Битва за небо

– Значит, электричество стало для него первым пунктиком. – Голос Мерлина был задумчив, гроссмейстер строил в уме психологическую модель. – А что со вторым?

– Тесла принадлежит к рационалистам. – Инженер проследил, как очередная шифровка заползает в недра автомата, достал следующую ленту и приготовился заправить ее. – Повернут на идее превосходства технического прогресса над психотехническим. Незадолго до того, как «Посейдон» был закончен, ему в руки попал доклад Маркса о невозможности сосуществования электрического и психотехнического направления. На всякий случай напомню…

– Не надо, – фыркнул Мерлин. – Про точку ветвления пути я помню. Как с определенного момента один из путей развития становится доминирующим, а другой обречен.

– Тесла сделал из этого доклада странные выводы. Нам удалось опросить выживших механиков, с которыми он работал, – все они утверждают, что непосредственно перед тем, как угнать субмарину, Тесла пытался завербовать их на войну против психотехники как таковой. Дескать возврат к точке ветвления еще возможен, а технический прогресс принесет пользу всем людям без исключения, а не только горстке избранных с мечами. Так что он будет топить корабли всех государств, которые ориентируются на развитие психотехники. Британские корабли он, думается, не тронет, хотя рисковать тоже не стоит.

– Не стоит, – подтвердил Мерлин. – Ты еще не в курсе, но Тесла нас тоже не жалует. Два наших пассажирских корабля, к счастью, не такие большие, как «Кама Икала», были затоплены возле Гавайских островов.

– Черт! Что им понадобилось на этих Гавайях? На пляже полежать? Там же японская военно-воздушная база…

– Тем не менее. – Голос Мерлина был мрачен. – На одном из этих кораблей находилась юная племянница премьер-министра. Так что он тебе еще будет звонить, учти.

– Зато теперь на Британию перестанут падать подозрения, – пытаясь найти хоть один положительный момент во всей этой ситуации, выдохнул Артур.

Только в безудержном цинизме еще можно было найти спасение от угрызений совести. Если бы он проследил за Теслой, не поддался на соблазн сохранения полной секретности и поместил бы на борт «Посейдона» взвод морских пехотинцев… На душе у инженера вовсю скребли кошки, нагло валялись массивные камни. По одному из этих камней в качестве незначительного утешения на израненную совесть стекала тонкая струйка виски. Слишком тонкая, чтобы принести Артуру долгожданное успокоение.

После дюжины неудачных экспериментов решили попробовать классический западноевропейский вариант с хрустальным шаром. Профессор Воронин к занятию подготовился основательно: в саквояже помимо хитроумных зеркал, линз, призм и металлических шариков удалось найти искомое – диаметром три дюйма, натуральный горный хрусталь, хотя вариант предусматривал и заменитель из чистого стекла.

– Положи вольт на стол, – попросил Сергей Владимирович ученицу. – Рукоятью к себе, лезвием к окну, чтобы кончик вольта выдавался на пару дюймов.

Ксения послушно определила вольт, уселась в мягкое кресло, специально притащенное в кабинет Поликарпа Матвеевича из гостиной. Хозяйское оказалось слишком жестким, сиденье на нем дисциплинировало, заставляло сохранять концентрацию – именно этого профессор Воронин и старался избегать.

– Постарайся расслабиться… – монотонно затянул он.

Ксения слышала этот монолог перед каждой неудачной попыткой, а потому могла продолжить его с любого места. Хрустальный шар на подставке из синего бархата Сергей Владимирович расположил между девушкой и вольтом. Сквозь хрусталь рукоять вольта выглядела как-то странно, как-то донельзя знакомо…

– Представь мысленно образ своей десницы и поднеси его к вольту, – порекомендовал профессор, когда девушка вошла в транс. – Сквозь хрусталь, прямо сквозь хрусталь. Потому что никакого хрусталя на столе нет.

На тренировках с предыдущим учителем, да и с Поликарпом Матвеевичем, Ксения училась создавать фантом – ложное Намерение, способное обмануть другого психотехника. Создание мысленного образа было сродни созданию фантома, только теперь настоящее Намерение помогало девушке добиться ощущения полновесности, материальности. Как будто настоящая рука протянулась вперед, а то, что в состоянии полной расслабленности лежало на подлокотнике, являлось очередной иллюзией.

