Орден последней надежды. Тетралогия (СИ)

Второй раз на Кера никто не посмотрит, там и с первого взгляда все ясно. Мелкая канцелярская крыса из тех, что за пару су в день прилежно скрипит гусиным пером, да знай себе перебирает пыльные свитки. Знаток параграфов уголовного уложения, земельного кодекса да налогового права, то есть вещей муторных, вызывающих у обычного человека ощущение смертной тоски.

Нет в нем интереса ни для добрых парижан, что стремятся опохмелиться с утра, ни для воров, что моментально просвечивают любого, словно неким рентгеном, с точностью до су определяя содержимое поясного кошеля. И стражникам он неинтересен, ни тем кто в форме, ни тем кто в штатском, те привычно вычленяют из толпы всех подозрительных, не обращая на чиновника никакого внимания.

Незамужние женщины, едва заметив потертую фигуру, тут же забывают о его существовании. Даже гулящие девки, вечные охотницы за мужчинами, не шлют ему завлекательных улыбок. Оно и верно, что с такого взять? Ни денег в нем, ни мужского шарма. Чернильная он душа, вечный скептик, скряга и брюзга.

Сто к одному, что писака этот будет копаться в бумажках до самой смерти, разве что какой‑нибудь дальний родственник оставит после смерти небольшое наследство. Да и тогда удел подобных счастливцев – маленький домишко на окраине Парижа, и скучное, полунищее существование.

– Вина! – скрипит Жак, сухо кивнув трактирщику.

Достойный хозяин сам плюхает на стол глиняный кувшин. Похоже, вся прислуга гуляет, и в трактире кроме владельца никого не осталось. Тщательно пересчитав монеты, пузан неспешно удаляется, предоставив нам возможность наслаждаться сомнительным пойлом.

– Виват! – воздеваю я кубок, и Жак салютует в ответ.

Пьем не чокаясь, мы же не вельможи какие, чтобы всякий раз проверять, не сыпанул ли собутыльник яду. Скромно потупив взор Кер неспеша цедит вино, незаметный, словно его и не существует вообще.

А ведь загляни добрые парижане и гости столицы в те потупленные глазки, мигом переменили бы мнение! Способный человек, в один голос воскликнули бы и воры и стражники, готовый на многие славные дела! И женщины взволновались бы, безошибочным инстинктом определив настоящего мужчину…

Но не поднимает мой собеседник взора, надежно укрыл глаза за тяжелыми веками. Впрочем, предо мною ему таиться ни к чему. Я и сам точно такой же специалист по насильственному лишению жизни, и не думаю что в данном вопросе хоть в чем‑то уступаю своему начальнику. Да, да, именно начальнику. Это у любителей, что гордо называют себя клошарами, бандитами и лесными разбойниками, водятся главари да атаманы. У людей степенных и основательных вышестоящего принято именовать шефом. Ну а что может быть солиднее, чем работать на государство?

Трудится на него чертова уйма самого разного народу, всех профессий не перечесть. И как ни крути, без душегубов ни одному государству не обойтись. Есть на государевой службе убийцы попроще, вроде солдат, полицейских да палачей. Есть и получше, для решения вопросов деликатных, не требующих широкой огласки. Но если необходимо убрать кого‑то за границей, тут требуются лучшие из лучших, элита тайных войн. Мы с Жаком они и есть.

С площади вновь доносятся бурные крики, и я невольно морщусь. Второй день все добрые англичане и переметнувшиеся к ним французы празднуют начало царствования малолетнего Генриха VI Ланкастера. Отныне на голове девятилетнего пацана красуются сразу две короны – английская и французская. Так что со вчерашнего дня у Франции аж два законных государя, и поделили они страну примерно пополам. Не по взаимному согласию, разумеется, а так уж выпал жребий, ведь война есть война.

Удивительно, как быстро меняется все в этом лучшем из миров, ведь еще два года назад и представить подобное было бы невозможно! Кажется, только вчера большая часть Франции была свободна, и у нас появился законный король. Но с тех пор, как с молчаливого одобрения Карла VII Жанну д'Арк отдали англичанам, дела у галлов пошли – хуже некуда. Оказалось, что кроме сожженной британцами девушки полководцев у французов не было, а все те, кто в год ее побед рвались порулить войной, ныне забились по углам, поджав хвосты.

