Наблюдатель

– Чего изволите?

– Ценности берешь?

– А то! – сделал стойку торгаш.

Траппер вытащил конфискованную пектораль.

– Вот!

Глазки торгаша загорелись.

– Беру! – выдохнул он.

– Что дашь?

– Вязку золота!

– Две!

– Ладно, уговорил! Вязку золота и две серебра!

– Идет. Грабитель…

– Как можно, как можно!

Сияя, торгаш выложил на прилавок увесистые «четки» из золотых бусин и две понизи серебра. Зесс сгреб «всеобщий эквивалент», ссыпав в карман передника-«набрюшника». Так оно надежней.

Побродив по торговой улице, траппер высмотрел в толпе благообразного старичка в поношенной, но чистой одежде и обратился к нему:

– Уважаемый, не подскажете, где тут можно стать на постой?

Старичок залучился улыбочкой:

– Да я ж титула невысокого.

– Ну, года – это тоже богатство… – выкрутился Зесс.

Старичок перевел взгляд на Давида. Траппер веско сказал:

– Он со мной.

И только теперь Давид понял, что Зесс вовсе не выкручивался. Просто они со старичком проговорили пароль и отзыв.

– Свернете на улицу Горшечников, – сказал старичок приглушенно, – и выйдите по ней к самой стене. Там пойдете налево и подниметесь по ступеням, увидите дом, белый с синим, спросите мастера Тосса.

– Да услышат тебя Творцы, уважаемый!

– И вам того же!

Давид благоразумно смолчал и побрел следом за траппером. Давала себя знать усталость, да и есть хотелось ужасно. Когда он последний раз ел? Вчера, на палубе катамарана.

Мастер Тосс оказался маленьким худеньким дедком, но все еще крепеньким. Пошептавшись с Зессом, Тосс поманил Давида за собой и провел к винтовой лестнице.

– Поднимайся и ложись. Закусить пока нечем, но ближе к вечеру что-нибудь соображу. Руками ожоги не трогай, сейчас я мазь принесу.

Давид поднялся по скрипучим ступеням. Наверху нашлись аж две комнатки, маленькая и большая. В маленькой наличествовала монументальная вешалка, а в большой имелись деревянный диванчик с ременной сеткой и полдесятка толстых шерстяных одеял. Столик у окна. Пара стульев. Круглый шкаф в углу, похожий на душевую кабину. Камин с таганком и решеткой. Давид подошел к треугольному окну и выглянул. Дворик. Два дерева посередине. И крыши, крыши, крыши. В розовом небе зависли две бледные луны.

Уютненько, в общем.

Давид уже присел на кровать, собираясь повалиться с довольным стенанием, когда заметил на стене квадратную деревянную доску с облупленной резьбой. Что-то ему эта резьба напоминала. Великий космос, да это же карта! Ну да! Вот Внутреннее море, вот Хассе, а вот Побережье. Отмечена только часть восточного берега, но это и неудивительно – терра инкогнита.

Он жадно шарил глазами по линиям, очерчивающим сушу. Оказывается, Внутреннее море не такое уж и узкое, на севере оно здорово расходится, там мощный архипелаг. К северу от Хассе в море впадает широкая река. Сам Хассе стоит с краю большого полуострова, а с юга в сушу глубоко вдается пролив, тоже не маленький.

Покончив с географией, Давид позволил себе разобраться с биологией – осторожно снял с себя халат Гесса, лег, а тут и мастер Тосс явился.

– Сейчас мы вас подлечим, – ворковал старикан, откупоривая горшочек. Резкий запах поплыл по комнате. – Мы мигом…

Прохладная мазь легла на волдыри и приятно освежила обожженную кожу, сняла боль. Воспаленный шрам на щеке Тосс помазал тем же снадобьем.

– Вот так. Вот так. А теперь – спать!

Виштальский с удовольствием закрыл глаза и приготовился долго и нудно успокаивать перевозбужденный мозг. Отключился он тотчас же, погрузившись в сон, как в черную дыру.

Ему снились невиданные сооружения, дерзко вырастающие из моря и равные горам по высоте; какие-то непонятные диски, громадные и светящиеся, быстро вращающиеся в пустоте; четкие черные силуэты звездных кораблей, скользящих на фоне роскошной туманности, белой с розовым, испещренной темными прогалами пустот.

Пробуждение было приятным – Давида вернул в явь аппетитный запах жарящегося мяса, приправленного неведомыми травами. Поворочавшись, он снова задремал, но закашлялся от прилива слюны – истощенный организм требовал своего.

