В полусне (СИ)

— Которая говорит больше о тебе, чем о них.

— Возможно, — согласился Шенк. — А теперь кое-что о тебе. Ты хороший человек, Карл, но холодный. Всех держишь на расстоянии, и никому не позволяешь приблизиться. Но ребятишек этих ты, вроде бы, подпустил ближе остальных. И они к тебе… Ну, не знаю! Если бы они не были женаты, я бы сказал, что Маргерит в тебя влюблена. И если бы Зандер не был парнем, я бы и про него так сказал. Видел бы ты, как они на тебя смотрели! Поэтому я и спрашиваю, что произошло той ночью?

Молчать и дальше было бы неправильно, особенно после того, что рассказал ему Шенк.

— Скажем так, — ответил Герт, осторожно подбирая слова, — возможно, я причинил Зандеру… Я проявил по отношению к нему неучтивость.

— То есть, попросту говоря, ты переспал с Маргерит?

— Нет! До этого не дошло!

Такой вариант истории звучал куда лучше, чем то, что едва не произошло на самом деле.

— Но попытку сделал?

— Я был пьян.

— Это не оправдание.

— Я знаю, — согласился Герт.

— Расстроен? — В голосе Шенка прозвучало сочувствие.

— Еще как!

— Но ведь ты, и в самом деле был пьян!

— Это не оправдание!

— Достаточно! — поднял руку Шенк. — Я все понял. Вопрос снят.

Солнце клонилось к закату, и до Орешни оставалось не более двух часов пути. Как раз к сумеркам и добрались бы. Однако человек предполагает, а Судьба располагает. И ее изобретательности, порой, нет границ.

За поворотом дороги Герт увидел пылившую в отдалении роскошную карету и двух всадников на высоких черных конях рысивших позади нее. Минуту, другую он наблюдал за уплывавшей вдаль мечтой, строя догадки о той, кому принадлежит эта карета, о ее титуле и красоте, богатстве и великолепии.

«Богини живут в золотых чертогах!» — вспомнил он слова древнего поэта, и в это мгновение карету резко качнуло на очередном ухабе, раздался громкий треск, и одно из колес, словно бы, подломилось и ушло под днище экипажа. Испуганные лошади дернули, карета завалилась набок и просела назад, а кучер вылетел с облучка и рухнул на обочину. Что уж говорить о паре ливрейных слуг, стоявших по обычаю позади экипажа! Их просто смело, разбросав по сторонам дороги.

Все произошло так быстро, что, никто, кажется, не успел отреагировать и уж тем более, что-нибудь предпринять, сделать, сказать. Конвойные растерялись, не зная что им теперь делать, а оставшиеся без твердой руки лошади понесли, и карета заскрежетала осью, вспахивая дорогу, словно поле плугом, и все больше кренясь набок.

Честно говоря, Герт и сам оторопел. Имея мало опыта в подобного рода делах, он не сразу оценил опасность, грозившую только что придуманной им красавице, и уж, тем более, не сообразил, как ей помочь. А вот Шенк не сплоховал. Начав действовать еще до того, как Герт осознал, что и как происходит на дороге, Шенк послал коня в галоп, резко вырвался вперед и за считанные мгновения догнал опасно раскачивающуюся и вот-вот готовую слететь с дороги карету. Догнал, поравнялся с понесшей четверкой, выпрыгнул из седла и уже через мгновение сидел верхом на одной из каурых — все в масть — лошадей. Как он подчинил ее и остальных животных своей воле и заставил остановиться, Герт так и не понял, но сделано это было лихо, а главное — вовремя.

Карета остановилась. Герт подъехал к ней одновременно с конвойными и спрыгнул на землю. И в тот же момент, — словно его только и дожидались, — дверца экипажа распахнулась и из глубины кареты зазвучали ругательства, сочность и своеобразие которых мог оценить лишь человек, знающий толк в богохульстве. Герт знал.

— Ёбаные херувимы! — орал хриплый женский голос. — Выблядки! Членососы! Вы что, уебать меня решили?! Не дождетесь, ублюдки! Я еще всех вас переживу и насру на ваши могилы!

Пожалуй, кричала все-таки не молодая женщина, а старуха, но Герт, честно говоря, заслушался. Давно ему не приходилось слышать такой музыки. Очень давно!

