Зазеркальная империя. Гексалогия (СИ)

«Уф‑ф‑ф… пронесло, кажется, – откинулся молодой человек спиной на стену, пытаясь утереть связанными руками пот с лица. – Боится, зараза, русского офицера!..»

Но испугалось зловредное существо, как оказалось, вовсе не пленника…

* * *

В хижину вошли еще два посетителя. Один точно был мужчиной: борода лопатой, шерстяной чалпак на голове, туго перепоясывающая бесформенный халат новенькая портупея…

«Не мой ли „Федоров“! – зацепился Саша взглядом за кобуру, казалось, только что вынутую из упаковки. – Да вряд ли… Мало ли оружия в руки инсургентов попало?»

Второй «зевака», судя по фигуре, вроде бы тоже был мужчиной, но лицо его заматывала какая‑то тряпка, похожая на паранджу туземок. С чего бы это вдруг?

Владелец «Федорова» чиркнул кресалом и затеплил глиняный светильник, напоминающий соусник с длинным носиком. До этого Бежецкий вполне обходился светом костра, просачивающимся внутрь сквозь прорехи, в обилии украшающие «дверь» (да и сама она была сплетена настолько редко, что больше походила на рыболовную сеть, просвечивающую насквозь), но «ночник» показался привыкшим к полутьме глазам таким ярким, что пришлось зажмуриться.

Это естественное действие почему‑то вызвало у вооруженного такой приступ хохота, что он едва не выронил светильник, успокоившись лишь после того, как закутанный шикнул на него, продемонстрировав, кто в парочке за главного.

Знаком велев поставить лампу на земляной пол так, чтобы свет не падал на лицо пленника, закутанный присел на корточки и долго изучал связанного офицера, будто энтомолог, только что отловивший редкостного жука или на диво уродливую гусеницу. На этот образчик живой природы связанный по рукам и ногам Александр сейчас походил больше всего.

«А ведь это европеец, – внезапно подумал Саша, отметив про себя, что любопытствующему субъекту явно неудобна поза, которую азиаты, все до единого, полагают простой и естественной. – Ишь, егозит…»

Ночной гость едва заметно переносил тяжесть тела то на пятки, то на носки.

– Хватит прикидываться, – буркнул он по‑французски. – Или встаньте уж, или сядьте по‑человечески… Зачем ноги зря калечить?

Закутанный хмыкнул и поднялся на ноги, с видимым облегчением прекратив самоистязание.

– А у вас наметанный взгляд, – похвалил он молодого человека. – В русской армии хорошие офицеры.

По‑французски он говорил чисто, но чувствовался акцент.

«Немец? – попытался определить его национальность Александр. – Англичанин? Может быть, может быть… Но точно не русский! Земляка я бы определил легко…»

Европеец обронил несколько гортанных слов, и его телохранитель опрометью кинулся наружу, едва не сорвав циновку окончательно. Вернулся он минуты через две с большой – размером с ведро, наверное – жестяной банкой. Установив жестянку на манер табурета в трех шагах от пленника, он подобострастно смахнул широким рукавом пыль с ржавого донышка и вытянулся у входа. Но европеец явно не нуждался в его присутствии и отослал прочь небрежным жестом руки.

Когда занавесь перестала колыхаться, «гость» прошелся по «камере», зачем‑то ковырнув ногтем кирпичи то в одном месте, то в другом, изучил кровлю и только потом, брезгливо застелив «кресло» обширным платком в синюю клетку, вынутым из кармана, уселся, положив ногу на ногу.

– Пыль, – констатировал он. – Всюду пыль… Боже, как мне надоела эта пыль!..

Он отцепил край покрывала, скрывающего его лицо, и небрежно забросил его за спину, решив, видимо, что раз пленник сразу определил в нем европейца – играть в прятки не имеет смысла.

Незнакомец оказался мужчиной в годах – возможно, ему было за пятьдесят, а возможно – только казалось: злое горное солнце и сухой воздух способны состарить лет на десять за несколько месяцев. По крайней мере, двадцатидвухлетнему офицеру он показался настоящим стариком.