Кряхтя, Давид сел и спустил ноги на пол. И удивился – ожоги на груди, покрытые натеками мази, почти не болели. И шрам на щеке подживал.

– Здорово, – сказал Виштальский. – И здорово.

Давид прислушался: снизу доносились приглушенные голоса. Зесс с мастером Тоссом лениво переговаривались, но слов было не разобрать.

– Вставай, поднимайся, рабочий народ… – тихонько запел Виштальский. Это было все, что он помнил из текста старинной революционной песни, но и этого хватило – преувеличенно постанывая, галактист поднялся и потянулся как следует. Обнаружив рядом с ложем нечто вроде мягких тапок на тройной подошве, Давид обулся и спустился вниз.

Он кивнул Тоссу, но тот не ответил – был занят спором. Волосы у мастера лежали в беспорядке, как после долгого сна, лицо раскраснелось от азарта. Он наскакивал на Зесса, благодушно потягивающего сок из чашки:

– Вот ты мне скажи, кто такие трапперы? Вот скажи!

– Что ты ко мне пристал? – проворчал Зесс. – Да это даже глупая домовая пуша знает!

– А ты обоснуй, обоснуй!

– Траппер – это ты, – веско сказал Зесс, – это я, Тавита вон. Мы все бывали в святых местах, где жили Творцы. Траппер – это тот, кто ищет Следы, оставленные Творцами, то бишь вещи, ими брошенные. Может, для Творцов они были безделками, мусором даже, но для нас это священные предметы! Годится такое обоснование?

– Тогда почему трапперов называют колдунами? Зесс вздохнул и отставил чашу.

– Слушай, Тосс, – терпеливо сказал он. – Я понимаю, что ты хочешь как-то там развить мысль, но давай не будем повторять банальные истины. Они уже стерлись от долгого употребления!

– А мне вот тоже интересно, – вступил Давид. – Ты говорил, что колдунами вас считают жрецы… эти… как их… божники. Это я понял. Но почему? Откуда их страхи? Ну не просто же так они объявили вас «врагами молящихся и трудящихся»! Была же какая-то причина! Что вы не поделили с Большим Жрецом?

– О! – просиял Тосс и поднял указательный перст.

– Почему-почему… – пробурчал Зесс. – Потому, что не все вещи, которых касались Творцы, утратили свою силу! Всякий уважающий себя врач имеет «нутренник» – стеклышко такое, кругленькое, сквозь него видны все органы человека. Ну, я ж тебе рассказывал уже! А указники мореходам помогают: на них все видно – где север, где юг, где глубоко, а где мель.

– Так это ж замечательно!

– Правильно! А слуги Большого Жреца толкут нутренники в ступках и развеивают стеклистую пыль по ветру над рекой. Считают, что стеклышки заколдованы.

– Подожди, – остановил Зесса Виштальский. – Я понял так, что трапперы просто ищут предметы, оставленные Творцами, пользуются ими, продают другим людям.

– Не продают, – строго сказал Зесс, – а передают! Или меняют.

– Ну, пусть меняют! Тогда в чем же ваши разногласия со Сва… с Большим Жрецом?

– В главном! Скажи, пришелец, ты веришь в Творцов?

– Вопрос некорректный. Творцы – мы у себя называем их Волхвами – просто были, и все. При чем тут вера?

– Правильно! – возликовал Зесс. – Мы так и говорим – были Творцы, но улетели из-за плохих людей. Если же все мы исправимся и усовершенствуемся, то они могут и вернуться.

– Допустим.

– А Большой Жрец утверждает, что Творцы ниоткуда не прилетали, что Творец пребывал всегда, причем в единственном числе, поскольку бог и вообще существо сверхъестественное; что он сотворил весь мир, зримый и незримый, что грядет второе пришествие, когда Творец вернется и накажет плохих человеков, а хороших возьмет с собой! Надо, дескать, только не грешить и соблюдать заповеди, первая из которых гласит: Большой Жрец – наместник Творца на земле, кто слушается его, тот слушается и Его – с большой буквы говорю!

– А теперь послушайте меня, – торжественно заявил Тосс. – Мне доподлинно известно, что ни одной вещи Творцов слуги Большого Жреца не уничтожили. То, что они долбят в ступах под звуки молений, и рядом не лежало с Крепостями и Обителями. Большой Жрец собирает все Следы, от нутренника до варки, и хранит их как великие сокровища! Тут уж и Зесс не сдержался: