Преторианец Дорна (ЛП)

– Это станет владениями человечества, – сказал Рогал Дорн. – Вот дар моего отца человечеству, – он посмотрел на Кая. – Вот цель, для которой меня создали, и причина, почему я поклялся отцу служить Ему. – Кай чувствовал слабость, словно земля уходила из-под ног, и он падал не в силах пошевелиться. – Ты присоединишься ко мне на этом пути, если пожелаешь, Кай.

Он отвёл взгляд от звёзд, сглотнул и почувствовал во рту привкус собственной крови. Всё что имело значение, что он никогда не ломался, никогда не сдавался, никому не позволял забрать единственную вещь, которой он владел.

– А если не соглашусь? – выдохнул он.

– Я не прошу поклясться мне прямо сейчас. Перед выбором тебе предстоит пройти путь.

III

Путь начался с боли. Потока боли, боли, которая пронзила сами кости. Ей не было конца, просто море мук, которое простиралось за горизонт. Она длилась бесконечно, поглотив само время. Секунды растянулись в часы. Часы сжались в минуты. Прошлое и будущее растворились в настоящем, которое всё не кончалось и не кончалось. Красные облака вздымались сквозь серость в разуме. Боль непрерывно менялась, вот она пронзительная, как лезвие бритвы, а секунду спустя превращается во всепожирающее пламя. Он ничего не слышал. Боль разорвала все другие чувства. От него ничего не осталось, только вечность неостановимых мучений.

Он должен был сломаться. Они хотели, чтобы он подчинился, сдался, вынырнул из красного океана очищенным, пустым и сломленным. Он не мог вспомнить даже кто они, но это не имело значения. Значение имело только то, что он не уступит. Он не сдастся. И поэтому боль продолжалась. И он не сдавался.

И затем всё закончилось.

Он закричал от шока. Холодное забытьё затопило его и он, кувыркаясь, полетел сквозь пустоту.

“Это смерть”, – подумал он. Это была не боль. Это был конец боли. Это было ничем.

И из этого ничего послышались голоса. Сотни голосов шептали прямо за гранью слуха, пока он скользил сквозь пустоту. Затем тьму сменил цвет. Фигуры сжимались, складывались и расширялись. Каждый видимый им в жизни цвет врезался в разум острыми иглами. Иногда ему казалось, что он различал рисунок или узнавал образ, словно смотрел сквозь тонкий слой плескавшейся воды, но такие рисунки исчезали, и он снова погружался в водоворот.

Свет ударил в глаза. Он попытался моргнуть, но не смог. Сфера цветов и образов исчезла столь же неожиданно, как и боль. Свет был белым, простым и ярким. Он жёг. Заслезились глаза. За размытым пятном впереди двигались фигуры. Что-то холодное коснулось кожи под глазами. Зрение начало проясняться. Он снова попытался моргнуть.

– Не делай так, – раздался голос совсем рядом. – Твои веки приколоты. Попытаешься моргнуть слишком сильно и порвёшь их. – Говоривший появился в поле зрения. Он выглядел, как человек, но увеличенная копия человека. Белые одежды прикрывали твёрдые мускулы. На бритой голове и лице виднелась татуировка в форме звезды с лучами, глаза были серыми и спокойными.

“Апотекарий”, – подумал Кай, хотя понятия не имел, что это значит. – “Легионес Астартес. Татуировка Солярного капера из культуры, к которой он принадлежал до вербовки”.

– Мы оставим булавки, – сказал апотекарий. – Тебе предстоит ещё одна доза после первого вживления и для неё потребуются открытые глаза. – Он замолчал, сжав губы. Кай почувствовал пристальный взгляд его серых глаз на лице. – И затем ещё одна доза после первой.

Приблизились руки, и Кай ощутил давление, когда что-то, что он не видел, сняли с его головы. Прибор, который попал в поле зрения Кая, напоминал шлем. Множество кабелей и выпуклых механизмов прильнули к его куполу. В том месте, где шлем располагался бы на уровне глаз, виднелись десятки линз в хромированных кругах. Апотекарий отступил и нажал выключатель на жёлтом пластековом блоке. Удерживавшие Кая в вертикальном положении оковы открылись, и он упал на пол. Секунду он лежал, тяжело дыша. Затем оттолкнулся и встал на колени.

