Отмщение

И так легко, так изящно выходило, что даже Ильин восхитился - профессионализм коллег полковник признавал легко, не завидуя. Люди слушали, словно завороженные: в широко распахнутых глазах отражались далекие всполохи, тени минувших эпох, на щеках проступил румянец. То и дело строй сотрясал то хохот, когда с виду интеллигентный генерал с непринужденной легкостью отпускал солёную шутку, то сдавливало петлей суровое молчание, стоило Белозёрскому внезапно произнести нечто возвышенное, серьезное. Даже обыденный с виду пафос не казался в устах генерала формальностью - самые затертые слова, внезапно обретая остроту, ранили людей точно в сердце.

И уход генерала с импровизированной сцены бойцы провожали искренними аплодисментами. Зоркий Ильин даже успел приметить, как сквозь повседневную маску на лице Белозёрского проступили вполне человеческие чувства. Сморгнув, генерал поспешно встряхнул неуставной шевелюрой, чтобы никому не позволить заметить и тени секундной слабости. И уже в следующий миг Белозёрский вновь предстал в привычном облике рафинированного сноба...

Следом пришлось выступать уже Ильину. Как показалось самому полковнику, речь вышла заметно бледней предыдущей: Иван Федорович не обличал, не призывал, не вскрикивал. Ровно, спокойно, как с товарищами, а не аудиторией разговаривал полковник, лаконично и кратко излагая тезисы. И дело не столько в неумении говорить по-другому - тут Ильин при желании мог составить конкуренцию Белозёрскому. Просто не хотелось кривить душой. Уж кто, а полковник ясно представлял, что ждет впереди. И потому говорил честно, напрямик. С кем идешь в бой, не нужно говорить много - достаточно правды...

Последним выступил Геверциони. Вопреки прогнозам врачей, Георгий уверенно отказался от коляски - твердо выбивая дробь, вышел с легким костылем, больше похожим на трость. Но даже от этого образ не страдал. Обычно человек, оказавшийся в подобной сложной ситуации, теряет прямоту осанки, становится менее грозным, несчастным. Геверциони из другой породы - даже без ноги тогда он выглядел по-прежнему бравым, подтянутым. Спина оставалась прямой, а грудь горделиво поднятой. И ни намека не нашлось в глазах сильного человека, чтобы упрекнуть жалостью. Да даже случись генералу оказаться без обеих ног, Ильин не сомневался: Георгий будет так же горд и невозмутим.

Нечто похожее чувствовали и бойцы. Потому, стоило Геверциони лишь ступить на помост, как строй дрогнул, взорвавшись приветственными криками и рокотом аплодисментов. Не в силах перекричать глас народа, Георгию оставалось лишь улыбаться и ждать. В итоге овация продолжалась несколько минут. И лишь после генерал наконец приступил к речи...

Увы, выслушать Геверциони Ильину было не суждено: полковника одернул Толстиков. Офицеры отошли к стене под защиту тени и мощных опорных колон. Там, предварительно убедившись в отсутствии лишних глаз, генерал-майор передал Ильину два небольших флакона, тщательно обернутые в бумагу. Внутри что-то явственно плескалось.

- Это как-то связанно со... стоматологией? - поинтересовался полковник, пряча пакет за пазуху.

- Да, - кивнул Толстиков. - Использовать точно, как и декоративные коронки: в случае обнаружения пришельцев разбить. Только эффект будет посильней и малость побыстрей...

- Развели секретность... - усмехнулся Ильин.

- Ну, уж прости, Иван Федорович. Для вашего же блага. - развел руками Толстиков. - Кстати, ещё один момент: при любой - даже самой слабой - угрозе, что содержимое флаконов может попасть к противнику, немедленно уничтожьте...

После того, как беседа наконец закончилась, подошло к концу и выступление Геверциони: под шквал аплодисментов генерал медленно спускался со сцены.

Дальше торжественные проводы прошли своим чередом. Обрывались и без того короткие военные романы: девушки в толпе провожающих махали марширующим десантникам, плакали, утирая украдкой слезы. Но у жизни, увы, не было никакого утешения. Кроме невероятной, невозможной надежды на победу.