И вот он предсказанный итог: на одном престоле уселись сразу двое, пихаясь и растопыривая локти. Я мстительно ухмыляюсь, на мой взгляд самое забавное в том, что и дядя и племянник имеют законное право на французскую корону, ведь оба они – Валуа. Ну и что с того, что у малолетнего Генриха есть один трон? Короли, чтоб вы знали, прямо как ребенки малые: чем больше престолов под царственной задницей, тем счастливее монархи.

Каждый солдат мечтает стать офицером и помыкать фельдфебелями, и точно так же всякий король грезит о короне императора. Нет, даже так: Императора! Я громко хмыкаю, глядя на опухшие, заспанные лица парижан, что толком не продрав глаз бредут к выставленным на площади перед собором бочкам с бесплатным вином.

Хоть и с похмелья, но не забывают хрипло выкрикивать здравницу новому королю, а вокруг в толпе то и дело шмыгают неприметные личности с незапоминающимися лицами, что мигом берут на заметку всех недовольных. Впрочем, лукавить нечего, подавляющее большинство французов вполне искренни в выражениях верноподданнического восторга.

Будь прямо сейчас предо мной Карл VII, я непременно спросил бы его с ехидцей, глядя прямо в глаза: "Что, доигрался, сукин сын? А ведь я тебя по‑хорошему предупреждал! И что теперь делать будем?". Любопытно, что бы он мне ответил…

Эй, это кто сказал, будто меня и на пушечный выстрел не подпустят к государю? Кто ляпнул, что мечтать не вредно, да добавил про бодливую корову? Я, чтоб вы знали, французский дворянин! И в рыцари меня посвятил сам Карл VII. Добавлю, что нет такой страны по соседству с нашим королевством, что за мою голову не объявила бы доброй награды. Хочешь разбогатеть – сдай меня живым или мертвым, многие пытались, да только руки коротки. А чтобы вы убедились, что я имею полное право тыкать монарху, расскажу коротенько о себе.

Родился я и вырос в Сибири в конце двадцатого века, после армии работал фельдшером на «скорой». Ну а затем какой‑то старик обманом лишил меня тела, выбросив в прошлое. То, что я вообще очнулся после той колдовской процедуры – чудо из чудес, как авторитетно заявил один ехидный друид.

Не знаю, так ли уж крупно мне повезло, ведь Франция 1425 года оказалась не лучшим местом для жизни. Разгар Столетней войны с Англией, повсюду лютуют отряды повстанцев и мародеров, кровь льется рекой и везде, куда взгляд ни кинь – трупы, трупы и трупы.

Но я ухитрился найти себя в новой жизни, все‑таки фельдшер "скорой помощи" из двадцать первого века это чуть‑чуть побольше, чем самый образованный из врачей пятнадцатого столетия. Был лекарем в отряде восставших крестьян, послушником Третьего ордена францисканцев, учился на королевского телохранителя.

Побыть охранителем Самого мне не удалось, зато какое‑то время я с успехом оберегал Изабеллу Баварскую, королеву‑мать. Ну а затем мне доверили жемчужину Франции, сводную сестру Карла VII, тогда еще никакого ни монарха, а всего лишь дофина, то бишь наследника престола. Девушку, что я охранял, весь мир знает как Жанну д'Арк, и лишь узкому кругу она известна как графиня Клод Баварская.

Дальше было много всего: я странствовал, участвовал в битвах, разоблачал заговоры и старательно прикрывал спину своей подопечной. Ну и убивал, разумеется, куда же в моей профессии без трупов? Доводилось и лечить. К сожалению моя профессия оставляет чертовски мало времени на любое постороннее дело.

Когда воины графа Люксембургского захватили Жанну в плен у Компьена, меня, по ложному обвинению в измене, бросили в подземную тюрьму. И сгнить бы Роберу там заживо, да королевскому секретарю графу де Плюсси потребовались мои знания и умения. Его доверенное лицо, некий мэтр Жак Кер выкрал меня из темницы Третьего ордена францисканцев и предложил поработать на своего господина. В награду же мне посулили полное прощение всех грехов и возврат пожалованного некогда замка Армуаз.