Алёна (СИ)

– Ту? - спросила старуха, показывая то на Алёну, то на экран.

– Да, но я не виновата. Я не хотела… Они хотели… Я же ничего не сделала! Я не знаю, как это… - разрыдалась беглянка. Умайта быстро подошла к девушке, и вдруг, обняв, начала гладить ту по волосам, что - то говоря гортанным нежным голосом. По тону Алёна поняла - успокаивает и обещает свою помощь. Вытерев слезинки своими морщинистыми, но удивительно нежными пальцами, хозяйка перечислила несколько государств, явно спрашивая не то национальность, не то язык своей загадочной гостьи.

– Рашн, - ответила Алёна. - Могу немного инглишь, но " вери бэд".

– Русо, муй бьен! - явно обрадовалась Умайта, но разговаривать на русском почему-то не стала. Она отвела девушку в одну из комнат, как оказалось - спальню с двумя кроватями и международным жестом, приложив ладони к щеке, предложила устраиваться. Но, спохватившись, провела ещё в туалет, потом - ещё и в ванну. Протянула лёгкий, коротенький для гостьи халатик. Горячей воды не было, но жившей в деревне гостье это было не в тягость.

Однако приготовления к ночлегу были прерваны громким стуком во входную дверь. На вопрос хозяйки с улицы ответили столь грозно и повелительно, что Умайта, даже своей коричневой кожей побледнела. Несколько секунд она явно колебалась. Затем, решившись, потянула девушку по лестнице на второй этаж. Это оказалась всего-навсего получердачное помещение с несколькими комнатками. И пока снаружи продолжали греметь, старуха завела гостью в одну из них, в полутьме наклонила и жестом предложила спрятаться под кроватью. На кровати кто-то лежал, но Алёне было не до этого. Она забилась под кровать и затихла. А Умайта, тараторя что-то успокоительное, метнулась по лестнице вниз. Вскоре по дому загремели тяжёлые шаги. Может и странно, но факт - все милицейские-полицейские и прочие стражнопорядковые служители, врываясь в дома с облавами, не ходят и даже не топчут, а тяжело громыхают. Не были исключением и эти. Они задавали недовольные вопросы, а хозяйка неожиданно визгливым голосом отвечала. По звукам было понятно - обыскивают все помещения. Вскоре заскрипела лестница. И тут голос старухи изменился. Он принял оттенки покорности судьбе, какой-то тоски, и одновременно - равнодушия. Громыхание шагов вдруг оборвалось. Пауза. Теперь шаги. Какие-то крадущиеся, неуверенные. Скрип двери. Свет. Опять пауза. И вдруг - удар закрывшейся двери и грохот шагов по лестнице вниз. Какие- то возмущённые крики полицейских и опять визгливые оправдания Умайты. Всё. Тишина.

Алёна выбралась из своего убежища и огляделась - что же так испугало полицию? Комнатка была совсем небольшая - размером с её спаленку в их деревенском доме. Наклонённые стены - крыша, узкое, также наклоненное окно. И две кровати. И два лежащих на них человечка. Два мальчика. Один, повернувшись к стене, показывал лишь мальчишеский затылок, покрытый черными курчавыми волосами. Столь похожими на кудри Алёниного младшего братика, что у неё вдруг перехватило сердце. Второй, постарше, наверное, её ровесник, лежал на спине и тяжело храпел. Девушка в ужасе отшатнулась и поняла, отчего полицейские кинулись прочь. В это время в комнату влетела хозяйка, схватила Алёну за руку и потянула прочь, одновременно выключая свет и закрывая дверь.

Внизу, в уже знакомом зале старуха усадила девушку в кресло за столик, принесла с кухни два стакана и начатую бутылку вина. Налила себе, предложила девушке, на отрицательный жест выпила сама и начала что-то рассказывать, показывая наверх, на себя, на неё. Издёрганная пережитым беглянка пыталась вслушаться в рассказ спасительницы, но глаза начали смыкаться. Увидев это, Умайта проводила Алёну в уже знакомую спальню и укрыла каким - то тонким, но удивительно теплым пледом.

Девушка проснулась от резкой боли в пятке. Проведя по ноге, она ощутила на больной месте ранку с сочащейся тёплой кровью. Всё ещё приходя в себя Алёна осмотрелась. Была, видимо, ещё глубокая ночь, потому, что в окно заглядывала огромная луна. Девушка купалась в её лучах и буквально физически чувствовала, как ночноё светило вливает в неё новые силы своими серебряными лучами. Рядом кровать была пуста. А на полу зло поблескивала глазами нарушительница спокойствия - укусившая девушку здоровенная крысища.

