Лес господина Графа

й: росточка небольшого, чернявый и плешь на макушке. Больше среди ваших плешивцев вроде бы нет. А второй – обычный, средних лет, с усами.

– Так… – протянул ван Гариц, тщетно стараясь вспомнить имя дядюшкиного слуги и камердинера. Кроме этого человека больше плешивых в отряде и впрямь не было, если, конечно, не считать Павия, у которого волосы сохранились только за ушами и на затылке. – Плешивого я, кажется, знаю.

– Браск, – подсказал Павий, который и впрямь проснулся при первых же звуках разговора, но лишь теперь решился напомнить о себе. Вахмистр поднялся и присел к разгорающемуся костерку.

– Точно, Браск, – согласился ван Гариц. – А остальной отряд, получается, к утру уже был собран?

– И лошади осёдланы, – подтвердила Золица, – и мешки уложены, и нашего добра кое-что прихвачено.

– Что скажешь? – повернулся ван Гариц к Павию.

– Измена, – коротко ответил старый служака.

– Зачинщик кто? – вопрос был задан скорее для порядка.

– Я человек маленький. Не мне судить.

Что ж, это верно. Судить заговорщиков ван Гариц будет сам. И каждому воздаст по заслугам.

– Значит, Браск и второй, с усами, пытались меня сжечь, – подвёл итог ван Гариц. – А остальные были готовы к тому, что я не вернусь с охоты. Ты сообщила очень интересные сведения, я благодарен тебе. Я… – ван Гариц запнулся на мгновение, раздумывая, как бы наградить крестьянку. – Я дозволяю тебе беспрепятственно ставить силки в моих лесах. Я прикажу, чтобы тебя никто не смел трогать.

– А ты, если хочешь, можешь охотиться в нашем лесу, – простодушно ответила Золица. – Тебя тоже никто не тронет.

Она так ничего и не поняла! При виде столь сокрушительной наивности ван Гариц не выдержал и расхохотался. Павий тоже заухмылялся в густые усы, а следом рассмеялась и девчонка.

На рассвете Золица ушла проверять свои, отныне разрешённые, капканы, а ван Гариц и Павий отправились в путь, уже не опасаясь мести лесовиков, но зато не зная, какой приём ожидает их дома.

Идти по тропе оказалось не в пример быстрее, нежели проползать густой чащей, так что, хотя путники двигались пешком, но довольно быстро достигли границ Огнёвской пущи. Собственно говоря, здесь была граница леса, а никакой административной границы не было. По обе стороны незримой полосы тянулись земли графства, и даже неугомонный Райбах не пытался на них претендовать. Не было по опушкам леса ни таможен, ни воинских застав, никакого начальства, кроме волостных и деревенских старост, сюда не наезжали чиновники и вербовщики рекрутов, словно само государство истончалось, соприкасаясь с огнёвскими чащобами. Какая уж тут граница. И всё же, граница была, всякий сиволапый мужик очень хорошо её чувствовал. Равнинные жители боялись Огнёвской пущи пуще огня. Лесовики, почитавшиеся среди пахотных крестьян колдунами, а то и оборотнями, в случае надобности ездили в графские деревни и на ярмарки, а вот к ним охотников ходить не было. Не то чтобы гинули смельчаки, а просто не приживались в лесу. Даже Пашинских боров, где обитал самый