Гуляки старых времен

и.

Три дня он провалялся в беспамятстве. Повар осмотрел его и сказал: «Это горячка».

– Тиф? – спросил Мрожка.

– Просто горячка.

Перу пустили кровь, приложили уксус к вискам, а после напоили хинной настойкой.

Он выжил, но долго был слаб.

– Вы саботажник, – сказал ему Цезарь Мрожка. Теперь начальник сам вынужден был ходить на карбасе и с отвычки едва не утопил посудину, заблудившись в тумане. Мавпа ухитрился разглядеть в опасной близи зубья Смертельной Расчески, спас карбас и ходил гоголем по этому случаю. Однажды повар напоил его до бесчувствия. Мавпа выполз из здания тюрьмы, подошел к краю берега, оскользнулся и погиб в черных волнах. Арестанты шептались, что он увидел поющую сирену прямо у берега и решил посчитаться с нею. Повар говорил, что черви в голове у Мавпы взбунтовались супротив пьяных паров и Мавпа кончил с собой, спасаясь от страшной боли.

Мрожка до осени героически ходил на карбасе один. За сутки он начинал пить для куража, пьянел мертвенно, а после как бы приходил в себя, существуя в тумане. Взгляд его горел очень нехорошо, а лицо, обыкновенно желтое, бледнело и опухало.

– Скапучусь в море, а вы тут подыхайте с голоду, – кричал он арестантам, стоящим на берегу. – Еще сами друг дружку лопать будете, черти!

При этом Мрожка зычно смеялся.

Но ничего, не скапутился.

Пер проболел всю осень. Сирены пели.

«Это конец,» – решил он, когда кровь капнула у него из носа во время умывания. Но ничего не произошло.

Навигация приближалась к концу. Мрожка перевез много припасов. Рапорт о смерти Мавпы он написал, а потом сжег в печке, чтобы не сократилось довольствие. Потом он сказал: «Какая разница!» и напился. В полночь ему стало дурно. Мрожка изошел желчью. Утром было ясно, что выйти в море он не сможет.

– Кто пойдет? – спросил он слабо.

Староста арестантов вышел вперед и сказал, что добровольно никто не хочет идти. Море злое.

– Угля не подвезли раньше, – сказал Мрожка, – Баржа с углем ждет в Совиной. Без угля нам карачун. До весны не доживем.

– Доживем, – сказал староста. – Будем топить шкафчиками.

– Без угля я не смогу готовить еду, – заявил повар. – Вы будете жрать сырые клубни и мерзлые коровьи сердца. У нас не будет хлеба. Вы налопаетесь муки и подохнете, когда у вас склеятся кишки.

– Ты начальник, я дурак, – отвечал староста. – Но добровольно никто не пойдет.

– Я пойду, – сказал Пер. – Только, боюсь, вас отдадут под суд. У меня не будет конвоира.

Мрожка рассмеялся и харкнул чем-то черным.

– Оденете перевязь Мавпы и его кожаную шапку. Будете сами себе конвоир.

Ковпак вышел в море через час. Северо-западный ветер обдирал лицо.

«Обратно выйдет хуже, – прикидывал Ковпак, изучая капризы течения. – А ведь придется волочить за собою плоскодонную баржу».

Между волн уже скакали льдины. Редкие солнечные лучи, продравшиеся сквозь низкое, вязкое небо, поблескивали на ледяных корочках.

Пер старался не думать о сиренах. Черная глубина уже не страшила – манила. И это было плохо. Но на