Тем временем десантники, увешанные всевозможной поклажей, расселись на броню. Моторы стальных гигантов фыркнули пару раз, зарычали все громче, сливаясь в единый многоголосый рокот. Улыбаясь и азартно размахивая в ответ, бойцы покрепче вцепились в поручни. И наконец прощание подошло к финалу: стройные ряды техники дрогнули, подернулись рябью. Волна за волной машины медленно поползли вперед - в темноту...

... После был долгий путь по кажущимся бесконечными подземным туннелям, предназначенным как раз возможности скрытно перемещать большие соединения. Через пол часа путешествия под землей бригада наконец вынырнула на свободу. И угодила в метель, словно незадачливый пловец в омут с головой. Но это, конечно, нельзя назвать неудачей - наоборот: подобные погодные условия как нельзя лучше подошли для начала марша. Неуёмная в первозданной ярости стихия надежным щитом огораживала десантников от любого наблюдения. Здесь природа полностью подыграла людям.

Только на этом удачи не закончились: словно в насмешку над тяжестью первого переходя, судьба будто решила разом вывалить на головы незадачливых подопечных неистраченный запас. Не подвели ни сверхточные карты с тщательно нанесенной последней обстановкой, ни профессиональное чутьё - точно к назначенному месту встречи с подкреплениями бригада вышла минута в минуту. Чего в обычной жизни вообще-то сложно даже представить. Без малейших задержек десантники и морпехи заняли места в колонне и марш продолжился.

Следующим знаковым эпизодом, прошедшим под знаком удачи стал фактически откровенный, нахальный саботаж плана командования. Вместо того, чтобы скрытным, но скорым маршем двигаться по замерзшим рукавам рек к Новосибирску, Ильин строго последовал приказу Геверциони. Вперед отправилась демонстрационная колонна на самой маневренной легкой технике в количестве приблизительно соответствующем усиленному полку. Оставшаяся большая часть бригады пошла параллельным курсом на отдалении в полторы-две сотни километров, старательно петляя по тайге.

Сейчас к исходу четвертого дня пути позади остались восемь с половиной сотен пройденных километров. И за все это время не случилось ни единой серьезной поломки - ведь не считать же поломкой необходимость профилактических остановок для очистки движителей от снега и камней, - ни одного несчастного случая. Доведенная почти до идеала конструкция и превосходные материалы практически свели на "нет" износ деталей. Кроме того, все слады с горючим и провиантом, тщательно спрятанные в глуши тайги находились по картам с первого раза. И так куда не посмотри: сплошное везение...

Но так бывает на плацу или в уставе - не в жизни. Потому Иван Федорович много лет тому успел уяснить: если все нарочито хорошо - жди беды. А сейчас цена любой, самой малой оплошности возросла неимоверно. И потому Ильин вместе со "штабом Геверциони" постоянно метался по войскам, не зная ни сна, ни отдыха...

Часть 6 - Стремительность.

Глава N9 - Кузнецов, Камерун. 21.47, 17 ноября 2046 г.

После прибытия в Томск жизнь для Кузнецова и Камерун осложнилась рывком, подобно сошедшей с вершин горного склона лавине. Вернувшаяся к Алисе память не просто перечеркнула - выжгла душу обоим. Ещё вчера внезапно открывшееся чувство, казалось трогательным, нежным чудом на бескрайнем просторе, где лишь война и снег. Но внезапно судьба каленым железом выжгла счастье из сердец, оставив взамен сводящую с ума горечь и боль.

Александр не подозревал, насколько тяжело приходится Алисе, но твердо знал одно: очень плохо. Уже более суток девушка отказывалась от воды, еды, практически не спала. И не произнесла ни слова. Если нужно было идти - шла твердо и сосредоточенно, устремив невидящий взор вдаль. А остальное время сидела, плотно поджав колени к груди и обняв. Больше всего Кузнецова пугало отсутствие слез: сколько бы Алиса не продолжала прятать лицо, уткнувшись в колени, отвернувшись к запыленной стене, глаза оставались по-прежнему сухими, жесткими. Разве что потускнели, выцвели - словно пленка на старой фотографии.