– Как… – запинаясь, начал он, но горло и лёгкие горели от боли. – Как вас зовут?

Апотекарий остановился и посмотрел на него, татуировка на лице сморщилась.

– Моё имя для меня, а не для тебя.

Кай попытался сплюнуть, но во рту пересохло.

– Большинство спрашивает меня, почему это происходит, – сказал апотекарий.

Кай покачал головой и заставил слова покинуть горло. – Я знаю почему.

Апотекарий выгнул бровь.

– Вы хотите сломать меня, – усмехнулся Кай.

Апотекарий покачал головой, помедлил и помог ему встать.

– Нет, – сказал он, и показал на остальное помещение. Ряды металлических конструкций простирались вдаль под сводчатой крышей из матового хрусталя. В центре каждой находился обнажённый человек, которого удерживали петли из пластали. Лица скрывали шлемы, как тот, что апотекарий снял с головы Кая. Тела дёргались, пока огни мерцали по краям визоров. Трубки соединялись с руками и грудными клетками. Кай видел, что вены выделялись под кожей в тех местах, куда вошли иглы. Он потёр руку и почувствовал колотые раны. Многие фигуры бессильно висели в пласталевых оковах. Кровь покрывала голую кожу. Сервиторы в красных мантиях и одноглазых масках двигались между рядами напоминавших дыбы конструкций, вытаскивая обмякшие тела и сваливая на тележки.

Один из ста переживает первый этап. Соотношение появилось в разуме оттуда же, откуда он узнал про апотекария и сервиторов.

Апотекарий указал на фигуру, которая упала, когда разомкнулись крепления. Юноша был ещё жив, но едва. Изо рта текла кровь, а глаза закатились. Его руки и ноги дико задёргались, когда он попытался встать, а затем рухнул на сервиторов. Один из них прижал толстую трубу к затылку несчастного. Раздался глухой звук пневматики и пробитой кости. Юноша упал, кровь сочилась из ровного отверстия в черепе.

– Вот так выглядят те, кто сломался, – сказал апотекарий. – Мы не хотим сломать тебя. Мы хотим, чтобы ты стал несокрушимым.

– Я не подчинюсь, – проворчал Кай.

Апотекарий посмотрел на него, и что-то блеснуло в серых глазах.

– Хорошо, – сказал он.

IV

Они разрезали его. Большую часть времени он находился в сознании, иногда теряя чувствительность. Они вырезали куски плоти и положили на их место новые органы. Второе сердце забилось рядом с первым. Кровь начала меняться, стала быстрее сворачиваться, пока он истекал ею.

Когда они закончили, медленно вернулась боль, пока не превратилась в клубок колючей проволоки в груди. Он не показывал эту боль. Он знал то, чего не знали они, то до чего не могли добраться никакие разрезы, новая плоть и гипно-погружение.

– Ты хорошо перенёс это, парень, – произнёс сероглазый апотекарий, осматривая хирургические скобки, протянувшиеся в центре груди Кая. – Некоторые умирают, даже зайдя так далеко.

– Большинство, – сказал Кай. Апотекарий внимательно посмотрел на него. Кай смотрел в ответ, не мигая. – Большинство умирает, прежде чем вы заканчиваете с нами.

– Да, умирают, – согласился апотекарий.

Архитектура мыслей изменилась. Он чувствовал это. Информация и опыт стали чище. Время между мыслью и действием сократилось. Некоторые эмоций поблекли и отпали. Воспоминания о прошлом становились всё дальше. Он всё ещё видел их, но они воспринимались так, словно принадлежали кому-то другому. Тем временем новые воспоминания заполняли голову, одни отчётливые, другие размытые и размазанные. Он знал больше чем раньше, но не понимал откуда. Машины, которые сжимали голову, сделали это, понял он, они вливали изменения в разум, как металл в форму.

Боль стала сильнее, но и он легче переносил её. Боль от хирургии и гипно-насыщения стала островами в широком и глубоком океане.

Время потеряло смысл. Жизнь превратилась в бесконечную череду самых разных страданий.