Клыки на погонах

— Хоть карту догадалась прихватить, — пробормотала она. И тут же набросилась на старуху: — Проклятая укудук! [12] Ты ведь не догадалась взять мое оружие?!

Пораженная неблагодарностью ученицы, Прудди сдавленно всхлипнула. Ей с трудом удалось сдержать рыдание. Вот это дитя. Девчонку спасают от неминуемой гибели, а она обзывается дрянными словами и сыплет обвинениями. Вся в мать пошла — характер как у ведьмы.

— Где он? — не унималась противная Мэлами. — Где?! Мой?! Меч?!

"А ведь она совсем ребенок, — успокоилась фрейлина. — Злится на свою беспомощность, и проецирует обиду на седину взрослой женщины. Дети ведь не желают брать ответственность на себя. Вот и накинулась, моя девочка…"

— Где?!!

— Вот, — вздохнула Прудди.

Она порылась под юбками и вынула оттуда длинный сверток, бережно обмотанный тканью.

Издав радостный вопль, принцесса схватила предмет и развернула обертку. Внутри оказались ножны, украшенные несколькими рядами мелких драгоценных камней. Мэлами любовно погладила чуть изогнутую рукоять, литую из серебра, обшитую вишневыми планочками и обтянутую тончайшей телячьей кожи. Девушка чуть обнажила клинок. Тот легко потянулся из ножен, поблескивая крепким металлом с изогнутой змейкой серебра в месте желоба жесткости.

"Единственная вещь, которую любит эта девочка, — печально подумала старуха".

Меч принцесса действительно очень любила. Его подарил ей отец, когда впервые в жизни повел ее на уроки фехтования. Тогда девчонке было около двенадцати и учиться она не отказывалась. Занималась упражнениями с мечом года два. Потом забросила на время. И опять вернулась к фехтованию, когда загорелась идеей путешествовать.

Поддавшись внезапному порыву признательности, Мэлами бросилась к наставнице и коротко ее обняла.

— Пойдем же скорее! — и помчалась вперед.

— Миры она будет спасать, — улыбнулась Прудди. — Дитя!

Старуха отправилась вслед за принцессой.

Полсотни ступеней вверх и еще пару шагов под уклон. Перед ними забрезжил широкий овал дневного света. Покосившаяся дверь, невесть сколько лет древности, поскрипывала на летнем ветру. Портал оплетали прутики дикого хмеля. Кое-где виднелись одинокие иголки шиповника. С трудом продравшись через заросли, спутницы вышли на открытое пространство.

Впереди зеленела стена небольшого фруктового сада. Чуть левее тянулось пшеничное поле. К нему прижимались несколько ферм. За полем располагался небольшой, домиков на двадцать, торговый хуторок. На окраине хутора, даже с такого большого расстояния, можно было различить пару виселиц. Под одной покачивалось едва видимое, миниатюрное тело.

Одинокие деревья росли вокруг холма, в котором находился секретный выход из города. Рослые яблоньки, уже опечаленные в предчувствии далекой осени, склонившие ветви с налитыми соком плодами. Роскошная толстоствольная груша. И непроходимые заросли шиповника, словно специально рассаженного здесь — чтобы никто чужой не забрался в тайный ход.

Городские стены возвышались довольно далеко позади. С той стороны доносился многоголосный гул схватки, ревы и металлический скрип. Мэлами оглянулась через плечо. Угольно-серого покрова дыма, явного признака осады города, не наблюдалось.

— Наверное, папа затеял очередные учения рыцарей, — догадалась девушка.

Фрейлина прислушалась к отголоскам сражения. Слух барахлил, никаких интересных деталей из едва слышной какофонии извлечь не удавалось.

— Старость, — вздохнула женщина. — Действительно учения — на стенах лучников не видно.

Компаньонки находились севернее столицы и даже не догадывались, что все стрелки сейчас занимают позиции на юго-востоке. Звериный океан захлестывает серебристую горстку рыцарей. Наземь падает все больше мертвых тел в доспехах. В бешеном круговороте мечутся окровавленные клыки и когти. Под стенами столицы бурлит толпа удирающих воинов.

— Добро пожаловать, милые дамы, — услышали вдруг они голос. — Кто из вас желает познать любовь одиноких мужчин из дальних земель?

Словно по команде, спутницы отвлеклись от созерцания столицы и повернулись.

