Гражданская самооборона

Мать-собака умудрялась избегать ярости вечно голодных бестий, сталкивая их с другими кланами, с воинственными и неосторожными людьми, которые, погибая, забирали вместе с собой несметные полчища, наводила на крысиные гнёзда подземных монстров, хитро и ловко заметая собственные следы.

Но долго так продолжаться не могло.

Им нужно было что-то такое, особенное и, похоже, что он всё-таки нашёл, а теперь торопился, чтобы поскорее перевести на остров, покрытый густой растительностью свою стаю. Водная преграда хорошо защищала от непрошенных гостей, а лес укрывал от любопытных глаз. Ровная гладкая поверхность позволяла издалека заметить опасность. А, кроме того, как подходов, так и путей отступления было гораздо больше и последним аргументом являлось то, что очень немногие наземные животные могли сражаться в воде. Крысюки так те точно на это не были способны, в отличие от псов.

От этого внутри было хорошо!

Дорога сама бросалась под него, радостно отталкивая большие мохнатые лапы, которые не делали ей больно. Даже ненавистных облезлых уродов нигде не было видно, что удивляло и беспокоило, впрочем, нет! Вот они, вернее то, что от них осталось.

Пёс осторожно приблизился к останкам врагов, повстречавшихся с людьми. Не повезло длиннохвостым. Железный ящик, который служил двуногим надёжным укрытием, прокатил мимо и сделал доброе дело, разделавшись с мерзкими отродьями. Фил глухо зарычал и, потоптавшись вокруг, задрал ногу, чтобы исполнить обычный ритуал и оставить метку для всех, дабы знали, кто хозяин в этих местах.

Сделал.

Внутри стало ещё лучше!

Захотелось выкинуть, что-нибудь эдакое, необычное: вспомнить щенячьи годы и поноситься без причины, просто так, от распиравших его радостных чувств. От того, что впереди, намечалась сравнительно спокойная жизнь, и у малышей, родившихся совсем недавно, похоже, что появился шанс на то, что они всё-таки станут взрослыми.

И тут его скрутило…

Многоголосый крик оглушил, прибил к земле так, что задние лапы подогнулись.

Могучий пёс на какое-то короткое мгновение застыл, будто прислушиваясь к чему-то такому, что было слышно только ему одному, встряхнулся и, помотав огромной головой, с рёвом бросился в каменное крошево.

Вперёд!

Туда, где погибал его клан…

— В рот компот! — негромко проговорил Горыныч. — Эт чё тут за Ледовое побоище такое?

Бронемашина выбралась на относительно открытое место и застыла в изумлении, точно также как и её хозяин, который замер от неожиданности за рычагами управления.

— Так вот в чём дело! — воскликнула девушка. — Вот где вся округа собралась. Ну, ничего себе!

— А сего тама, а? — завозмущался Василёк, проталкиваясь к смотровой щели поближе. — Ну, дайте мине поглядеть. Ого-оо!!!

Все вдруг затихли, глядя на необычное зрелище…

Большая собачья стая замерла в ожидании боя.

Огромные рыжие псы, по всей видимости, поначалу пытались избежать схватки, уходя по дороге, подальше от беды, но им помешали. Их умело отрезали от зелёного массива, а до этого видать выдавили из логова, которое давало приют не только взрослым, но и нескольким щенкам, толстым и неуклюжим совсем недавно появившимся на свет. Из-за них, наверное, клан и попал в ловушку, неповоротливый и медлительный.

В природе старшие особи, скорее всего, избежали бы таких проблем, оставив потомство на растерзание — новые родятся, велика ли беда! Но эти не захотели покидать главную самку и её выводок, встав на их защиту, давя свой страх перед свирепым и многочисленным врагом.

Полчища крыс стекались отовсюду, окружая на открытом месте именно тех, кто так долго не давал им развернуться и почувствовать себя полновластными хозяевами окружающих территорий. Подхлёстываемые призывами своих лидеров и чуя скорую поживу, они текли сплошным потоком в ту сторону, откуда пахло вкусным и таким желанным мясом, подбираясь к сладким и тёплым потрохам, бурлящей и опьяняющей своей свежестью крови. Нервная дрожь пробегала из конца в конец, подбадривая и заряжая боевым азартом даже самых нерешительных и осторожных. Доведя себя почти до безумия, наиболее нетерпеливые особи первыми ринулись в атаку, натыкаясь на волнолом из собачьих когтей и клыков.

