Легион Фалькенберга

— Главный старшина.

— Сэр.

— Я покончил с книгой приказов. Будьте добры, проследите, чтобы она вернулась в батальонный сейф. К тому же, я забыл сделать запись о взятии книги. Поступайте, как сочтете нужным.

— Сэр.

— Спасибо. Вы и Лазар можете идти. Не вижу причин беспокоить капитана только потому, что мне понадобилось заглянуть в книгу приказов.

— Да, сэр. Пошли, монитор. — Огильви хотел сказать что-то еще, но передумал. Они вышли, закрыв за собой дверь.

— Очень благородно с вашей стороны, — сказала Кэтрин.

— Все, что мог, — ответил я. — Хотите выпить?

— Нет, спасибо. Чувствую себя дурой…

— Не вы одна. Я думал о том же и почти по той же причине, когда постучал Огильви. Не присядете? Наверно, нужно открыть дверь.

— Не говорите глупости. — Она пододвинула стул к большому столу. Длинная клетчатая юбка, похожая на очень длинный килт, и блестящая блузка из какого-то местного материала, с расстегнутым воротничком. Волосы длинные, каштановые с рыжинкой, но мне показалось, что это парик. «Чертовски красивая девушка, — подумал я. — Но в глазах затравленное выражение, а руки в шрамах. Шрамы свидетельствуют, что регенерацию проводил не очень искусный хирург».

— Кажется, Ирина говорила, что вы с фермы? Но вы не похожи на жительницу фермы.

Она не улыбнулась.

— Я владею фермой — вернее, владела. Ферма была конфискована правительством… одним из наших правительств. — Голос ее звучал горько. — Ассоциацией Защиты холмов Миссии. Это банда осужденных. Мы с ними сражались. Они убили моих деда, мать, брата и жениха. И теперь мы с этим ничего не можем сделать.

— Сколько там бандитов? Она пожала плечами.

— Думаю, в Ассоциации Защиты около четырех тысяч. Что-то в этом роде. Есть еще Истинное Братство. В нем несколько сотен, может, тысяча. Точно никто не знает. Они не очень хорошо организованы.

— Кажется, никаких проблем не должно быть.

— Их не было бы, если бы мы могли с ними разобраться. Но Ассоциация Защиты не разрешает нашим фермерам вооружаться и не позволяет выступать против Братства. Боится, что потом мы выступим и против нее. Братство само по себе не страшно — это дикари, а не люди, но мы ничего с ними не можем сделать, потому что не разрешает Ассоциация.

— А сколько вас?

— В Долине двадцать тысяч фермеров, — ответила она. — И не говорите, что мы можем прогнать обе банды. Я знаю, что мы должны быть способны на это. Но мы пытались, и ничего не вышло. Они нападали на какую-нибудь ферму, мы преследовали их, но они уходили в холмы, а там нужны недели, чтобы их отыскать. Они ждали, пока мы снова займемся землей, спускались и убивали всех, кто им сопротивлялся. Убивали целыми семьями.

— Это и случилось с вашим дедом?

— Да. Он был одним из лидеров Долины. Его даже не хотели ограбить, хотели только убить. После этого я попыталась организовать сопротивление, и тогда… — Она посмотрела на свои руки. — Они меня схватили. Кажется, все-таки мне нужно выпить.

— Боюсь, у меня только бренди. Или кофе.

— Бренди подойдет.

Я принес еще один стакан и наполнил его. Когда Кэтрин взяла стакан, ее руки не дрожали.

— Вы не собираетесь спросить? Все хотят спросить, но боятся. — Она вздрогнула. — Не хотят смутить меня. Смутить!

— Послушайте, если не хотите говорить…

— Не хочу. Но должна. Можете это понять? — Да.

— Хэл, вы не можете себе представить, что они со мной делали. Единственная причина, почему я осталась в живых, — они хотели, чтобы я жила. Потом посадили меня в клетку посреди деревни. Как пример. Предупреждение.

— Я решил бы, что эффект будет противоположным. — Я старался говорить спокойно, но внутри у меня кипела ненависть.

— Нет. Мне бы хотелось этого. Тогда я бы не напрасно… Может быть — не знаю. На вторую ночь, когда я была в клетке, два наших соседа убили одного из караульных и выпустили меня. Защитники на следующий день в наказание расстреляли тридцать человек. — Она посмотрела на свои руки. — Друзья переправили меня в безопасное место. Мне сказали, что врач был не очень хорошо подготовлен. Оставил шрамы. Если бы видели, какой я была там, так бы не говорили.

