Я - инопланетянин

Дыхание вуали уже коснулось меня, но Цинь Фэй еще ничего не замечала. Я был бы лучшим проводником для нашей экспедиции, если бы мог раскрыть свою тайную сущность, но в этом случае, боюсь, стал бы не уважаемым членом общества, а пациентом маленькой психиатрической больницы. Этот мир, устроенный так примитивно и так нелепо, рождает тем не менее крупицы мудрости, одна из которых гласит: всякому овощу – свое время. Мое время еще не наступило – быть может, не наступит никогда, а потому доверимся несовершенным чувствам Фэй. Или хотя бы сделаем вид, что доверяемся.

Пеленгатор на моем запястье показывал на восемь градусов левее нашего курса. Мы повернули, и минут через сорок я разглядел первую вешку – длинный тонкий шест с вымпелом и радиомаяком, торчавший на склоне ближнего холма. На голубом вымпеле, лениво трепетавшем в порывах слабого ветра, темнела цифра «один», указание, что мы подобрались вплотную к границам Анклава. Неподалеку от вешки лежал на песке багажный контейнер, прикрытый ярко-алой парашютной тканью, – то и другое было сброшено с самолета, с двухкилометровой высоты, куда не дотягивалась наружная поверхность флера. Смысл этой операции заключался в том, чтобы облегчить для нас первые часы движения – без рюкзаков мы шли с приличной скоростью, покрывая не меньше восьми километров в час. Отнюдь не предел для экстремалыциков, но я не хотел, чтобы Цинь Фэй выдохлась до срока. Ее физические возможности были пока что вещью в себе, а с тем, что усталость притупляет чувства, не приходилось спорить.

Вскоре мы добрались до контейнера, и молчаливый Сиад сбросил с него алую ткань. Я расписался на вымпеле и поглядел на Фэй. Ни следа утомления, хотя ее милое личико было сосредоточенным и над переносицей, меж темными бровями, залегла морщинка. Она склонила головку в оранжевом шлеме к плечу, будто к чему-то прислушивалась, потом кивнула:

– Скоро, командир. Думаю, за гребнем холма... метров пятьсот или шестьсот.

Фэй звала меня командиром, Макбрайт, пользуясь преимуществом возраста, то боссом, то приятелем, то другом, а Сиад не называл никак. Желая обратиться ко мне, он лишь поворачивался всем корпусом и испускал хриплое рычание, похожее на рев оголодавшего льва. С ним могли возникнуть проблемы! Правда, Монро гарантировал, что таковых не будет, и приходилось ему верить: ровно полдень, а Сиад как будто не собирается бухнуться на колени и сотворить намаз [1] .

– Откройте контейнер, разберите и проверьте снаряжение, – приказал я.

Мои спутники принялись за дело. Кроме шлемов, башмаков, ремней и «катюх» – «КТХ», модернизированных военных комбинезонов тепло-холод, у нас имелись посохи-альпенштоки, оружие и рюкзаки. Внутри посохов – дротики с отравленными остриями. Кроме того – газовые гранаты, мачете, ножи и два арбалета, у Джефа и Фэй. Только острая сталь и парализующий газ; ни лучевое, ни огнестрельное оружие в Анклаве не действовало. Рюкзаки были удобными, плоскими, с креплением к затылочной части шлема, чтобы часть нагрузки приходилась на шею. Их набили под завязку: галеты, плитки шоколада, питательный концентрат, фляги с водой, аптечка с лекарствами и биобинтами, блокноты для зарисовок и записей, котелки, спиртовка, бинокли и альпинистское снаряжение – крючья, клинья, молотки, канаты. Часть этого добра теперь полагалось разложить по карманам, подвесить к ремням и закрепить на бедре или предплечье. Благодаря сорокалетнему опыту я справился раньше других и теперь стоял, повернувшись спиной к солнцу и глядя на тянувшийся вверх пологий склон холма. Фэй не ошиблась: до границы Анклава было с полкилометра, и я уже различал паутину мелких проходов на юге и две щели, располагавшиеся немного севернее. Обе они казались достаточно просторными: устье одной – стометровой ширины, другой – метров сто пятьдесят, и дальше – прямые рукава средь стен вуали, будто ущелья, прорезанные в невидимых горах. Они уходили на юго-запад, к Тиричмиру [2] и Кабулу, совпадая с маршрутом экспедиции, и мой пеленгатор показывал, что где-то неподалеку от более широкого устья торчит вторая вешка. Минуем ее и попадем в зачарованную страну, где не работают видеокамеры, магнитофоны и рации, куда не добраться на танках и джипах и даже на лошадях – умрут, но не приблизятся к вуали... И потому мы пойдем пешком, потащим немалый груз, будем смотреть, запоминать, записывать – просто на листах бумаги, как делалось в этом мире издревле. Это наша официальная цель – смотреть и запоминать, пересекая Анклав, Бактрийскую пустыню, с северо-востока на юго-запад, от китайского Кашгара до иранского Захедана. Что же до целей неофициальных, то они у каждого свои, и пока мне в них не разобраться. Я заперт в своем человеческом теле, как в темнице, и редко могу уловить отзвуки мыслей – то, что здесь зовется телепатией. Впрочем, грех жаловаться: на Сууке я и этого не слышал.

Мои спутники разобрались со снаряжением и навьючили на спины рюкзаки. Каждому – по силам: Фэй – пятнадцать килограммов, нам с Макбрайтом – по тридцать, ад-Дагабу – сорок. Однако гигант-суданец выглядел так, словно сумел бы без труда прихватить Цинь Фэй со всей ее поклажей. Насколько мне помнилось, он был чемпионом Африки по многоборью, а значит, являлся разносторонней личностью, способной прыгнуть в Ниагарский водопад, свернуть гиппопотаму шею и переплыть Ла-Манш – зимой и непременно в самом широком месте. Конечно, я имею в виду не олимпийское многоборье, а то, которым занимаются экстремалыцики, люди слегка повернутые – хотя, если судить с разумных позиций, на этой планете повернуты все. В том числе и Арсен Даниилович Измайлов; как-никак, я тоже человек.

Макбрайт пошарил в кармане, вытащил плоскую фляжку и протянул ее Фэй.

– По традиции, босс?

– По традиции! – Кивнув, я вскинул руку: – Путь тяжел, но мы сильнее!

Фэй пригубила, Сиад – даром что мусульманин! – сделал основательный глоток, я тоже приложился не без удовольствия. Старый французский коньяк, какой вкушают лишь миллиардеры! Макбрайт отпил последним, вылил янтарную жидкость на песок и отшвырнул флягу.