Вверх по течению (СИ)

— Живут чертежники в какой казарме? — спросил я для проформы.

— Никак нет, господин фельдфебель. Дома они квартируют.

— От кого им такие лихие преференции?

— Генерал распорядился.

— Понятно. Сильно блатные перцы?

Ефрейтор только воздух выпустил с силой, сложив губы трубочкой, разведя при этом руками.

— Сам‑то из каковских будешь?

— Я, господин фельдфебель, из самых, что ни на есть простых. Сирота я с десяти лет. С детства мальчонкой при складах оптовых на побегушках. Перед призывом в приказчики вышел. Вот в армии решил на сверхсрочную службу остаться. А тут война…

— Почему до сих пор ефрейтор?

— По причине незаменимости, господин фельдфебель. Некогда было унтерскую школу кончать. Я в этом городе все достать могу, даже то чего нет, — улыбается. — И от вас меня на такие же поручения дергать будут, вы не обижайтесь. Вас я также не забуду.

— Кто дергать будет?

— Теперь только адъютант генерала и майор Вахрумка. А к вам меня приставили, чтобы у вас в бюро не было ни в чем нужды, и избавить вас от беготни по инстанциям.

— Кто ж ты такой, Вахрумка? — подумал я, но как оказалось высказался вслух.

— Так вы, господин фельдфебель, этого не знаете? — округлил глаза ефрейтор до полной невозможности. — У нас это каждая собака в городе знает.

— Так и кто он? Я его знаю только как инженера строительного батальона.

Ефрейтор, понизив голос, как бы сообщая мне пикантную сплетню, выдал просто убойную информацию.

— Мать майора Вахрумки — кормилица кронпринца. По нашим обычаям кронпринц ему молочный брат. А кормилица — член семьи. Кормилицам со всем их нисходящим потомством даруется дворянское достоинство.

— А почему тогда у него фамилия не заканчивается на ' — форт'?

— Нет такой традиции у огемцев. Это у вас, в империи, такие заморочки. А у нас все по — простому. Что у дворян, что у простецов одни и те же фамилии.

— Кто такие огемцы? — удивился я

— Основная народность королевства. Меня кстати уполномочили научить вас огемскому языку, который в королевстве государственный, после имперского. За месяц, — опять развел руками, показывая, что он тут не причем.

— Ладно, ефрейтор, пошли знакомиться с личным составом.

— Один момент. Я только майору позвоню. Он желает лично вас представить чертежникам.

— Что ж, это правильное решение, — пробормотал я под стрекот ручки телефона конструкции 'барышня, две тыщи две нули'.

Представление личному составу прошло кратко и штатно. Вахрумка объявил, что с этого момента я им царь и бог, воинский начальник и мать родная в одном флаконе. И как им повезло служить под началом такого геройского фельдфебеля, отмеченного самим королем.

Мажоры вежливо выслушали офицера, не перебивая его. Вот и все.

Почему мажоры? А как еще обозвать солдат, только что призванных из вчерашних студентов, которые одеты хоть и в солдатский покрой, но не в хлопчатую бумагу, а тонкий генеральский габардин. Сапоги на них офицерские хромовые индивидуального пошива и фурнитура с пуговицами из натурального серебра? Прически фасонные. Парни все мне ровесники, но… как бы это точнее сказать? Желторотики и маменькины сынки.

Ох, и намучаюсь я с ними, пятой точкой чую.

Выведя меня снова в предбанник из чертежной комнаты, Вахрумка мне посоветовал, даже не приказал. Скорее вообще попросил.

— Савва, ты их два дня не дергай. Они мне для доклада командованию плакаты чертят. И изменений никаких, даже гениальных, не вноси пока, потому что на полигоне в это же время по этому проекту укрепрайон строят. И будут его обстреливать в высочайшем присутствии из трофейных пушек. Серьезный экзамен для меня. А улучшения в проект мы сможем внести и потом в рабочем порядке. Нам с тобой еще наставление по новой полевой фортификации писать.

Я проникся.

После ухода Вахмурки зазвонил телефон, и приятный женский голос попросил позвать 'к аппарату' Найгеля Хила.

Прикрыв 'говорливую' трубку рукой, я спросил у ефрейтора.

