Сепаратисты (СИ)

Дорога в гору была достаточно крутая и под противным мелко моросящим дождем с сильными порывами ветра не слишком приятная. Петь гимны и молитвы, как некоторые попутчики как-то не тянуло. Остатки тепла давно выветрились из тела и ощущения были не из самых приятных. Очень хотелось поскорее забраться под крышу и сидеть у печки, пока зубы не перестанут выбивать дробь, а руки согреются. Оглянувшись Стен убедился, что его добровольная охрана тоже не лучиться счастьем. Ладони глубоко в карманах, вид грустный.

Зато благочинный так и шествовал с невозмутимым видом, не замечая окружающей обстановки. На бритую макушку падали размерено капли дождя, а ему хоть бы хны, как бы не чувствует. Губы его шевелились, но что он произносил Шаманов так и не разобрал. На знакомую молитву не походило. Смахивало на ритмичные куплеты, вроде армейских, они тоже облегчают движение. Кстати имелась еще одна более удобная дорога, по которой возили грузы, но это было бы крайне неприлично прийти к монастырю постороннему человеку по ней.

Наверху, как по заказу дождь прекратился и из-за хмурых туч выглянуло солнце, даря паломникам тепло и утешая. Воздух явно приобрел вечно произносимое и смутно понимаемое 'благорастворение'. Проще говоря, дышалось легко и приятно, вид с вершины открывался на окрестности замечательный. Леса, пашни и озера. Пастораль.

Посвященный что-то невнятно пробурчал и умчался, предоставив осматриваться самостоятельно. Стен суетиться не стал. Позовут. Принялся озираться. Одно дело картинки или фотографии, совсем другое — реальное впечатление значительности, власти и красоты.

Прямо перед носом мощная стена, окружающая монастырь со всех сторон. Она сложена из самых разнообразных по виду, цвету, размеру и даже происхождению камней, скрепленных цементом. Рядом с гранитом песчаник и даже обычные кирпичи. Чужак непременно покрутит пальцем у виска. Местным и не только ортодоксам ничего объяснять не требуется.

Во время восстания монастырь был осажден и частично разрушен. Тогда шиольские победители по всей Патре ломали Храмы, монастыри и дома. После замирения по призыву архиепископа к подножию Горы привезли множество камней из уничтоженных зданий. От каждого Храма из самых дальних мест везли и складывали в кучи. А паломники тащили их наверх. Вот из разрушенного и выросла защищающая монастырь стена, на фундаменте из прежних блоков. Не столько практически, сколько символически прикрывая сооружения за ней.

Внутри было три огромных собора, построенных уже позднее, мужской и женский монастыри, резиденция архиепископа, несколько двухэтажных корпусов для самих монахов и временного помещения богомольцев. Трапезные для них же. Помещения мастерских и хозяйственные пристройки. По древнему уставу монахи и посвященные не должны жить в праздности, а трудиться на благо. Потому и проповедники ходящие по дорогам не просто просили, а отрабатывали подаяние.

Гора не просто сама себя обеспечивала самой разнообразной продукцией, она еще и выпускала товары на продажу, за счет этого помогая многим неимущим и нуждающимся. Ортодоксальная церковь имела целую сеть собственных странноприимных домов для инвалидов, стариков и сирот. Содержала за собственный счет несколько больниц и посылала монахов учить детей в школах.

— Впечатляет? — спросил голос сзади.

— Еще как! Локтей семь в высоту. Это сколько ж уничтожили! — оборачиваясь, признался Шаманов.

— Всего пять с половиной, но ни одного целого Храма тех времен не сохранилось, — сказал уже пожилой плотный и невысокий монах. — Часть позже отреставрировали, но стиль не тот, — он поморщился.

Стен отреагировал запоздало, но встал по стойке смирно чисто машинально. В лицо он архиепископа конечно не знал, ряса была самого что ни есть затрапезного вида, но большое кольцо на пальце и свита на заднем плане не оставляло места сомнениям. И проводник тут же торчит с прежним невозмутимым видом.

