Засланец

Любопытно, что же плодит их?

«Прожорливая лысая сука», – так сказал старик.

Посреди столовой стояло грязное жестяное корыто. В нем бугрились остатки похлебки из мяса стрекунов. Паркет вокруг корыта был покрыт заплесневелыми пятнами. Рядом на смятом целлофановом чехле действительно валялся табурет. Звук его падения я услышал в коридоре с полминуты назад. Запах в столовой стоял еще хуже, чем в сарае Боцмана. Какой-то кислятиной несло и еще – гнилью.

Быть может, тело Дэна Крогиуса – здесь?

Я почувствовал взгляд. Пронизывающий холодом, чужеродный взгляд.

Из гостиной на меня глядели две пары глаз, сияющие отраженным светом Бриарея.

И в следующий миг тьма выплюнула чудовищное создание: оно понеслось на меня, сбив стоящий на пути стол, отбросив ударом лапы корыто. Я метнулся в сторону, врезался спиной в буфет. Оглушительно зазвенело стекло.

Тварь проворно развернулась. Напоминала она медведку, вымахавшую до размеров пони. Шесть лап, бледный, полупрозрачный хитин, чешуйчатые крылья, маленькая голова, которая пряталась под грудным панцирем. Светящиеся пятна – их я принял поначалу за глаза – располагались на панцире. К брюху твари крепился мечевидный яйцеклад, покрытый похожей на плесень гадостью, какую я видел на стенах в кухне и коридоре.

Крогиус исчез, а созданная им живая фабрика по производству личинок оказалась предоставлена самой себе. И еще – Боцману, который продолжал исправно ее кормить, то ли по собственной инициативе, то ли выполняя волю Тени.

Когда я понял, в чем здесь дело, мне расхотелось убивать эту брошенную королеву. Все-таки любопытнейший экземпляр, уникальное существо. И хоть мои познания в биоинженерии были не такими обширными, как у Крогиуса, я бы с интересом изучил гигантское насекомое. Как оно было создано? Каким образом ее личинки приобретают свойства носителей информации?

Стоп!

Если есть королева, которая плодит личинки, значит, имеется и трутень, который ее оплодотворяет.

Крогиус! Как у тебя все запутано!

Я ускорился. Передние лапы твари едва не заключили меня в объятия. Королева распахнула острые жвала, как будто в недоумении. Я же, превратившись в размытый силуэт, отступил к входу в гостиную.

Дверь с треском распахнулась. В комнату ворвался Боцман. Старик двумя руками сжимал револьвер, который я видел у него в берлоге. Недолго думая, он стиснул спусковой крючок.

Я впрыгнул в смежную комнату. Две пули пробили стену из тонкого дерева и разбили окно на противоположной стороне. Я загородился завернутым в целлофан креслом, вынул из кармана комбеза свой револьвер.

Как бы обойтись без пальбы… Тем более что старик больше не стреляет.

В столовой происходила какая-то возня. Королева всхлипывала, вертелась вокруг Боцмана, точно дворняга, и роняла из жвал тяжи слизи.

Ускорившись на секунду, я переместился к простреленной стене. Поглядел сквозь отверстие в столовую.

Крогиус! Проклятый мутант! В отличие от меня, ты с аборигенами не церемонился вовсе! Теперь ясно, кого ты назначил трутнем.

Поэтому королева бросилась на меня. И не для того, чтобы растерзать и сожрать вошедшего незнакомца.

Конечно, это лишь предположение. Но проверять его на своем опыте у меня желания не было.

Боцмана – вырубить. Королеву – убить.

Это был самый щадящий вариант из доступных.

Я заставил нож-оборотень превратиться в плоский брусок металла. Шагнул в дверной проем, запустил железкой старику в голову.

Но коварное оружие Сверчков в воздухе снова трансформировалось в клинок. Боцман отпрянул, но лезвие все равно сбрило ему часть головы. Брызги крови запятнали потолок и стены.

Королева прервала фрикции, с насекомьим безразличием поглядела на меня фасетчатыми глазами. Затем метнулась в мою сторону.

На Сципионе армейским частям не раз приходилось заниматься отстрелом жуков-мастодонтов, которые время от времени разоряли расположенные рядом с джунглями поселки. Большое насекомое – враг, который может преподнести множество сюрпризов. Вроде бы – тупое, безразличное и неспешное, но в следующий миг – стремительное, точное в движениях и даже сознательное.