Все предметы в комнате окутались дымкой, потеряли плотность очертаний. Только хрустальный шар остался четким – более того, он стал неестественно четким, превратился в некое отверстие, через которое проглядывало наружу будущее. Все варианты будущего. Если бы речь шла не о футуроскопическом явлении, можно было бы употребить слово «одновременно». Ксения протянула правую руку, и та беспрепятственно пересекла границу между временами. Прикосновение к вольту пробудило воспоминания. Четкие и болезненные.

Вольт символизировал фехтование, поединок за право считать себя психотехником, за право уважать себя как психотехника. Вот Ксения снова фехтует с Николаем в тренировочном зале. И снова тот медленно, не теряя уверенности в себе, загоняет ее в угол, пользуется своей длиной рук и мастерством.

И стилевидением, подсказал девушке внутренний голос. Ты узнала о стилевидении позже, а тогда тебе захотелось увидеть будущее, в котором ты побеждаешь.

Вновь перед глазами всплыли провисающая газовал камера, наклонная палуба, офицер и поддерживаемая им бомба.

– Поражено шесть секций из восьми! – отрывисто выкрикнул кто-то невидимый. – Количества имеющегося газа недостаточно, чтобы сохранять высоту! Мы падаем!

– Это не будущее, – успокоил девушку донесшийся откуда-то извне голос Воронина. – Это воспоминания о том, что могло состояться, но не состоится. Ты не выиграла тот бой, поэтому этого будущего нет.

«Я и не проиграла его», – упрямо подумала Ксения, внимательно разглядывая застывшую перед внутренним взором картинку.

– Без паники, – прозвучал в сознании командный голос. – Закачиваем весь газ в резервные камеры. Оставшиеся секции наполнить воздухом и разогреть. Этого хватит, чтобы вернуться домой…

Картинка сместилась, подалась вперед, к верхнему краю палубы, перевалилась за край… Посреди безбрежного океана собралась целая флотилия. Большие корабли и малые, морские и воздушные – все они образовывали окружность, центром которой был небольшой плот с оранжевой палаткой на нем. Палатка притягивала взгляд, и было совершенно очевидно, что в ней скрывается какая-то ценность. То, что способно послужить поводом для войны, которой еще никогда не бывало. Корабли кружили вокруг плотика, окружность постепенно сжималась.

– Ты в промежуточном состоянии, – прокомментировал голос Сергея Владимировича. – Твое сознание блуждает среди несформированных вариантов будущего, возможно, цепляется за какие-то из них. Но ты свободна выбирать. В твоей власти увидеть будущее любого знакомого тебе человека. Единственное исключение – ты сама. Как тебе уже известно на собственном опыте, в свое будущее заглядывать нельзя. Попробуешь или на первый раз хватит?

«Знает ведь, что попробую», – подумала Ксения, пытаясь отыскать будущее пропавшего без вести брата. Мировосприятие потеряло линейность, превратилось в витраж, количество фрагментов витража начало стремительно расти, а четкость каждого – снижаться. Появилось ощущение тяжести в груди и глазах, дышать стало тяжело, разглядывать витражи – еще тяжелее. На мгновение перед Ксенией возникло видение заморского города, с огромным оранжевым мостом, сотнями фуникулеров и тысячами тайн, одна другой опаснее.

– Может быть и не здесь, – услышала она знакомый голос, – только начинать все равно придется отсюда. В Алькатрасе могут знать этого человека, у меня такое предчувствие.

– Это у меня предчувствие, а не у тебя, – неожиданно обиделась на Николая девушка, но в этот момент что-то нарушилось и к ней пришло беспамятство.

Заведение под вывеской «Олд вэй» тоже принадлежало Мак-Дональду, правда, через подставных лиц. В отличие от той забегаловки, где принял смерть Бобби Длинный Язык, здесь можно было обедать без опасений за свой желудок, любоваться на длинноногих официанток, страстных танцовщиц и ставить деньги на регулярно проводившиеся тараканьи бега.