Я не знал, что сказать. И вообще не доверял своим способностям говорить. Хотел обнять ее, прижать к себе и больше ничего, просто обнимать и защищать. И добраться до тех, кто это сделал, и до тех, кто мог бы это остановить и не остановил. Боже, для чего существуют солдаты, как не для того, чтобы прекращать подобное? Но я мог только налить еще. И постарался говорить спокойно.

— А что вы будете делать теперь?

— Не знаю. Когда мне наконец позволили покинуть Риди, я поехала в Гармонию. Вероятно, надеялась получить помощь. Но… Хэл, почему губернатор Суэйл ничего не делает? Вообще ничего?

— Да, это интересно, — сказал я. — Боже, Кэтрин, откуда мне знать? С его точки зрения, все спокойно. Он может докладывать, что здесь все хорошо. В Колониальном Бюро те, кто создает сложности, не получает повышения, а Хьюго Суэйл не кажется мне человеком, который хотел бы до отставки дослужить на Арарате. — Я осушил свой стакан. — Может, я несправедлив к нему. Но почему-то мне не хочется быть справедливым.

— Но вы бы помогли, если бы смогли?

— Боже, конечно. Но теперь вы по крайней мере в безопасности.

Она печально улыбнулась.

— Да, всего лишь несколько шрамов. Подойдите ко мне. Пожалуйста. — Она встала. Я подошел к ней. — Положите руки мне на плечи.

Я протянул к ней руки. Она стояла неподвижно. И когда коснулся ее, почувствовал, что она дрожит.

— Так всякий раз, — сказала она. — Даже сейчас, а вы мне нравитесь. Я… Хэл, я бы все отдала, только бы расслабиться и позволить вам обнять меня. Но не могу. Могу только сидеть и разговаривать с вами.

— Тогда вам бы лучше уйти.

— Нет. Пожалуйста. Постарайтесь понять. Вы мне нравитесь. Я хочу говорить с вами. Хочу показать себе, что есть мужчины, которым я могу доверять. Только… не ожидайте слишком многого… какое-то время. Я постоянно твержу себе, что преодолею это. Не хочу быть одна, но боюсь быть с кем-то. Но я с этим покончу.

XIII

Последовало еще несколько недель парадов и муштры. Фалькенберг разработал новую схему. Он приобрел двести мулов и приказал моей роте учиться обращаться с этими животными. Идея заключалась в том, чтобы ускорить передвижение, используя вьючных мулов, и научить людей держаться за вьючные седла, чтобы ежедневно покрывать большие расстояния. Все получалось хорошо, но лишь нагнетало напряжение, потому что идти маршем было некуда.

Губернатор Суэйл вернулся в Гаррисон, но Ирина и Кэтрин продолжали гостить в батальоне. Солдаты были рады их присутствию, и возникало меньше проблем с дисциплиной. Особенно одобряли они Кэтрин. Она интересовалась всем, что они делают, и солдаты считали ее талисманом. Она молода, уязвима и не разговаривает с ними свысока… все они были почти влюблены в нее.

А я был влюблен не почти. И так часто встречался с ней, что Фалькенберг счел разумным напомнить мне, что лейтенантам не позволено жениться. Это, конечно, не совсем верно, но почти соответствует действительности. Ведь разрешения на переезд она не получит, а чтобы получить квартиру для семьи, нужно обратиться к святому Петру или еще выше. Правило таково: «Капитаны могут жениться, майоры должны жениться, полковники обязаны быть женатыми». И из него очень мало исключений.

— Это маловероятно, — сказал я Фалькенбергу.

— Да? — Он вопросительно поднял бровь. Этот жест приводил меня в ярость.

Я выпалил ее историю. Он только кивнул.

— Большую часть ее я знал, мистер Слейтер.

— Во имя Господа, как вы можете быть таким хладнокровным? — спросил я. — Я знаю, что после той вспышки вы ее недолюбливаете…

— Мисс Малколм постаралась извиниться и представить вам объяснение, — ответил Фалькенберг. — Кстати, когда в следующий раз будете брать из сейфа книгу приказов, пожалуйста, делайте об этом запись. А теперь объясните, почему трое ваших людей спят под койками без одеял.