Коломна

И снова удар… звон… отбивка… Рат отпрыгнул в сторону, уходя от очередной атаки, запрыгал, затанцевал вокруг врага, выбирая момент для неожиданно резкого выпада…

Враг с воем занес меч… юноша уклонился, чувствуя, как просвистел над ухом закаленный клинок. Снова отпрыгнул, закружил, ухмыляясь – дикарь орудовал мечом словно дубиной, столь же бесхитростно и туповато, просто крутил над головою да бил, и, если бы в руках Ратибора находился не этот огрызок, а настоящий боевой клинок, то у коренастого не оставалось бы никаких шансов. Впрочем, шансов у него не оставалось и так.

Быстро разгадав нехитрую тактику нападавшего, Рат теперь лишь примеривался, выбирая момент… И, как опытный боец-мечник, не забывал краем глаза посматривать на то, что делается вокруг.

А вокруг ничего хорошего не творилось. Вокруг столпились сбежавшиеся поглазеть на поединок нео, с копьями, с камнями, с дубинами. Вот потому-то так уверенно чувствовала себя коренастая лесная сволочь! Ухмылялся, показывая желтые клыки…

Рат бросил взгляд в стороны… дикари, дикари… снова дикари… остатки разрушенной башни, а за ними… а что за ними? А за ними…

Желтые глазки нео вспыхнули яростью. Враг перестал кружить и снова бросился в атаку, вращая над головой сверкающим клинком.

Переместив вес на левую ногу, юноша уклонился. Меч пролетел низко над головой, едва не задев клок волос на макушке. Толпившиеся вокруг дикари радостно завыли. Рат тут же перенес вес на правую ногу, спружинил… Выпад! Укол! Прямо в пах.

Что там стало с соперником дальше, Ратибор уже не видел – некогда было смотреть. В три прыжка юноша обогнул дымящиеся развалины башни, задержал дыхание и, невидимый в густом непроглядном дыму, спрыгнул в ров, рванув к развороченному взрывом зеву подземного хода и моля всех богов, чтобы лаз не оказался заваленным.

Дикари бросились в погоню почти сразу, но вот это «почти» оказалось решающим – сыскать беглеца в дыму пожарищ оказалось довольно сложно: поди пойми, куда тот побежал, где спрятался, схоронился, скрылся.

Озадаченно столпившись у рва, дикари откашлялись и принялись лихорадочно соображать, что делать дальше. Длинный, с седыми космами, бородач нерешительно указал на развалины Спасской башни, на что ему громко возразили двое туповатых с виду парней в панцирях из каких-то ржавых железок. По их мнению, сбежавшего нужно было искать в лесах, в священной роще.

Спор этому положил подбежавший в гневе десятник: здоровенный малый с круглым, не лишенным печати интеллекта, лицом и свирепым взглядом.

– Аой! Мерзавцы! Ишь, стоят. Вперед, к башням! – он зло ощерился, оглядываясь на Маринкину башню, где сейчас затухал последний очаг сопротивления.

– Но… он убежал и мы…

Напрасно осмелился возразить один из парней, ой, напрасно! Здоровяк тут же пнул его ногой в пах, ловко попав меж защитных пластинок, и, бешено вращая глазами, зарычал:

– Я сказал – за мной! К башне.

Ослушаться его не посмели, а вот беглеца уже простыл и след.

Ветер гнал туман к лесу, и на болотах запах гари чувствовался довольно слабо. И все же осторожно выбравшийся на поверхность Рат закашлялся – скорее, от усталости и нервного истощения, нежели от дыма. Все ж он был живой человек, пусть и воин, но не робот – и переживал и нервничал, и далеко не всегда поступал так, как нужно было бы поступить.

Что делать сейчас, юноша просто не знал. Вернуться к башням, чтоб с честью погибнуть или, того хуже, угодить в плен? Так, безо всякого смысла. Если б еще точно знать, что Ясна жива, в плену… или, может быть, ей удалось сбежать? Почему бы и нет? Ведь он-то, Ратибор, сбежал – почему другие не могут?

В задумчивости, молодой человек уселся на плоский камень, не забывая зорко следить за происходящим вокруг. Сидел, рассуждал сам с собой, пытаясь прийти к какому-то более-менее приемлемому и разумному решению… и вдруг краем глаза заметил видение. Кто-то подкрадывался по старой гати, полз, не обращая внимания на холодную болотную жижу и грязь.

Миг – и Рат проворно распластался за камнем, поудобнее, насколько это вообще было возможно, перехватив в руке свой ржавый тяжелый клинок. Воин никогда не расстанется с оружием, пусть даже с таким – все ж лучше, чем ничего.