Прямо перед ними, укромно спрятавшись от любопытного взгляда среди высоких кустов шиповника, в траве сидели одиннадцать громадных варваров. Самый здоровый из них, облаченный в кожаный доспех и круглую шапку-махук, [13] поднимался на ноги. Он плотоядно усмехался и облизывался. Весь его вид говорил: "сейчас у этих цыпочек будут неприятности".

В кустах валялись объемные тюки. Из некоторых торчали копченые бараньи ноги и горлышки запечатанных кувшинов. На земле в беспорядке поблескивало всевозможное оружие. Старуха насчитала восемь лабрисов, четыре двуручных меча, две дюжины щитов и дюжину коротких луков. Туго напиханные стрелами колчаны покоились посреди незнакомых фрейлине клинков. Из экзотических орудий убийства, она узнала только молот с шипами на бойках и толстую цепь с внушительным грузилом.

"Надолго сюда… вона жратвы сколько. Шпионы? — лихорадочно подумала Прудди. — Могут передвигаться только по лесам и только ночью. Им даже нет нужды переодеваться в крестьян или рыцарей. Даже слепой безносый дворняга распознает в этих черноволосых орясинах симиминийцев. Что делать? Уже не убежишь…"

— Я тебе не милая, осел, — отозвалась принцесса. — Милой будешь доярку на сеновале называть. А меня величай "ваше королевское высочество"!

Варвары взорвались хохотом.

Мэлами впервые видела обитателей Симимини. Она знала про их повадки только по слухам да военным воспоминаниям придворных рыцарей. То, что подобное обращение к варвару может оказаться последним в ее жизни, девушка не понимала. Ну не было в Преогаре даже одного посла из варварской страны. А ведь у симиминийцев самой страшной обидой считалось сравнение с травоядным животным. Они всегда считали себя едва ли не дикими зверями, сыновьями природы. Хищниками.

— Что?

От рева гиганта, казалось, умолкло все вокруг. Остальные варвары мгновенно притихли, словно воды в рот набрали.

Принцесса несколько секунд разглядывала незнакомца. Ее интересовало странное одеяние варвара: доспех из грубо выделанной кожи, золотая застежка-фибула на длинном коричневом плаще из медвежьего меха; смешные сапоги — носки обрезаны, виднеются все пальцы; буро-зеленые штаны с длинными распорками почти до бедра; широкие бронзовые напульсники украшают запястья; амулет в виде однокрылой летучей мыши на бочкообразной груди; курчавая черная борода, заплетенная в четыре косички.

Девушка выхватила свой драгоценный меч из ножен. Серебристое лезвие блеснуло под лучами спятившего солнца. Светило, будто предчувствуя недоброе, несколько раз приблизилось и отдалилось от горизонта, словно подпрыгивая в нетерпении.

— Что слышал, сын ишака! Еще раз пискнешь про любовь — отрежу тебе твое вонючее достоинство и предложу этим индюкам на ужин, — выпалила вдруг принцесса. — Ты как разговариваешь с особами королевской крови?..

Прудди, предостерегающе поднявшая было руку, опустила ее обратно. В сердцах она выругалась. Да так, что Мэлами осеклась, а варвары уважительно посмотрели на старую женщину.

— Прошу прощения, милые дамы, — варвар приблизился. — Никак не ожидал обидеть столь благородных созданий.

При ходьбе, заметила старуха, мужчина немного наклонялся на левый бок. Словно бы его тревожила старая рана.

"Странно он говорит, — отметила фрейлина. — Варвар так выражаться не будет — он сразу топор метнет без разговоров. И потом набросится, похотливая обезьяна, на еще теплое тело… А этот излагает, словно бы в Преогарском Университете лекции слушал".

— Мне нравится, — гигант остановился прямо перед принцессой и, наклонившись к ней, доверительно сообщил. — Мне очень нравится, когда женщины показывают отвагу. Хотя, подозреваю, ваши оскорбительные слова связаны лишь с тем, что вы не понимаете их значения. В свою же очередь, я не хотел вас оскорбить. Потому что предложение любви считается в моей стране правилом хорошего тона. Тем более, мы с друзьями ожидали здесь другую даму и слегка обознались, перепутав вас с нею. Такой же плащ, такие же черные волосы… Как зовут вас, очаровательное дитя? И как величать достопочтенного отца храброй девушки?