Сухощавый, носатый, с лицом, изборожденным глубокими, похожими на шрамы, складками, он живо напомнил юноше Вольтера с известного скульптурного портрета. Еще больше усиливала сходство с философом играющая на тонких губах пришельца улыбка. Только не язвительная, как у прототипа, а вполне располагающая. «Посмотри, какой я славный парень! – будто бы говорила она. – Разве можно мне не доверять?»

И Александр, конечно, поддался бы обаянию «гостя», если бы не стягивающие щиколотки и запястья веревки. Это обстоятельство как‑то не способствовало доверию.

– Я не буду спрашивать ваше имя, чин, номер и расположение части, – покивал сам себе «Вольтер». – Все это, во‑первых, мне совершенно без разницы, а во‑вторых, это можно установить из ваших документов, которые мои молодцы взяли на вашем бесчувственном теле. Да‑да, именно в этом кармане, – улыбнулся он еще шире в ответ на попытку Александра дотянуться связанными руками до нагрудного кармана: там, завернутые в несколько слоев полиэтиленовой пленки, лежали его документы. Когда‑то…

– Я даже не буду спрашивать вашего, Александр Павлович, – в его устах отчество прозвучало как «Павловитш», – согласия на небольшую прогулку… Я просто пришел взглянуть на человека, столь молодого годами, но сумевшего успешно возглавить оборону против многократно превосходящих сил противника. Да‑да, против вас, мой друг, сражалось более двух сотен лучших бойцов Хамидулло. Вы слышали о «тиграх»?

– Не доводилось, – разжал губы Бежецкий.

– А совершенно зря! Это лучшие бойцы из лучших, выдрессированные – не побоюсь этого слова – лучшими инструкторами Его Величества. И они оказались сущими котятами по сравнению с вами и вашими солдатами. Сколько у вас было человек?.. Да ладно, ладно! Это большой тайны не составляет. Мои люди все равно это узнают. Неделей раньше, неделей позже… Вы, русские – странный народ. Другой бы гордился, а вы стесняетесь.

Англичанин – а Саша давно уже опознал акцент, который собеседник не слишком‑то и скрывал, пожевал сухими губами и продолжил:

– Такой человек – и все еще поручик. У нас вы бы могли подняться до капитана. Или даже до майора. Если бы у вашего отца, – улыбнулся он, – хватило денег для покупки патента.[76]

– А у вашего хватило? – в упор спросил Саша.

– Увы, увы… – Собеседник погрустнел. – Потому‑то я и вынужден был покинуть армию, в свое время… Зато теперь в той службе, что я представляю, мое личное состояние не играет никакой роли. А оно весьма и весьма увеличилось за последние пятнадцать лет, – похвастался он. – Вы бы тоже могли…

– Я не тороплюсь, – перебил его поручик. – Как‑нибудь своим ходом доберусь и до ротмистра, и до полковника.

– Ротмистра? Ах, да – вы же кавалерист! Странный вы народ, русские: кавалерия у вас – на вертолетах… То ли дело – Империя… Я имею в виду Британскую, – счел он нужным пояснить. – Вся кавалерия – на танках. И уланы, как вы, и драгуны…

Саша хотел было сказать, что часть российской кавалерии тоже относится к бронетанковым войскам, но прикусил язык: небольшая тайна, но к чему распинаться перед врагом?

– И все равно вам придется прогуляться с нами, – сожалеюще вздохнул англичанин. – Я бы, конечно, отпустил вас – видит Бог! Но к чему демаскировать это укромное местечко? – обвел он рукой убогую халупу. – Уютно, не правда ли?

– Меня все равно найдут, – без особенной уверенности заявил молодой человек. – Наше командование, должно быть, уже подняло по тревоге все возможные силы и прочесывает сейчас…

– Прочесывает! Будьте уверены! Не поверите – генерал Мещеряков сделал невозможное, оголил несколько направлений, и вас теперь ищет целая армия. Вас и вашего товарища. Только не найдет.

– Почему?

– А вы разве не поняли? Ведь вся заварушка вокруг ваших вертолетов была всего лишь отвлекающим маневром! Мещеряков хороший вояка и оперативно закрыл границу, да так успешно, что прогулка моего дорогого гостя могла осложниться…

– Железнодорожного чиновника?

– Его самого. А держать привыкшего к комфорту столичного человека в таком вот дворце может оказаться вредным для его здоровья. Вот я и сделал шахматный ход. Пожертвовал несколькими пешками, но выиграл партию.