Битые козыри

Когда перешли к выборочному исследованию человеческих голограмм, Милз предложил Минерве заняться Кокером и Боулзом, головы которых были оснащены датчиками с помощью Рэти.

Для обогащения обзора выбрали время, когда, судя по телеметрическим данным, оба они находились в Кокервиле.

Минерва и сама не видела и показать не могла огромный, круглый кабинет Кокера, в котором он чаще всего встречался с генералом. Всю стену кабинета опоясывал стометровый экран, расчлененный узкими пилястрами из литого золота. Здесь были сосредоточены все виды связи и все источники информации.

По команде, поданной обычным, тихим голосом, стена приходила в движение и останавливала перед глазами хозяина -нужный сектор обзора. Так можно было, не шевеля головой, увидеть все, что угодно, получить любую справку, цифру, документ. Раньше стена была неподвижной, а поворачиваться со своим креслом приходилось Кокеру. Но ему надоело вертеться, и он приказал, чтобы вращалась стена.

Во время этого голографического сеанса Кокер со своим советником знакомились с политической и деловой конъюнктурой в мире. На разных секторах параллельно демонстрировались изображения, отражавшие суетную деятельность людей, казалось, только для того и живших, чтобы портить настроение Сэму VI.

Из Кокервиля планета выглядела малопривлекательной. На огромных просторах континентов творилось черт знает что! Кокер даже не пытался вникать в те бредовые идеи, которые определяли взаимоотношения людей в разных окаянных странах. Ему было ясно одно — что оттуда исходит постоянная угроза сокращения прибылей, роста убытков и много других неприятностей. Ничего, кроме отвращения, не вызывал у него вид людских толп, отвергнувших божеские законы частной собственности, удушивших свободную конкуренцию и естественное стремление к личному обогащению.

Кокер и Боулз смотрели на экран, не обмениваясь ни словом. Оживлялись их мрачные лица только при виде кровопролитий, все еще возникавших то в одном, то в другом уголке Земли, где сталкивались фанатичные приверженцы живучих религий и воинственных общин. Взрывались карманные атомные гранаты, дым пожарищ охватывал города, подожженные лучевыми зарядами, тысячи людей, только что живших на экране, бесследно исчезали.

Немногие, кроме Кокера и Боулза, знали, сколько денег нужно было непрерывно подбрасывать в эти бездонные котлы, чтобы вражда не затихала, а разгоралась, чтобы как можно больше людей втягивались в междоусобные распри.

На световом табло, вмонтированном в неподвижный карниз, ни на мгновение не останавливаясь, мелькая в темпе сотых долей секунды, менялись цифры Глобального демографического центра, регистрировавшего рождение человеческих детенышей. Когда глаза Кокера останавливались на итоговых цифрах, его лицо корежила ненависть.

Ничего этого не видели Лайт и Милз, когда сидели перед голограммами Кокера и Боулза и слушали объяснения Минервы.

— Остановимся сначала на Кокере. Как видите — никаких следов альтруистических эмоций. Зато эгоизм разросся с необычайной пышностью. Помимо ветвей, уже нам знакомых, появилось много новых. Вернее, они выглядят новыми, и найти их старую первооснову нелегко. Вот характерный пример.

Минерва выделила указкой бугристое основание толстой синеватой ветви, расположенной в самом низу, у корневой системы ствола.

— Здесь у животных сложились важнейшие для жизни пищевые инстинкты. Это они заставляют детенышей сразу же после рождения сосать и требовать пищу, а взрослых — искать и добывать ее. От этой ветви тянутся многочисленные отростки. Выделим один из них. Мы уже видели его на некоторых голо граммах. Помните, как он ярко светился у белки, заготавливавшей запасы корма. Эта врожденная реакция накопления помогает пережить трудное время зимы и победить в борьбе за выживание. Очень полезный и для особи, и для всего вида инстинкт. Но посмотрите, во что превратился он у Кокера.

Без помощи Минервы ученые не смогли бы проследить за длинной, извивавшейся, как лиана, синей ветвью, потонувшей в гуще других сплетений и в свою очередь породившей множество отростков.

Реакция накопления должна была у Кокера угаснуть, как угасает она у животных, обитающих в условиях благодатного климата и постоянного изобилия корма. Ведь наследство, полученное Кокером в младенчестве, гарантировало ему и его потомкам удовлетворение всех потребностей до конца их жизни. Но экономические законы общества, в котором он живет, потребовали от него постоянного, неограниченного наращивания богатства. Первичная цель исчезла. Процесс накопления продолжался ради самого накопления. Поиски новых путей умножения капитала, жестокая конкуренция с другими кокерами постоянно возбуждали клеточную структуру этой ветви. А если клетки возбуждать, они разрастаются и становятся еще деятельней.

— Молодчина, Мин! — не выдержал Милз. — Ты отличный гид в этом лабиринте.

— На примере Кокера я хочу проиллюстрировать очень важную закономерность в развитии человеческого инстинктивного комплекса. Я имею в виду его пластичность, способность отдельных эмоций в определенных общественных условиях разрастаться и принимать самые уродливые формы. В таком, гипертрофированном виде полезный инстинкт превращается в свою противоположность, в черты характера, несущие зло обществу в целом. Те отрицательные эмоции, которые мы видели на обобщенной голограмме, приобрели у Кокера степень крайних состояний — неукротимого стяжательства, патологической алчности, безграничной жестокости. Я перечислила только часть отростков.

— А какая связь между гипертрофированной эмоцией и интеллектом? — спросил Милз. — Неужели Инт и у Кокера не поднимался выше пятой ступени?

— Каким он был у молодого Кокера, судить трудно. Сейчас он приближается к нулевой отметке. Зато у сыновей и помощников Сэма VI Инт выше среднего. Но это не имеет значения. Одно из назначений интеллекта — подавлять пробуждающиеся отрицательные эмоции и подчинять поведение разумному началу. Для того и сложился механизм воли. Когда инстинкты перерождаются, каким бы высоким ни был Инт, он начинает служить уродливым эмоциям. Нет ничего ближе эгоцентризму и понятней обслуживающему его интеллекту, чем прибыль. Поэтому так изобретательны и хитроумны кокеры, когда борются за нее. И нет такого злодеяния, на которое они не пошли бы ради ее увеличения. Фон корыстолюбия заставляет интеллект работать на высоких скоростях.