Прищурив глаза от внезапно выглянувшего солнца, юноша высунул голову из-за камня и напряженно всмотрелся. Инте-ересно, кто это там полз, хлюпая болотной тиной? Какой-нибудь припоздавший дикарь? Непохоже – с чего бы ему таиться-то? Или нео заметил Рата первым, и теперь решил незаметно подкрасться, напасть? Что ж, давай…

Юноша недобро усмехнулся, прикидывая, как снесет крадущемуся вражине башку, и принялся спокойно ждать. Сойдя с гати, дикарь уж никак не пройдет мимо камня.

Вот уже близко, вот шевельнулись камыши… вот показалась, взлетела, словно птица, и снова упала, чья-то рука, желтая, узкая, с изящным плетеным браслетиком, какие делали юные мастерицы Семеновской башни.

Нет, это не дикарь. Свой! Такой же беглец, быть может – раненый.

Оглянувшись, Ратибор выскочил из-за камня и бросился к гати…

В камышах, вытянувшись, лежал молодой длинноволосый парень в длинной одежде жреца. В правом, в бурых подтеках, боку его торчала грубая, с черным опереньем, стрела, какие обычно делали нео.

Упершись взглядом в грязные сапоги Ратибора, волхв поднял голову и простонал:

– Помоги-и-и…

– Держись, – молодой человек нагнулся, перетащил раненого к камню, и, перевернув на бок, рванул одежду… Похоже, чем-то помочь бедолаге уже было поздно: рана вокруг стрелы нагноилась, опухла и пожелтела. Поня-а-атно… Рат с таким уже сталкивался, и не раз. Лесные нео обвязывали наконечники стрел пенькою, для надежности пропитанной клейким соком мутировавших волчьих ягод, представлявшим собой сильный растительный яд, действующий не слишком быстро, но неотвратимо. Если б сразу после ранения кто-то вытащил стрелу и отсосал ядовитый сок, тогда раненого еще можно было бы спасти, но сейчас у этого бедолаги не осталось никаких шансов. Сколько он еще проживет? Минуту… две, три? Во всяком случае – вряд ли дольше.

Молодой жрец, как видно, это хорошо понимал и, пытаясь что-то сказать, поднял трясущуюся руку.

– Н-на н-нас напали. Дикари, нео. Убили… убили всех. Я убежал, полз… караван… Велимир – убит…

– Волхв Велимир? – удивленно переспросил Рат. – Его я знаю. Но про караван ничего не слыхал – а должен был бы. Я же проводник…

– Я знаю…

Раненый обреченно прикрыл глаза и зашептал, время от времени понимая веки:

– Передай великому волхву Владиславу, что… что мы доставили девушку… маркитанты заплатили честно… а золото… золото там… я спрятал, чтоб дикари не… чтоб не смогли найти… я… я…

Пораженный ужасной догадкою, Ратибор с силой схватил умирающего жреца за плечи:

– Что за девушка?! О какой девушке идет речь?

– За-забыл, как ее зовут… забыл…

– Лет шестнадцати, худенькая… Золотистые волосы, карие глаза – так?

– Так, да…

– А зовут – Ясна!

– Ясна… Да! Да, Ясна! – умирающий приподнялся и снова заговорил о спрятанном золоте… вернее, лишь попытался сказать – на тощей, с большим кадыком, шее его вздулись вены, и желтая пузырящаяся пена хлынула изо рта…

Несчастный дернулся, выгнулся дугою… и замер, навеки устремив в блеклое осеннее небо застывший взгляд светло-голубых, широко распахнутых, глаз.

– Отмучился, – вздохнув, Ратибор закрыл умершему парню веки и, протащив тело по гати, сбросил его в болото.

Чавкнув, сомкнулась над телом мутная черно-зеленая жижа.

– Мир душе твоей и покой.

Пусть не в могилу, пусть так, но все ж погребен. Все лучше, чем кто-то сожрет труп – а ведь так и было бы.

Покончив с похоронами, Рат напился из дождевой лужи и, оглянувшись на дымящиеся позади башни родного коломенского кремля, решительно зашагал по узкой болотной тропке. Теперь он точно знал, куда идти и что делать, и надеялся, что маркитанты никуда еще не ушли. А ушли, так всегда можно нагнать. Нагнать и выкрасть любимую! Кстати, умерший жрец что-то говорил о золоте… может быть, стоит повнимательней посмотреть по пути? Хотя… что там смотреть – искать надо, и искать тщательно! Но сейчас некогда, потом все, потом.