Хроники затерянной эры. Дилогия (СИ)

— Почему?

— Вы пережили процедуру извлечения из криогенной камеры и процесс восстановления мозговых связей — необходимо максимально отгородить вас от стрессовых ситуаций, сэр.

— Ясно.

Я замолчал и пошел чуть быстрее. Покойники в темноте — что может быть ужаснее? Впрочем, я вполне отдавал себе отчет, что реагирую совершенно не так, как следовало бы в подобных обстоятельствах, — вероятно, при воскрешении автоматика ввела успокоительное. Ну да черт с ним.

— Как мне тебя называть?

— Предыдущий капитан называл меня просто Эльва.

— То есть ты помощник капитана?

— Учитывая вашу просьбу о простоте, подтверждаю.

— А ты не знаешь, Эльва, почему меня кремировали… то есть криогени… в общем, почему мое тело оказалось во льду, да еще продержалось в нем столько времени? Последнее, что я помню, была автокатастрофа.

— Сэр, вы говорили, что у вас богатый отец. Возможно, причина в этом.

— Точно… Папаша-олигарх вполне мог организовать сыну такое посмертие… тьфу ты!

— В моей базе нет этого слова. Подобное понятие существовало в эпоху Древнего Рима, но в языке двадцать первого века такого слова уже не существовало.

Я помотал головой.

— «Посмертие» или «олигарх»? Впрочем, неважно, кончай грузить, у меня уже голова раскалывается. Я из России, понятно? Кстати, на каком языке ты говорила в самом начале?

— На ОСА.

Я скривился, как от зубной боли:

— Ладно… лучше скажи, далеко мне еще идти в этих потемках?

— Семнадцать метров.

Я еще не осмыслил ответа, а стрелки уже перестали появляться. Тогда я остановился и напряженно прислушался. Тьму будто разрезали лазерным лучом, и половинки ее медленно раздвинулись в стороны.

Передо мной оказалась дверь, а точнее, шлюз, за которым открылось ярко освещенное помещение, очень похожее на станцию метро, только вместо мрамора все было обшито чем-то вроде серебристого металла.

— Что это за место?

— Станция, — ответил равнодушный голос. — Единственная ветвь монорельса, которая не была повреждена в ходе боевых действий. Теперь вам придется претерпеть некоторые неудобства — я не имею права отключать свет на стратегическом объекте.

Еще не поняв, в чем дело, я шагнул вперед — и поспешно отвернулся от обугленного тела, лежавшего на краю платформы. Впрочем, мой взгляд тут же выхватил клочья и останки человеческих тел в конце станции и оплавленные дыры в металле повсюду.

— Вам плохо, сэр?

— Я голый, напуганный, сбитый с толку — как мне может быть хорошо?!

— Состав прибудет через пятнадцать секунд, — вместо ответа сообщила Эльва. — Расчетное время прибытия на капитанский мостик составляет пять с половиной минут.

— Спасибо, очень рад, — попытался съязвить я, прекрасно понимая, что машина не поймет и не оценит.

Я все еще не терял надежды проснуться.

Память словно отрезало. Совершенно не помню, как зашел в вагон монорельса, как проносился через стальные внутренности корабля и каким образом оказался в лифте. Очнулся, как мне показалось, в стальной коробке — запаниковал, забился, но равнодушный женский голос поспешил успокоить:

— Это нормальная реакция для человека с недавно восстановленной мозговой активностью. Кратковременный отказ памяти — самое меньшее из возможных побочных явлений.

— А какие еще могут быть?

— Нарушение работы внутренних органов, боль в ребрах, потеря слуха, зрения, судороги…

— Стой, а при чем тут ребра? — вычленил я из списка «лишнее» и ухватился за это, надеясь поймать сон на нелогичности.

— Кроме восстановления тканей и процесса сживления костного материала, вам пришлось создать новую грудную клетку, сэр, — хладнокровно объяснила Эльва. — Я приняла такое решение, руководствуясь ограниченным сроком приведения вас в работоспособное состояние — процесс восстановления грудины из мелких осколков протекает гораздо дольше, чем создание новой биологической конструкции.

— У меня была раздроблена грудь?

— Именно так, сэр.

