Чаша огня

— Ты как всегда угадала. Мы действительно сейчас занимаемся одним очень странным и запутанным делом.

— Что-то серьезное? — на лице Юли появилась озабоченность.

— Да. В одном из институтов, расположенном в предгорьях Гималаев, пропала девушка-студентка. Все говорит о том, что ее похитили. Пока мы точно не знаем кто и с какой целью.

Я замолчал, заметив, что Юли начинает хмуриться всерьез, и поспешил сменить тему разговора.

— Но не будем больше об этом! Я ужасно устал за вчерашний день. К тому же твой отец устроил мне порядочный разнос, доказав, что я был слишком самонадеян.

— Ну, и правильно! Ты порядочный злюка и задавака! Сама не понимаю, почему я все еще дружу с тобой? — Юли наморщила лоб, хватаясь ладонями за щеки и сокрушенно качая головой.

— А я знаю! Потому что ты любишь меня!

Я подхватил ее на руки и закружился с ней вместе.

— Ой, ой! Пусти сумасшедший! — стала отбиваться она, пытаясь встать на ноги.

— Да, я сумасшедший! Я потерял голову и сердце из-за этой чудесной и неповторимой девушки! И пусть об этом знают все!

— Ты сошел с ума! — на лице Юли появился веселый испуг. — Что ты говоришь? Здесь же кругом дети!

— Дети тоже знают про любовь! А я люблю тебя! Ласточка моя!

Я тонул в ее удивительных глазах, в которых сейчас было столько нежности, столько любви ко мне, что сердце радостно пело в груди, вырываясь наружу.

— Я хочу подарить тебе сказку, потому что сегодня наш день. Понимаешь, наш!

Мы шли, обнявшись, все дальше углубляясь в парк, медленно ступая по мягкому ковру шелковистых трав. Со всех сторон бесконечными оттенками красного и желтого цвета пестрели цветы, озаряя зелень густого кустарника, окаймлявшего берега большого круглого озера. Разбуженные цветением, словно охваченные живым пламенем, стояли раскидистые деревья, и ослепительно-яркая дорожка оранжевых цветов убегала вглубь парка, теряясь среди листвы. Буйство красок, щебет птиц, пьянящие ароматы, струящиеся по ветру, — все это действительно было похоже на сказку. Я нарочно привез Юли сюда, в Сады Любви, лучшее место для всех влюбленных, где царила вечная весна.

Мы спустились к озеру, и тут заметили на берегу его сгорбленную одинокую иву. Она была почти сухая, с растрескавшейся корой, и так странно смотрелась здесь, среди цветов, скорбно клоня к воде длинные тонкие ветви.

— Смотри, Максим! Какая старая… — негромко воскликнула Юли, указывая на неказистое дерево, казавшееся таким печальным и всеми покинутым.

Юли подбежала к нему, замерла около самой кромки воды и осторожно погладила шершавый, в рубцах и трещинах ствол. Я подошел следом за ней.

— Совсем старая! — повторила Юли, сокрушенно качая головой, обводя пальцами трещины в коре. — Скоро и я стану такой же, как она… Кожа моя будет морщинистой и жесткой, и сама я сгорблюсь вот так же…

Слова ее вызвали на моих губах невольную улыбку. В самом деле, в ее возрасте, когда жизнь только начинается и впереди столько прекрасного, столько невыполненных дел и свершений, думать всерьез о старости? Сейчас, когда наша жизнь простирается далеко за границы целого столетия!

— Ну, любимая, это будет еще совсем не скоро! — не скрывая иронии, сказал я.

— Скоро, скоро! Не спорь! — убежденно воскликнула она и грустно добавила: — Годы летят так быстро, и жизнь проходит так незаметно, особенно сейчас, когда вокруг происходит столько грандиозного, и во всем нужно непременно участвовать, везде побывать, все успеть, чтобы оставить свой след на Земле или где-нибудь на далеких звездах… А ведь мне уже почти двадцать лет, Максим! Представляешь? Двадцать! — раздельно повторила она, вслушиваясь в звук своего голоса. — И я еще ничего не сделала в своей жизни! Детство так быстро пролетело, а старость вот она, уже не за горами!

Я не выдержал и весело рассмеялся. Юли обиделась.

— Зачем ты смеешься? Ты думаешь, я не права? У-у! Какой ты!

