Биотеррор

20 сентября 1912 года.

Над джунглями висела мелкая водяная пыль. Это оказалось даже хуже проливного дождя: деревья и пологи палаток не могли защитить от нее. Взвесь проникала повсюду, и без того влажный воздух превратился в мерзкую жижу, забивавшую горло и легкие.

Плохо было не только сэру Оливеру. Ещё — носильщикам. И Клаусу. Последнее обстоятельство несколько компенсировало страдания сэра Оливера. Первую неделю. Затем ему стало так скверно, что даже болезнь ненавистного проводника не утешала. Да и ненависти на самом деле не осталось.

То, что Клаусу нравится Элизабет, для сэра Оливера стало очевидно с того момента, как он увидел их идущих рядом. В этом не было ничего необычного, Элизабет неизменно очаровывала всех мужчин, что им довелось встретить в этом путешествии. Но было одно существенное отличие: вскоре сэр Оливер понял, что и Элизабет не осталась равнодушной к проводнику. Вот от этого уже было больно!

Хуже того — сэр Оливер понимал, что проигрывает сопернику во всем. Благополучие экспедиции, да и сами их жизни зависели от Клауса. Только он мог общаться с носильщиками на их тарабарском наречии и, что еще важнее, знал их обычаи. Казалось, этот дылда умел все — править лодкой, искать протоки, грамотно закреплять багаж, организовывать лагерь, охотиться. И все это он проделывал с беззаботной ухмылкой и шутками-прибаутками. Сэр Оливер всегда считал, что он закаленный путешественник, но рядом с Клаусом чувствовал себя унылым больным стариком. Притом что немец был лет на пять старше его.

Элизабет тоже изменилась. Если в начале путешествия она терпеливо ухаживала за сэром Оливером, то чем дальше они углублялись в джунгли, тем труднее ей становилось сносить его капризы. Он и сам понимал, что бесконечное нытье только углубляет трещину между ним и Элизабет, но ничего не мог с собой поделать.

К концу второй недели то ли таблетки Цзи Сима, наконец, подействовали, то ли организм понял, что его не собираются срочно эвакуировать в нормальный климат, смирился и перестал бунтовать. Сэр Оливер почувствовал себя лучше, больше не валялся мешком на дне лодки, а сидел, изучая собранные во время стоянок образцы растений.

Их отношения с Элизабет начали налаживаться, но тут путешествие закончилось.

Произошло это обыденно, практически незаметно. Не было никакой границы, отделявшей ставшие уже привычными джунгли от Нового Эдема, как называл в своем дневнике цель их экспедиции сэр Оливер. И тем не менее, путешественники почти одновременно почувствовали некую перемену в окружающем мире. Заросли вдоль реки изменили цвет? Да нет, вроде бы. Повеяло другим запахом? Тоже нет. Джунгли по-прежнему пахли гнилыми фруктами. И все же что-то произошло. Сэр Оливер почувствовал что-то вроде волны силы, едва ощутимо прошедшей сквозь его тело. Элизабет прижала к вискам ладони, ее лицо приобрело недоуменное выражение — словно женщина пыталась уловить очень тихий звук. Клаус настороженно завертел головой и сильнее сжал рулевое весло. Его пальцы побелели от напряжения. Туземцы разом бросили весла и упали ниц, уткнувшись лбами в днища лодок. Похоже, они чувствовали происходящее отчетливее белых.

Элизабет и сэр Оливер хотели углубиться в долину и приступить к исследованиям, но Клаус настоял разбить лагерь недалеко от границы с Новым Эдемом. Впрочем, его предусмотрительность оказалась пустой. Он слег первым. Неизвестная болезнь походила на обычную лихорадку, но переносилась гораздо тяжелее. Несчастный то изнывал от жара, то бился в ознобе. Ни хинин, ни таинственные снадобья Цзы Сима не помогали. В тот момент никто еще не понял, что происходит. С больным оставался китаец, а сэр Оливер и Элизабет в сопровождении двух туземцев обследовали долину. Но на третий день утром выяснилось, что заболел один из носильщиков, вечером слег еще один и те же симптомы с ужасом почувствовал у себя сэр Оливер. На следующее утро только Элизабет и Цзы Сим оставались здоровы. К концу первой недели странная болезнь продолжала терзать свои жертвы с ничуть не ослабевающей жестокостью. Уже умерло двое туземцев и сэр Оливер начал морально готовиться к такому же исходу. Единственное утешение он находил в том, что Элизабет оставалась неуязвимой для болезни. Как и Цзы Сим. Это давало надежду, что они смогут выбраться из джунглей к цивилизации.