— Кто такой Найгель Хил?

— Момент, господин фельдфебель. Сейчас позову, — и Пуляк скрылся в чертежной.

Появившемуся блондинистому пухлощекому мажору и передал 'слуховую' трубку и приказал.

— Сорок секунд.

И тот радостно застрекотал в трубку, торчащую из аппарата. Не обратив никакого внимания на мое высказывание.

— Да не, мам, чертим только… ничего страшного… конечно буду… пусть приготовит, как всегда… — вальяжно ворковал он на имперском языке.

Когда отсчитанные мною сорок секунд прошло, я крутанул ручку аппарата, обрывая разговор.

— Что вы себе позволяете? — взвизгнул мажор. — Я разговаривал с МАМОЙ!

— Сорок секунд вышло, — ответил я нейтральным тоном. — Вернитесь на свое рабочее место и продолжайте выполнять особое задание командования.

— Ваше поведение… ни в какие рамки не лезет?! В приличном обществе так не поступают… — начал заводиться солдат, так и не понявший что он уже в армии.

— Встать смирно! — рявкнул я. — Вы находитесь в армии, а не на танцульках в городском саду. И приказание непосредственного начальника должно выполняться точно и в срок, без пререканий. Что это за солдат, ефрейтор? Он даже нормально встать по стойке 'смирно' не может. Здесь вам не тут, Хил. Кругом! Марш на место!

Когда за чертежником закрылась дверь, я приказал ефрейтору больше никого из чертежников к телефону не подзывать. И организовать ужин всем нам прямо на рабочем месте. Сегодня будем работать до упора.

А сам пошел в чертежную, которая гудела как улей. Надо же… сколько гула могут воспроизвести всего пять тушек.

При моем появлении замолкли и разбежались по своим столам.

— При появлении в помещении старшего начальника личный состав его приветствует стоя на том же месте, где находится, — процитировал я устав. — Кто не понял, будет тренироваться. Если не понял кто‑то один, то тренироваться будут все равно все. Не увижу я у вас усердия, переведу всех на казарменное положение и солдатскую столовую. Особо одаренные поедут на полигон — лопатами по земле рисовать. Ясно всем?

Ответили тихо и в разнобой.

— Не слышу. Ясно всем?

Ну, прямо как дети, право слово…

— Будем тренироваться отвечать, как правильно пока не научитесь. Итак… Ясно всем? О! Уже лучше, но недостаточно. Еще раз: ясно всем?

Поглядел на притихших цыплят… Точно ведь жаловаться мамкам побегут. Как только так сразу.

— У нас для выполнения особого… подчеркиваю… ОСОБОГО задания командования остался только завтрашний день и сегодняшний вечер. Возможно еще и ночь. Кто провалит это ваше первое БОЕВОЕ задание, тот первой же маршевой ротой вылетит на самую передовую, благо она недалеко — три часа на поезде. И окопы для вас там мною уже выкопаны. Не надейтесь на покровительство, никто вас от окопов не отмажет, потому что от вашей плохой работы очень большие генералы сядут в лужу перед глазами его величества. Ясно всем?

На этот раз ответили, по крайней мере, стройным хором.

— А теперь посмотрим, что вы тут наваяли… — взял я со стеллажа готовый эскиз блиндажа в косом разрезе, изображенный в изометрии.

Чертежи мы сдали вовремя. Только чего мне это стоило… Ага… Особенно если учесть что нервные клетки не восстанавливаются.

Для начала я столкнулся с тем, что местные чертежные правила совсем не соответствуют нашим ГОСТам. Быстро свернул свои нравоучения дипломированным инженерам и озадачился информацией. Ефрейтор как по волшебству, куда‑то смотавшись на четверть часа, достал мне брошюру на имперском языке по этому вопросу и я некоторое время я офигевал только от формулировок, расплывчатых и излишне велеречивых. Это все по строительству. А вот по машиностроению все было весьма близко к тому, что у нас. Ну да… Строить‑то можно и на глазок. А вот машина такого не попустит, работать откажется.

Чтобы отвлечься от этого головняка подошел к карте.

— Ефрейтор, а где столица Восточного царства?

Тот посмотрел на меня как‑то странно.