— Старость? — давясь от смеха, спросил я. — Что такое старость в наше время?! По-твоему, я старый? А ведь мне двадцать девять!.. Нет, Юленька, это далеко не старость! Это колыбель, и мы с тобой еще совсем не опытные юнцы! Старость приходит, когда человек больше не может отдавать всего себя любимому делу, служить обществу и людям в полную силу. Когда душа его больше не вторит мелодии молодости. Вот тогда приходит старость и неминуемая смерть, потому что эта жизнь до конца исчерпана, и душе необходимо вновь возродиться в новом теле. Нет, мы с тобой не стары. В нас кипит энергия молодости, и мы полны сил и устремлений! Но когда придет час, и тело начнет дряхлеть, можно будет сделать полную или частичную ревитацию, и ты снова станешь такой же молодой и красивой.

— Омоложение? — Юли оперлась спиной о ствол дерева и шутливо поморщилась. — О, нет! Реставрироваться, как высохшая мумия? Это не для меня! Лучше уж я буду такой вот старой и не красивой, чем отдавать себя в руки врачам-косметологам и энерготерапевтам.

Она замолчала, глядя на меня смеющимися глазами. Я подошел к ней вплотную, склонился над ее лицом, погружаясь взглядом в омут ее глаз.

— Послушай, малыш! Я давно хотел тебя спросить… Что сталось с твоей матерью? Где она? Я никогда не видел в вашем доме ее фотографий.

Несколько секунд Юли молчала. Радость в ее глазах постепенно исчезала. Наконец, она тихо произнесла, потупив взор:

— Не спрашивай меня о ней. Тебе, наверное, покажется это странным, но я не считаю ее своей матерью в полной мере… — Юли отвернулась к озеру, задумчиво погладила корявый ствол ивы.

— Почему? — осторожно спросил я, удивляясь ее словам.

Она посмотрела на меня через плечо и твердо произнесла:

— Я не могу простить ей предательства моего отца!

— Предательства? — еще больше удивился я.

— Да! — Юли резко повернулась ко мне. — Разве нежелание или неумение понять любимого человека, нежелание разделить его надежды и тревоги ни есть предательство?

Она смотрела на меня почти негодующими, жаждущими ответа глазами.

— Может быть, не стоит судить ее так строго? Все-таки, она твоя мать.

Мысленно я уже ругал себя за то, что затеял этот разговор, видимо, очень болезненный для Юли.

— Стоит! — убежденно сказала она. — Именно потому, что она моя мать!

— А ты уверена, что знаешь об их отношениях все? Ведь ты не была с ними каждую минуту. В жизни бывают разные обстоятельства… Мне трудно объяснить тебе это… Жизнь очень сложная штука, особенно в отношениях между мужчиной и женщиной.

— Разве это может служить оправданием, Максим? — дрожащим голосом воскликнула Юли. — Она покинула отца в тот самый момент, когда ему было особенно трудно. Любовь — это, прежде всего стремление сделать счастливым любимого, а не самолюбование и восхваление своих чувств!

Я, молча, посмотрел ей в глаза. В их глубине было мятежно и неспокойно. Что я мог ответить ей? Я толком ничего не знал об отношениях ее отца и матери.

— А сама ты смогла бы пожертвовать собой ради любимого человека?

— Смогла бы! — твердо сказала Юли, глядя мне прямо в глаза. — Я смогу отдать ради тебя свою жизнь, смогу понять тебя, когда никто тебя не поймет, смогу принять тебя таким, каков ты есть! Что бы ни случилось, всегда смогу! Максим, я люблю тебя!

Я обнял ее за плечи, прижал к своей груди. Она покорно замерла, затаив дыхание. Это длилось какие-то мгновения… а может быть, целую вечность? Потом она медленно опустила руки и отступила на шаг. Посмотрела на меня проникновенно и призывно.

— И хватит об этом! Иначе я по-настоящему разозлюсь на тебя, и мы поссоримся, а я не хочу этого!

Я ласково погладил ее по обнаженному плечу.

— Последний вопрос. Можно? Где она сейчас?

— Этого я не знаю… никогда не интересовалась этим. Она рассталась с моим отцом, когда мне было два года и меня только отдали в воспитательную школу.

— И больше ты не встречалась с ней? Она не навещала тебя?

— Нет. Ну, Максим!

Юли болезненно поморщилась.