— Владыко святый, преблагий, молим Тя, в милости богатаго, милостива быти нам, — сообщил, прежде чем успел подумать.

— Достаточно, — сказал архиепископ спокойно. — Думаю и символ веры произнесешь без запинки, хотя на служениях бываешь не часто.

Ну я и не сомневался, что справки наводили серьезно.

— Кто не знал войны, не знает и Бога. Вера она в душе.

— В душе должна быть Любовь!

— Наверное, во мне ее недостаточно. Я не способен 'при виде нравом зловредных испытывать сострадание и любить кмо родичей'

— Немногие поднялись на столь высокую ступень. К моему стыду, — сообщил архиепископ, — я тоже не идеален. Насколько проще не вспоминать об окружающем мире. Увы… Кроме духовной необходимости окормлять верующих неизбежно приходится думать о мирском. Скажи мне, куда ты идешь? К чему стремишься?

— Меня часто спрашивают: 'За что мы сражаемся?'. Не за сиюминутные выгоды. Мой народ должен иметь возможность выбирать или изменять форму правления, при которой они живут. Никто нам не поможет, если сами себе не поможем. Любовь? Мое сердце наполнено любовью к моей стране. С чего это я должен обожать Шиол? С какой стати королевский парламент в Баллине ведает законодательством на Патре? Почему губернатор назначает чиновников из послушных ему и не заботящихся о народе? Это наше дело решать лучше или худше и убирать негодных!

— И это будет добро?

— Скорее всего, не для каждого. На этой дороге предстоят бои и страдания и не всякий доживет до финиша. Я вовсе не уверен в скорой победе. Возможно, предстоят годы борьбы с переменным результатом. Успех — не вечен, провал — не навсегда: уверенность в своей правоте и готовность пожертвовать для общего блага может изменить всё.

— Только массовая поддержка народа привет к победе.

— Вы правы и в данной ситуации я не имею права отдавать предпочтение части народа за счет остальных. Я ортодокс, пусть и не очень прилежный. Тем не менее, я не потерплю ни религиозного гнета, ни религиозной розни среди патранов.

Сказано с откровенным вызовом. Если архиепископ имеет свои виды на дальнейшее и собирается ставить условия, пусть будет готов.

— Сменить власть одной религии на другую? Никогда! Подлинная национальная общность может быть построена только на основе социальной справедливости. Равенство для всех граждан, независимо от происхождения и вероисповедования!

— 'Все люди братья, неплохо бы помнить основы катехезиса.

— Существует лишь единый Бог.

Никто не знает Его истинной природы.

Есть ли такое место, где нет Его?' — пробормотал Стен. Вбитое с детства остается там навсегда, даже если с возрастом получаешь образование инженера.

— Всякое гонение за веру преступно, — провозгласил архиепископ. — Наш Бог не провозглашает национального или кастового неравенства, никого не ведёт и никого не наказывает. Мы свободны в своей воле. И все-таки… Что будет с не пожелавшими идти за тобой?

— Отказавшиеся от свободы ради безопасности, — жестко ответил Стен, — не заслуживают ни свободы, ни безопасности.

— Сначала врагом объявляется тот, кто против нас, потом тот, кто не с нами, потом тот, кто не поспевает за нами, потом тот, кто справа или слева. В конце концов, или живых не останется, или они пройдут по твоему трупу раньше. Доброта еще никогда не отнимала силы у свободных людей. Политику иногда приходится становится снисходительным. Это не роскошь, а необходимость.

— Есть общие принципы одинаковые для всех, — осторожно произнес Стен. Не первый день он стремился получше сформулировать лозунги для Национальной Лиги и хотелось проверить на умном оппоненте. — Богатых и бедных, крестьян и горожан, ортодоксов и реформаторов. Вера в Бога, национализм, социальная справедливость, равноправие. Еще проще — принцип взаимопомощи — вместе работать и достигать общих интересов.

— Звучит так расплывчато, что может и сработать… Я вижу на тебе Божественную печать, — сказал архиепископ после паузы.

— Извините, я как-то не рвусь принять обеты. Недостаточно просветлен и мысли не туда направлены.