался в язвительности к противникам, но внутри он сосредотачивался исключительно на лидере партии и премьер-министре.

Когда Кёртин завершил чтение законопроекта, то вынес его на обсуждение для непосредственных дебатов. Хорошо смазанная машина набрала обороты. Ещё утром эта процедура несколько вышла за рамки, то и дело соскальзывая на посторонние вопросы. Но это не подразумевало, что он должен действовать честно. В любом случае, первый час обсуждения вышел ещё более беспорядочным, чем всё, что было прежде. Хорошо налаженная череда парламентариев от Трудовой партии продолжала молоть вздор, задавая двусмысленные вопросы, их собственная министерская скамья могла только отвечать долгими положительными сентенциями в адрес правительства. Иногда Розвер позволял кому-нибудь из оппозиции вставить несколько слов и вырваться вперёд, но каждый немедленно попадал под настоящую метель из междометий и возражений. Это была старая игра, знакомая всем с обеих сторон Парламента. Но всё же для таких весомых вопросов, на грани конституционной реформы, она не очень подходила. Бешенство обсуждения перешло все пределы, известные ранее в австралийском парламенте, и Розвер едва находил в себе терпение, чтобы сдерживаться.

Среди полного зала сердитых, вопящих и кричащих мужчин председатель видел только один островок поддержки. По иронии судьбы это был человек, которого он сменил менее чем неделей ранее. Джордж Белл [158], кавалер ордена "За выдающиеся заслуги", член парламента и старший из двух заместителей председателя, точно знал, через что сейчас проходит Розвер. На этой должности он сам провёл шесть предыдущих лет. Сейчас он сидел, улыбаясь Розверу и одобрительно кивая.

Белл выражал больше, чем профессиональное сочувствие. На самом деле он думал, что приятель готовит из него ударный кулак. Когда лицо председателя не было багровым, оно становилось бледным как тесто, и Белл на секунду учуял, как тот потеет, с расстояния без малого в восемь метров. Тасманиец пришёл к выводу, что он сделал всё что мог, лишь бы Розвера не хватил удар и не оставил разгребать за собой всю эту пародию на справедливость.

Сразу после 15:00, стараясь не попасть в поле зрения, парламентский поверенный проскользнул через зал, чтобы передать премьер-министру сообщение. Министр транспорта, только что использовавший двести пятьдесят слов, чтобы сказать "да" в ответ на ещё один заранее подготовленный вопрос, сделал паузу, так как Кёртин читал записку. Премьер поднял взгляд, отыскал действующего министра, помахал ему рукой в ответ и затолкал записку в карман, после чего откинулся назад с непринуждённой улыбкой. Если Кёртин надеялся ввести в игру какие-то новые сведения, то у парламентской системы распространения слухов были свои правила. Новости уже поползли по залу, как виноградная лоза, оставляя за собой тишину.

Розвер, сидевший в восхитительном одиночестве, был единственным, кто не попал в эту сеть. Хотя он, конечно, заметил происходящее. Возможно, впервые за долгие часы по залу не прокатывались волны протеста, и не было даже сердитых взглядов. Палата необычно затихла. Члены парламента перешёптывались вместо того, чтобы орать друг на друга. Получив возможность вздохнуть свободно, он ждал, пока министр усядется на место. И тут как будто кто-то спустил курок. Едва напряжённая спина министра коснулся спинки кресла, почти половина палаты вскочила на ноги в бушующем рёве:

- Господин председатель! Господин председатель!

Все они требовали внимания Розвера и хотели попасть на трибуну, что выговориться.

Рассудительно изучив толпу, а также попытавшись призвать народ к порядку и спокойствию, он сам выбрал одного из наиболее уравновешенных членов из тылов оппозиции, на стыке с Объединённой Австралийской Партией.

- Палата вызывает депутата от коалиции [159].

При иных обстоятельствах с министерских рядов, состоящих в основном из лейбористов, только благодарно покивали бы. Депутат от коалиции был известен если не как полностью независимый политик, то точно как свободно относящийся к партийной дисциплине. Во всяком случае, речи его часто отличались вольностью. Он был самым вероятным кандидатом на поддержку правительства со стороны своего объединения. Даже не вырази он её – в коалицию так или иначе перетекали отщепенцы трудовиков – надежды на поддержку сохранялись. Если бы докладчик просто вышел и наговорил глупостей, это уже было бы поддержкой.

Розвер сразу понял, что ошибся. С первого ряда на него тут же уставились кинжальными взглядами. Вот педики, подумал он. Да пусть эти лодыри сами разгребают свои долбаные проблемы, я и так сегодня сделал больше чем мог.

Прочие парламентарии наконец уселись, а Грегори Локок встал.

- Благодарю, господин председатель. Я собирался попросить, чтобы многоуважаемый генеральный прокурор [160] подробно остановился на статье 12, но вместо этого... Могу ли я узнать у премьер-министра, в свете недавнего военно-морского события в Индийском океане, разве не стоит полностью пересмотреть весь законопроект? Это касается как 12-й статьи, так и ряда других...