Брысь, Шушара! - шикнула на неё девушка. Но та, нисколько не испугавшись, уселась на задние лапы и начала умываться. Такую неслыханную наглость дома у Алёны позволяли себе крысы только в случаях, если их контузило мышеловкой. Алёна была готова пальнуть в серую нахалку своим гневом, но сдержалась, вспомнив, чем в последнее время это кончалось. Потом вспомнила страшное лицо парнишки и, накинув презентованный хозяйкой халатик, пошла наверх, к больным.

В той спаленке было полутемно и страшно. Тяжело, до хрипа, стонал старший, метался на кровати и что-то выкрикивал в жарком бреду младший из больных. И самое страшное - стоящая перед распятием над кроватью старая Умайта. В молитве она сложила руки, но держала их не перед собой, а подняла вверх, не то умоляя небеса, не то проклиная их. Зажжённые свечи горели прямым ровным пламенем и только м приходом Алёны огоньки стали трепыхаться, разбрасывая по стенам жудкостные тени. Поглощённая молитвой хозяйка обратила внимание на гостью только тогда, когда та села на кровать к старшему и протянула над ним руки. Проворно, очень живо для своей старости, вскочив на ноги, Умайта сильно потянула девушку к себе, пронзительно что-то вскрикнув. Но тут же отшатнулась и остолбенела. Она увидела.

Вначале свечение от ладоней было слабое, словно от пылинок под лунным лучиком. Но чем больше сосредотачивалась Алёна, тем ярче становилось это удивительное свечение.

– Смогу! Конечно смогу! - с восторгом поняла девушка. Это было даже проще, чем исцелять увечья. Она видела неисчислимые армады врагов, заполонивших молодой организм. Черной волной они накатывались на светящиеся розовым цветом здоровые клетки и неукротимо пожирали одну за другой. Но теперь! Теперь светло - голубая волна от рук девушки схлестнулась с этой волной смерти и погнала её обратно. Миллиметр за миллиметром, а затем уже и сантиметр за сантиметром Алёна отвоёвывала частички организма и заставляла их светиться розовым цветом надежды. Стало жарко и тело целительницы покрылось противным липким потом. Затем где- то в районе сердца, там, где рождался этот родник живительных лучей, что - то оборвалось и Алёна стала проваливаться в темноту.

– К Луне. Мун, - успела прошептать она.

Видимо, Умайта всё поняла, и девушка пришла в себя под лунным светом. Она лежала у себя, то есть в нижней спальне. Рядом в каком - то напряжённом ожидании сидела хозяйка. Её взгляд был наполнен такой надеждой, таким восхищением и даже преклонением, что Алена вскочила и кинулась к лестнице.

– Не надо сюда. Как вы вообще меня перетащили? Мне надо быть там. Всё время там. Время.

Хозяйка, быстро двигавшаяся за целительницей, что-то гортанно говорила - видимо, извинялась.

Старший подросток уже спокойно спал. Болезнь ещё не была побеждена, но основательно отступила. Поэтому Алёна бросилась к младшему пареньку. И всё повторилось. Стой лишь разницей, что к утру целительница уничтожила последнюю черную точку в худеньком тельце похожего на цыганёнка мальчишки.

– Вот так! - отвела она онемевшие уже руки от больного. Тот вдруг открыл глаза, что-то улыбнувшись сказал и вновь уснул, - теперь уже крепким сном выздоравливающего. Шатаясь от слабости, Алена подошла к старшему и, не удержавшись, погладила того по смуглой щеке. Кожа оказалась вдруг до бархотистости нежной.

– Ты потерпи, хорошо? Немножко. А вот отдохну и вернусь. Только немножечко. Хорошо?

– Бьен, - улыбнулся вдруг и этот больной и неожиданно, поймав исцеляющую руку, прижал её ладонь к своим пухлым губам.

– Но-но, - вырвала руку застеснявшаяся девушка. - Вам больной, надо лежать, набираться сил и выздоравливать. Хорошо?

– Хо-ро-шо, - по складам произнёс парень и закрыл глаза. Алёна, наверное, была бы потрясена, если бы силы вновь не покинули её.