Матёрые псы, умелые охотники, они знали, как бороться с теми, кто никогда не участвовал ни в поединках, ни в настоящих схватках. Каждый из них обладал грозным набором клиновидных, словно выкованных из стали, приспособленных именно для такой работы зубов. Каждый из них умел крушить могучими лапами податливую плоть, каждый из них стоил десятков таких, как эти серые, мерзко воняющие твари.

А что было делать с сотнями?

Как выстоять против живого, скрежещущего своими резцами, моря, которое текло, не взирая ни на что. Текло, разбиваясь о живую преграду, распадаясь на скользкие ошмётки и безжизненные огрызки того, что уже неспособно было наносить вред, но напирало, перекатывалось и вспухало всё новыми и новыми волнами, живыми и враждебными.

Мешая друг другу, крысюки грызли, рвали и перемалывали неподдающееся, смертельное, но такое желанное для них мясо. Трещали кости, лопались сухожилия, и красивые гордые животные словно растворялись, таяли в каше из серых скользких от чужой и своей крови тел. Они не могли сойти со своих мест, не могли двигаться, чтобы стряхнуть наседавшую орду, закрывая своими телами самок и детёнышей. И только глухой рёв погибающих молодых и старых самцов иногда перекрывал хруст и чавканье далеко разносящееся окрест.

Воинственные родственники обыкновенных мышей побеждали. Они подминали под себя отважных бойцов, которые стояли до последнего на обглоданных до белого конечностях и рвали уже не только их, но и своих соплеменников или то, что от них оставалось.

Высокая рыжая стена распадалась, открывая бреши и проходы вовнутрь…

Одна из молодых собак, совсем скоро готовящаяся стать матерью, с большим округлым животом, брызгая бешеной слюной, пыталась помочь своему возлюбленному, который стоя на передних лапах, наполовину съеденный, продолжал крушить и рвать жалобно пищащее месиво. Не обращая внимания ни на что, он стоял, стоял, пока билось неистовое сердце! Держался из последних сил, уже не чувствуя, как серый многоголовый вал вцепился в его любимую, вспарывая ей брюхо и выгрызая из него беспомощно копошащихся малышей.

Он не слышал жалобного писка своих щенков, которые так страшно пришли в этот мир и тут же исчезли, будто их и не было.

Он стоял, как скала, обглоданный, но непобеждённый, а два полугодовалых подростка, за его спиной, ещё совсем дети, крича от боли, помогали своим старшим братьям из последних сил, закрывая младшеньких, отдавая себя на растерзание и надеясь на чудо, которое им поможет.

Он хрипел изодранным в лохмотья горлом и наугад хватал объеденной, но ещё вершащей своё правое дело пастью, вдохновляя стаю на битву.

Он не видел, так как потерял оба глаза, как последний, из старших сыновей вожака, такой же могучий и несокрушимый, захлебнулся чужой кровью. Но всё-таки добрался до нескольких самых больших, по всей видимости, главных крысюков и в считанные мгновения расправился с ними, исчезая под беснующимися врагами.

Отгрызенные уши не слышали жалобного плача оставшихся без защиты последних детёнышей уже погибшей стаи, по той простой причине, что лязгнувшие в последний раз стальные челюсти унесли ещё одну ненавистную жизнь, и его просто не стало…

Страшная по своей жестокости расправа была скоротечной, но ещё не закончилась, когда Егор не выдержал и кинулся к верхней пулемётной турели. Он хотел хоть как-то помочь отважным псам, которые теперь совсем не казались ему свирепыми и беспощадными убийцами из Никиных рассказов. Похоже, что девушка крепко на этот счёт ошибалась. Что ж, с кем не бывает? По крайней мере, благородство и стойкость, которые проявляли эти рыжие красавцы, защищая своё потомство, были налицо и высоко им ценились.

Правда, со спасательной операцией он явно подзадержался.

Некому было помогать…