Пыль вечности

разглядел, что лежаки не заняты, а на полу сереет тонкий слой пыли.

В нише завозились, глухой голос проговорил:

– Что, пришел?

– Да, – кивнул Ганис. – А почему тут так… К тебе больше никто не ходит?

– Никто, – в голосе хозяина подвала не ощущалось печали. – Одних не пускают родные и друзья, другие одумались сами, третьи не в состоянии платить… Но ты, ты принес деньги?

– Да, – Ганис отвязал от пояса мешочек, в котором позвякивало золото.

– Хорошо, давай сюда, – из ниши высунулась сморщенная ладонь. Ганис опустил в нее мешочек.

Старческая конечность втянулась во тьму, словно растворилась в ней. Послышалось негромкое шуршание.

– Отлично, теперь выбирай, – Ганис растерянно заморгал, а обтянутая пергаментной кожей рука вновь была перед ним. Она держала небольшую дощечку, на которой вместо одной, как обычно, стояли три глиняных чашечки.

– Что это? – спросил Ганис ошеломленно.

Вместо привычного серого порошка чашечки содержали нечто странное. В одной находилось что-то, похожее на толченый уголь, в другой – прозрачный песок, в третьей – диковинная смесь разноцветных крупинок, алых, голубых, желтых, черных…

– Пыль вечности, – пришел ответ. – Ты должен выбрать только один ее вид.

– А чем они отличаются?

– Я не могу тебе сказать, – вот теперь в голосе хозяина подвала зазвучала грусть. – Но учти, что содержимое каждой из этих чашек стоит больше, чем весь порошок, который ты вынюхал. Можешь считать, что это подарок самому верному клиенту…

Ганис невольно вспомнил тот день, когда совершенно раздавленный повторяющимися неудачами, брел по этой улице. Взгляд его тогда упал на цветастую вывеску, позже сорванную возмущенными горожанами. Он спустился по высоким ступеням, шагнул в полутемный подвал…

И вот чем все кончилось – пылью вечности.

Черный порошок он отверг сразу, было в нем что-то неприятное. Прозрачный песок, который был виден лишь благодаря бликам на поверхности, показался слишком невесомым, эфемерным.

– Хорошо, я выбираю вот этот – сказал Ганис, показывая на разноцветные крупинки.

– Нюхай, – приходящий из мрака голос дрожал от волнения. Или это только показалось?

Ганис взял трубочку, сделанную из птичьей кости, приставил ее к ноздре и наклонился к чашечке с цветастым порошком. На мгновение ощутил терпкий аромат и тут же с силой втянул в себя воздух.

Нос, а затем и гортань обожгло. Ганис хотел остановиться, закричать, но к собственному удивлению, не смог. Тело словно закаменело, он вдыхал и вдыхал до тех пор, пока перед глазами не замелькали цветные вспышки.

Он потерял ощущение собственного единства, словно распался на тысячи, на миллионы Ганисов, каждый из которых вспоминал один из моментов прошедшей жизни: мягкие руки матери, ее лицо, сияющие добротой глаза… полумрак отцовской лавки, слабый запах благовоний… выговор за разбитую вазу… игры с друзьями… первый поцелуй… свадьба…

Это было нестерпимо приятно и невыносимо больно одновременно.

Тело трясло, сквозь голову словно