Каждый за себя (СИ)

– Неслабые запросы.

– Тогда советую действовать по инструкции и через корпус, – рейдер коротко и зло посмотрел в глаза собеседнику. – Мы оба знаем, сколько времени у тебя это займет.

Джед только выматерился про себя. Будет затягивание отправки группы. Скрытый саботаж и провал.

– Выкручиваешь руки?

– Скорее, пользуюсь моментом.

– Что ж, принимаю условия. Готовь выход.

* * *

Когда щелкнул замок, заспанная Айя торопливо выбралась из спальника и вскочила.

– Привет!

Керро, возникший на пороге, посмотрел на нее с удивлением. Как будто не ожидал увидеть.

Девушка поняла, что со стороны, наверное, выглядит смешно – в длинной мужской футболке, с торчащими во все стороны волосами и мятым лицом, но при этом стоящая навытяжку.

Интернатская привычка – нельзя валяться на кровати, если входит кто-то из персонала. Да и вообще нельзя валяться. Только после отбоя.

Поэтому Айя торопливо пригладила рукой лохмы и спросила голосом, еще сиплым от сна:

– Есть будешь?

Керро только усмехнулся:

– И что же ты приготовила?

Айя подняла глаза к потолку и без запинки перечислила все наименования консервов в кладовке. Дойдя до тунца, снова посмотрела на собеседника и спросила:

– Так что будешь?

Он бросил куртку на спинку стула и начал снимать оружие.

– Рябчиков в ананасах с кониной.

Сняв оружие, рейдер начал освобождаться от бронежилета, и Айя с удивлением увидела на спине собеседника плоский ящичек, которого там не было накануне.

– Рябчики в меню не обозначены, но могу вывалить банку джема в банку говядины, если хочешь экзотики, – сказала она. – А что это за штука?

– Если повезет, ты этого не узнаешь. Что ж, неси кашу с тушенкой и гони автобиографию.

– Она на столе, – махнула рукой девушка и исчезла в кладовке.

Когда она вернулась, Керро уже прочитал «пространные» мемуары и выглядел одновременно задумчивым и насмешливым.

Айя протянула ему чистую ложку и банку с консервами, после чего, усевшись напротив, осторожно спросила:

– Что ты так смотришь?

– Как? – мужчина неторопливо перемешивал еду.

– Как будто насмехаешься.

Керро поглядел на собеседницу с прежней иронией.

– Марка и цвет машины родителей, – внезапно спросил он.

– Что? – опешила Айя.

– Быстро. Марка. Цвет.

Девушка изумленно захлопала глазами.

– Я не… помню… – Айя уставилась в пустоту.

Она и вправду не помнила. Ей говорили, что после аварии в памяти могут случаться провалы, потому что удар был сильный и…

– Я не помню. У меня было сотрясение мозга.

Керро хмыкнул, чем-то явно очень довольный.

– А шрамы откуда? – кивнул он на белые полоски, пересекающие вкривь и вкось веснушчатые предплечья собеседницы.

Девушка посмотрела с удивлением, словно впервые видела собственные руки:

– Говорю же, после аварии…

– Хм… где ты сидела во время аварии? – Керро, похоже, нравилось задавать внезапные идиотские вопросы.

– Я. Не. Помню. Помню удар и летящие стекла. Всё.

Рейдер откинулся на стуле и указал ложкой на Айкины шрамы:

– Это – скользящие раны от ножа. Раны от осколков выглядят иначе. Особенно от автомобильных. Автомобильное стекло от удара рассыпается на мелкие части. А у тебя длинные тонкие порезы на руках и… – он посмотрел под стол, и Айя поспешила натянуть подол футболки на колени, а босые ноги спрятать под стул. – И на ногах. Причем довольно специфические.

Девушка потрясенно смотрела на собственное тело.

– Раны от ножа? – она выставила вперед руки, внимательно изучая тонкие белые линии на покрытой россыпью веснушек коже.

– Шрамы, как шрамы. В черном секторе такие есть у каждого.

Айя подняла на него глаза:

– Но я из чистой зоны. И первый раз тут… – она осеклась, вспомнив, как легко управилась с Доковым пистолетом. – Чёрт!

Девчонка вскочила, с грохотом отодвинув стул.

– Ёбаная матерь!