Между тем, кавалеры бросились к карете и самым учтивым образом, на какой были способны, учитывая обстоятельства момента, извлекли из нее кого-то высокого и, как померещилось Герту, тощего, облаченного в целое облако шелков и цветных тканей, расшитых золотом и украшенных драгоценными камнями.

— Твою же мать! — сказала старуха, утверждаясь на ногах. — Да, не дыши ты мне в лицо, Терис! Я тебе, что шлюха плечевая?

И она обернулась к другому кавалеру.

— Руки прочь, Фома! Ты вон лучше Прузо щупай! — кивнула она на карету, из которой как раз выбирались две хорошенькие девушки. — А у меня кроме костей давно уже не за что подержаться! Кто остановил лошадей?!

— К вашим услугам, ваша милость! — шагнул к ней Шенк, манеры которого претерпели внезапную и весьма драматическую метаморфозу. — Шенк ден Агирах владетель Дьё и Шерга! — поклонился он, представляясь. — К вашим услугам!

— Хорош! — похвалила старуха, осмотрев Шенка с головы до ног. — Вот, девочки, под кого надо ложиться!

Девушки прыснули, но не покраснели. Видать, не впервой.

— Фома! — щелкнула старуха пальцами. — Представь меня кавалеру!

— Кавалер! — поклонился Шенку один из конвойных. — Я рыцарь Фома Галавуар и я служу графине ле Шуалон, — поклон в сторону графини, — вассалом которой я являюсь, как глава рода.

— Ваше сиятельство! — Обернулся он к графине.

— Молодцом, кавалер ден Агирах! Выручил! Благодарю! А вы кто? — теперь она смотрела на Герта, скромно вставшего чуть в стороне.

Что ж, у Герта было достаточно времени, чтобы придумать себе имя «на всякий случай».

— Карл ван Холвен, ваше сиятельство! — представился Герт, сделав три шага по направлению к графине, и вежливо поклонился. — К вашим услугам!

— Ван Холвен? — переспросила старуха.

Первое впечатление не обмануло. Графиня оказалась более чем стара, но все еще держала спину прямо. Тощая, буквально высохшая, — едва ли не до состояния мощей, — высокая, властная и умная. Ее лицо сморщилось и потемнело, волосы обесцветились, но прозрачные глаза казались ясными, а взгляд — заинтересованным.

— Ван Холвен! — повторила она. — Знакомое имя, черт возьми! Но никак не вспомню, где и когда я его слышала.

— Неважно! — махнула она рукой. — Продолжим представление! Это Терис! — Указала она на второго кавалера.

— Терис ле Ревени! — представился тот.

— Мои фрейлины… Бебиа!

— Бебиа ла Скарца! — присела в реверансе рыжеватая красотка.

— Прузо!

— Прузо де ла Джерджи, — эта девушка тоже была хороша и даже чем-то похожа на рыженькую Бебиу, только блондинка.

— Что будем делать, господа? — по-видимому, графине нравилось огорошивать собеседников не только бранью, но и внезапной сменой темы разговора, и в этом на вкус Герта имелась своя прелесть.

— Самим нам карету не починить, — сказал он вслух. — Надо послать кого-нибудь в город за помощью, но это часа два в одну сторону, а солнце садится…

— Разумно! — кивнула старуха. — Ван Холвен, говоришь? Совсем неплохо! Сделаем так…

И она начала отдавать распоряжения. Говорила она резко, но ее приказы были лаконичны и разумны.

К этому времени кучер и оба слуги доковыляли до кареты — побились бедные, но ничего, кажется, себе не сломали. Им и пришлось взять на себя основные труды. Лошадей распрягли, и кучер поехал на одной из них, подложив под зад какой-то коврик вместо седла — в Орешню-на-Шейне за подмогой. Дорога неблизкая, лошадь не верховая, да и наездник, сказать прямо, не ахти какой. Так что хорошо, если доберется до закрытия ворот, а уж обратно и, разумеется, с помощью, ждать его раньше утра, было бы непростительным оптимизмом.

Кучер уехал, и слуги — а в карете кроме фрейлин оказалась еще и горничная графини, — принялись обустраивать бивуак. Ручей журчал у самой дороги, и одинокий раскидистый дуб, уже успевший покрыться молодой листвой, представлял собой неплохое укрытие на случай дождя. Туда и носили сейчас слуги ковры и коврики, скатерти, сидения из кареты и подушки, посуду и снедь, и даже складное кресло графини и четыре застекленных масляных фонаря.