— А… в таком случае, что я делал на полу, когда очнулся?

— Вы лежали, сэр.

Я не успел ничего сказать — створки лифта плавно раздвинулись, открыв зал размером с целый стадион. Повеяло сладковатым запахом, в глаза сначала бросились следы сражения: засохшие пятна крови, глубокие выбоины в металле, разбросанные по полу кресла и разбитые, словно в них швыряли камнями, дисплеи, вмонтированные в мерцающие пульты и стены — и только затем я осознал, что повсюду лежат изуродованные тела. Глаза, словно обретя независимость от разума, обшаривали их, отмечая неестественные позы, изорванные скафандры, оружие, которое продолжали сжимать неживые руки… Но больше всего меня поразили необычные повреждения тел. У некоторых отсутствовала верхняя половина тел, словно ее откусил гигантский тираннозавр, пренебрегший ногами и нижней частью туловища. Однако у других трупов не хватало нижней половины, а большинство были словно изрешечены автоматными очередями или просто превратились в обуглившиеся головешки.

— Желудок сводит, — пожаловался я, стараясь отвлечься от окружавшего меня кошмара.

— Это нормальная реакция, сэр, — отозвалась Эльва. — Вы находитесь на капитанском мостике, рубка и каюта капитана расположены палубой выше. Вам необходимо проследовать к другому концу зала и зайти в лифт номер один.

Едва сообразив, о каком лифте говорит компьютер, я зашагал к нему, шатаясь еще сильнее, чем прежде. Судя по всему, здесь проходило самое жаркое сражение. А не обращать на трупы внимания я просто не мог.

Сначала я постарался сосредоточиться на цели своего пути — это получалось плохо. Тогда я принялся разглядывать высокий потолок, отмечая про себя потрясающие размеры зала и множество пультов вдоль стен, — словом, делал все, чтобы отвлечься. Когда я в очередной раз поднял глаза наверх, чтобы не смотреть на трупы под ногами, то увидел в потолке огромную дыру, через которую проглядывало множество этажей, переборок и разорванных металлических плит. Дыра прорезала, видимо, большое количество палуб и терялась где-то далеко вверху.

— Скажи, Эльва… — слабым голосом произнес я. — А почему на капитанском мостике нет иллюминаторов?

— Сэр, капитанский мостик расположен в самой сердцевине корабля, тут не может быть иллюминаторов.

— А почему капитанский мостик расположен не впереди, как обычно?

— При таком расположении риск уничтожения командного состава корабля неоправданно высок, сэр.

— А как тогда капитан узнает, куда рулить?

— Вопрос некорректен, сэр. Принимая во внимание ваше состояние, позволю себе переформулировать его: «Каким образом капитан воспринимает сигнал о событиях вне корабля?» Я правильно интерпретировала ваш вопрос, сэр?

— Да… да, — рассеянно сказал я, уже почти добравшись до лифта.

Даже в наижесточайшем похмелье меня так не мутило и я не чувствовал такую слабость. А грудная клетка и вправду болела.

— Сэр, мониторы, вмонтированные в стены и пульты, прекрасно справляются с этой задачей. Вы можете сами в этом убедиться: большинство мониторов в данный момент работают.

Бросив короткий взгляд на черные дисплеи, я заявил:

— Ерунда, они отключены — в них только чернота.

— Это космос, сэр.

— А где звезды?

Что ответила Эльва, я не расслышал. Двери лифта открылись, предоставив мне возможность любоваться красоткой, голова которой была отделена от тела. Черты лица высокомерные, платиновые волосы уложены в замысловатую прическу, а на лежащем отдельно теле было надето облегающее коричневое платье с вышитым на воротнике золотым гербом. Крови не было — наверное, женщина была убита лазером.

Я шагнул в лифт, двери которого тут же закрылись.

— Кто это? — спросил я, стараясь, чтобы голос звучал как можно равнодушнее.

— Первый адъютант бывшего капитана, сэр.

— У него был хороший вкус…

Больше я ничего не успел сказать. Двери распахнулись, и я опрометью выскочил из лифта. И оказался в небольшой комнате, темной как ночь, которую через равные промежутки времени освещали вспышки красного света.