В одну из кратких передышек, когда его сознание достаточно прояснилось, он попросил у Элизабет бумагу и карандаш.

— Зачем?

Последние дни сэра Оливера беспокоило изменившееся отношение к нему Элизабет. Она казалась более равнодушной и временами даже грубой. Сэр Оливер убеждал себя, что причина в банальной усталости — ведь девушке на пару с Цзы Симом приходилось ухаживать за шестью тяжело больными людьми. Точнее, с этого утра уже за пятью.

— Бетти… давай не будем обманывать себя пустыми надеждами, — голос сэра Оливера дрожал от слабости, но говорил он уверенно. Чувствовалось, что ученый все обдумал и взвесил. — Мне уже не выздороветь. Я жалею, что мы не успели обвенчаться. Но перед Богом, если он все-таки есть, мы все равно муж и жена… Я надеюсь на это.

Он захлебнулся воздухом, раскашлялся. Восстановив дыхание, твердо посмотрел на Элизабет.

— Я хочу, что бы ты продолжила исследования. Для этого будут нужны средства. Дай бумагу и карандаш. Я напишу завещание. Не знаю, будет ли достаточно свидетельства Нойманна и Цзы Сима, но…

Элизабет небрежным взмахом руки прервала его.

— Перестань! Мне не нужны твои деньги. У меня вполне достаточно средств для организации любых исследований.

— Но ты же сказала…

— Я солгала.

Сэр Оливер попытался сесть, но это усилие вновь обрушило его дыхание надсадным кашлем. Элизабет утерла выступившую на губах ученого пену и дала напиться микстуры, которую заваривал для больных Цзы Сим.

— Постой… Бетти, извини… у меня жар и я плохо соображаю… Что ты сейчас сказала?

— Я солгала, — повторила Элизабет. — Мне просто нужно было, чтобы ты отправился со мной сюда. Пришлось сделать вид, что я нуждаюсь в твоей помощи, чтоб подыграть твоим рыцарским чувствам.

— Что ты такое говоришь?

— Не важно. Ты все равно не поймешь.

Элизабет взяла флягу с микстурой и перешла к Клаусу. Но как ни старался сэр Оливер, в ее действиях он не уловил ни намека на какую-то особую симпатию к немцу. Те же отработанные точные движения квалифицированной сестры милосердия. Она собиралась напоить и туземцев, но тут под навес заглянул Цзы Сим. Он сделал знак Элизабет, та послушно оставила флягу и подошла к китайцу. Сэр Оливер готов был поклясться, что девушка поклонилась врачу.

Цзы Сим тоже сильно изменился. В нем больше ничего не осталось от почтительного и услужливого китайского знахаря. Сэр Оливер напряг слух, пытаясь уловить, о чем китаец говорит с Элизабет. Впрочем, они и не особо старались говорить тише.

— От балласта можно избавиться, — произнес Цзы Сим, глазами указывая на больных носильщиков. — Завтра утром тронемся в обратный путь.

— Может, лучше взять двух туземцев? С ними будет меньше хлопот.

— Нет, — отрезал Цзы Сим. — Ты же знаешь, что написано в катрене!

— Катрен можно толковать по-разному, — возразила Элизабет. — Там сказано только, что благодаря Огнеголовому будут обретены споры разрушения. Ну так мы их уже получили. О том, что он сам должен привезти их в Европу ничего не говорится. А он может доставить нам проблемы.

— Правда?

— Если честно… — Элизабет отвернулась и едва слышно произнесла: — Мне не хочется и дальше таскать его за собой. Я…

Цзы Сим погладил Элизабет по плечу.

— Ты чувствуешь вину. Это правильно. Некоторые из нас за века растеряли способность чувствовать. Ты знаешь, что с ними стало.

— Это… тяжело, Сим.

— Я понимаю. Но придется терпеть. Мы не можем рисковать. Если ты ошибаешься и доставить споры должен именно Огневолосый, то все, что мы уже сделали, будет напрасно. И неизвестно, сколько времени уйдет на поиски другого смертного, подходящего под пророчество.