Керро наблюдал за ней с нескрываемым интересом. Зрелище и впрямь оказалось любопытным – хотя бы потому, что мимика у Айи менялась стремительно, в зависимости, видимо, от того, какие мысли ее одолевали. Лицо то становилось подростково-инфантильным и испуганным, как накануне, то вдруг в нем проявлялась непривычная жесткость. Метаморфозы были молниеносны и выглядели диковато, будто в девчонке сидели два разных человека, каждый из которых пугался на свой манер.

– Где ты видела эмблему с горизонтальной восьмеркой в квадрате? Быстро! Не задумываясь!

Айя дернулась, на миг окаменела и тихо, но внятно сказала:

– Она была на халатах у медперсонала.

– Садись, чего мечешься-то, – Керро встал и вышел в кладовую, вернулся с бутылкой воды и двумя кружками: – Пей, – он налил воды и передал Айе.

Та опрокинула в себя кружку. Со стороны показалось, будто втянула одним глотком. Когда же девушка вернулась обратно за стол, ладони, которыми она терла вспотевший лоб, дрожали.

– Кто я? – глухо спросила она и сама ответила: – Хотя откуда тебе знать…

– Ты? – Керро протянул руку, забрал кружку налил еще воды и передал обратно собеседнице: – Я бы сказал, что крыска из черного сектора, попавшая в биолабораторию. Но... – он замолчал.

– Выходит, всё, что я помню – родители, дом, детство – всего этого не было? – в ужасе спросила девушка.

– …Но материалу из биолабораторий не накладывают ложную память, – невозмутимо продолжил Керро свою мысль, в уже знакомой Айе манере. – Согласно меморандуму девяносто девять, весь биоматериал по окончанию исследований немедленно утилизируется. По поводу того, кто ты и что было... память накладывали топорно, может, и вспомнишь. А еще горизонтальная восьмерка в квадрате, или, как ее везде называют, «жопа в квадрате» – это логотип «Крио-Инк Мариянетти», которая действительно занимается биологическим оружием. Но не «Винздора». Расскажи про интернат, из которого тебя похитили. Всё, что вспомнишь.

Девушка потерла лоб, отпила еще воды, помолчала какое-то время, а потом сказала:

– Я год после аварии провела в интернате для детей с задержкой в развитии. Номер сорок семь. Там… я плохо помню: голова болела часто, а в комнате не было окна, даже непонятно – день или ночь. Свет никогда не гасили, дверь была заперта. Комната – в два раза меньше этой. Я думала, даже ходить там разучусь. Говорили, мне после аварии нужен покой. Зато давали много книг. И фильмов. Лекарства какие-то… Потом, когда головные боли прошли, меня отправили на учебу в интернат номер восемнадцать. Для детей-сирот сотрудников низшего звена. Что-то вроде лагеря скаутов строгого режима. А там… там всё изо дня в день одинаково и как-то серо. Утро – вечер, утро – вечер. Что ты хочешь узнать?

Айя стиснула пальцами виски. «Крио-Инк Мариянетти»… Жопа, блин, в квадрате. Ложная память? Лабораторная крыска? Шрамы от ножа? Меморандум девяносто девять? Ёбаная ж матерь!

– Как звали соседок по комнате в первый год? Во второй? Как они выглядели? Как учились? Номер учебной группы в третий год. Номера комнат, в которых жила. Имена и фамилии преподавателей по математике за все годы. Теперь можешь не спешить.

Керро откинулся на стуле и прикрыл глаза, слушая, как Айя обстоятельно отвечает на вопросы и постепенно успокаивается оттого, что может разложить хотя бы малую часть собственного прошлого по полочкам. Видимо, нащупала относительно твердую почву и теперь пыталась устоять на ногах, а не рухнуть под напором открытий. Поэтому говорила она с подробностями и деталями, которых помнила очень много.

– Хватит. Восемнадцатый, похоже, реальная память. Впрочем, проверим.

– Проверим? – Айя заметно напряглась. – Как?

– Есть мысли, – Керро отмахнулся, – завтра уточню. А тебя надо нормально одеть и обуть. С утра оставлю у кролей, они помогут. В обед встретимся. А там видно будет.

– Как ты догадался про ложную память? – спросила Айя. – Почему?