А еще большое насекомое трудно убить. Боли оно не чувствует, даже самые серьезные повреждения – не критичны. А нервные центры просто так не достанешь.

Я помню, как жук-мастодонт, от которого остались голова и пара передних лап, неожиданно оклемался и растерзал двух зазевавшихся солдат.

Королева была раза в три меньше жука-мастодонта, но я предчувствовал, что с ней тоже придется повозиться.

Снова ускорился: ну и где у нее могут быть уязвимые места? Где скрываются нервные центры? В голове? Под грудным панцирем?

Я сунул дуло револьвера к раскрытым жвалам, вернулся в нормальное время. Выстрелил и отскочил. К счастью, передняя пара лап королевы не была видоизменена для боя: ни клешней, ни шипов. Иначе я бы не увернулся.

Но тварь попыталась достать меня яйцекладом. Острый, словно отточенная сталь, отросток разрубил перевернутый стол. Я подпрыгнул: яйцеклад просвистел под ногами.

Королева проворно развернулась. Из ее пасти ручьем хлестала слизь вперемежку с синеватой лимфой. Как я и опасался, одним выстрелом ее было не уложить.

Ускорился. Взял на мушку черный кристалл фасетчатого глаза. Выстрелил и тут же ушел в сторону. И прежде чем вернулся в нормальное время, я увидел, как пуля неспешно входит в фасетки, как деформируется голова насекомого.

В следующий миг королева пронеслась мимо. Яйцеклад вновь рассек воздух, но я ожидал этот выпад и с легкостью уклонился.

Королева неожиданно расправила крылья. Взлетела, ударилась о стену, о потолок, сбив слой штукатурки, отшвырнула тело Боцмана. Твари стало слишком много – с расправленными крыльями она занимала почти четверть комнаты, уклониться от ее лап и яйцеклада было почти невозможно.

Почти.

Я выдернул из стены увязший в ней нож-оборотень. В моей руке он изменил форму: превратился в короткий ятаган.

Ускорился. Рванул к твари. Ударил лезвием по стыкам хитиновых пластин на брюхе, на груди: снизу и сбоку. Отбежал к противоположной стене и вернулся в нормальное время.

Я был почти без сил.

Королева рухнула на пол, разбив пару табуретов и смяв корыто. Хитин разошелся, наружу вылезли разноцветные внутренности, хлынула лимфа. Насекомое заскребло лапами, ломая паркет. Развороченное брюхо держало королеву на месте. Пока – держало.

И я снова ускорился, понимая, что это – в последний раз.

Шагнул к королеве, ударил «оборотнем» в раскрытые жвала, и лезвие потекло, удлиняясь, прорастая внутри насекомого стальными шипами. Железо Сверчков само нашло путь к нервным центрам твари.

Жизнь вытекла из гигантского насекомого вместе с лимфой. Лапы поджались к груди, а уцелевший фасеточный глаз потускнел.

Я отошел от королевы подальше и только тогда позволил себе тяжело опуститься на пол. Нож-оборотень вернул себе обычный вид, его лезвие было чистым и сияющим, словно только что отполированным.

Труп Боцмана валялся рядом. Я перевернул его лицом вверх. Бедолага-старик… хотел ведь сохранить ему жизнь… И побеседовать о Крогиусе.

Среди извилин Боцмана что-то шевельнулось. Я нахмурился, приподнял покойнику голову, так чтоб свет Бриарея пал на открытый мозг.

Теперь понятно, что свело его с ума.

В голове Боцмана копошились крохотные паразиты.

Наверняка они кишмя кишат в его теле. Столько времени он провел бок о бок с этой заразой. Даже не бок о бок, а… чего мне только не доводилось видеть на Мерзлоте и Сципионе, на Земле и здесь, на Дожде… Но столь отвратительная содомия била все рейтинги вселенской мерзости.

Затем, точно всполох сгорающего метеорита, мелькнула догадка. Мерзкая, тошнотворная догадка.

Что, если личинки, живущие в теле Боцмана, сохранили воспоминания о Тени?

Я расстегнул на покойнике френч, задрал его застиранную рубаху. На впалом, поросшем седыми волосами животе старика темнела татуировка. Я прищурился: это была надпись на английском языке.