Порог резистентности (СИ)

Тридцать шесть переходов за сутки. Терпимо. Но потом лучше пару дней не трогаться с места. После перемещений у него, как всегда, покалывало в висках. Говорили, это из-за того что во время пространственного перехода атомы в организме меняются местами и, чтобы восстановить порядок, нужно время. Если же таких изменений накопится слишком много, человек умрет. Без ущерба для здоровья можно делать не больше пятидесяти переходов в сутки. Этого с избытком хватало, чтобы попасть в любую точку мира. Каждый переход учитывался напульсником. Все пространники были оснащены "защитой от дураков" и на пятьдесят первый раз просто не срабатывали.

Обезвоживание было еще одним побочным эффектом пространственных переходов. Тимур облизнул пересохшие губы и направился в кухню. Гердт должен подойти с минуты на минуту. Наверняка не откажется от пива. Только Гердт, как все обычные люди, пьет его охлажденным.

Ларин вытащил упаковку из кладовки – для себя, открыл холодильник да так и застыл.

На полке лежала голова аутера. Сероватая, поблекшая. Глаза закрыты кожистыми пленками. Там где у настоящего снеговика должна быть морковка – частые неглубокие складки, похожие на морщины. Тонкий безгубый рот брезгливо искривлен.

Что за дурацкий розыгрыш?

Тимур моргнул, не веря своим глазам. Так близко Тимур видел пришельца только однажды – при встрече с Сегурой.

Мда, ничего не скажешь, сюрприз! Гердтова работа, больше некому. Где умельцев-то отыскал, чтобы такое сварганить? Прямо как настоящая. Вот ведь сволочь! Нашел время шутки шутить.

Тимур протянул руку и коснулся головы. Серая плоть оказалась сухой и прохладной, похожей на застывшую монтажную пену. Пахнуло сладким запахом ванили, с отчетливым привкусом фруктовой гнильцы. Тимур отдернул руку.

Это что же живая голова? То есть… мертвая голова настоящего аутера? Елки-палки, а что если… это он и есть? Сегура! У него тоже была россыпь темных пятен на щеках. А может, у них у всех такие пятна?

Пронзительный сигнал незакрытого холодильника резанул по натянутым нервам. Тимур машинально поставил пиво на стеклянную полку, пониже головы, и закрыл дверцу.

Задумчиво почесал щеку. Голова – не тело. Вытащить ее из дома труда не составит. Дальше-то что?

Тот, кто проник в квартиру и сунул голову Сегуры в холодильник, сделал это не просто так. А для чего? Запугать? Шантажировать? Подставить?

Ларин достал из шкафа спортивную сумку, принес из ванной комнаты полотенце и принялся заматывать голову. Ровный край свидетельствовал о том, что ее отрезали или даже отрубили. Привычной человеческой крови, естественно, не было, лишь подтеки прозрачной жидкости. Как капли сока, выступившие на сломленном стебле. Внутри голову заполняли тонкие темно-серые пластинки, тесно прижатые друг к другу. Часть из них была разорвана и смята. Все это напоминало нижнюю часть шляпки гигантского гриба.

Черт возьми, неужели старик Терри был прав? Но как такое может быть разумным? Говорить, изобретать, покорять космос? Невозможно! Может, все-таки талантливо сделанная бутафория?

Тимуру не было ни страшно, ни противно, наверное, потому, что происходящее здорово отдавало сюрреализмом. Но звенящая пустота внутри и пугающая ясность мыслей подсказывала, что это не злой розыгрыш и не ошибка, а вывернутая, извращенная реальность. Такое же чувство было у Тимура, когда ему сообщили о гибели отца.

Отрубленная голова, вынутая из холодильника и обернутая полотенцем, начала приторно подванивать. Точно ее надушили сладким парфюмом офицера-альбиноса Мышьбелая. Последний писк аутерской моды, что ли? Туалетная вода "Дыхание космоса"? Рыхлый образ молчаливого гээсбэшника назойливо маячил перед глазами, вызванный из глубин памяти мерзким запахом.

Черт побери! Парфюм-то, похоже, для отвода глаз был. Вернее, для отбития нюха. Выходит, приступ у Тимура не на ровном месте случился. И ведь мелькнула же мысль, что альбинос – переодетый аутер. Мелькнула и пропала. Не работает башка без кислорода, хоть ты тресни.

Так, что же у нас выходит в сухом остатке? Кто Сегуру порешил и голову Тимуру подкинул?

В дверь позвонили. Ларин подскочил от неожиданности и выронил голову. Та шлепнулась на пол с глухим тяжелым звуком. Тимур, ругаясь сквозь зубы, запихал ее в сумку. Что теперь? Выбросить в окно? Сунуть в шкаф?

Звонок раздался еще раз.

Не придумав ничего лучше, Тимур сунул сумку обратно в холодильник, давя нарастающую панику.

– Это я, старик, открывай, – сказал Гердт, глядя в камеру. – Ты что там, спишь?

– Ты… один?

– Странный вопрос, – удивился шеф-редактор и покрутил головой, оглядываясь вокруг. – Разве я обещал привести с собой шлюх?

Когда Тимур открыл дверь, за спиной Гердта стояли люди в синей форме. Много. Тимур даже представить не мог, что в небольшое пространство между лифтом и его квартирой может набиться столько народу. Шеф-редактор взглянул исподлобья:

– Прости, старик.

– Здравствуйте, господи Ларин, – напористо сказал тот самый плотный безопасник, который допрашивал его на "Эскудеро". – У нас есть постановление на проведение обыска в принадлежащем вам жилище. Пройдемте.

Ларин похолодел.

– На каком основании? Меня в чем-то обвиняют?

– Обвинять будет суд. А пока вы подозреваетесь в незаконных связях с лицом внеземной расы, известного под псевдонимом Сегура, а также похищении и незаконном удерживании оного лица, – скучно сказал плотный. – Предлагаю пройти внутрь и добровольно указать местонахождение господина Сегуры.

– Мне ничего неизвестно, я ведь уже говорил…

– У нас есть все необходимые доказательства. Запись с трансляции прямого канала, где вы признаетесь в содеянном.

– Они перехватили разговор, – угрюмо кивнул Гердт.

– Если не хотите добровольно сознаться, попрошу вас не препятствовать проведению обыска, – сообщил безопасник. – Сопротивление службе безопасности только ухудшает ваше и без того непростое положение.

– Да какое, к черту, положение?! – взорвался Тимур. – Меня подставили!

– Пожалуйста, проявите благоразумие. Вы имеете право хранить молчание. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас. Вам понятны ваши права?

ПРИНЦИП 2

Правила Метазакона не должны действовать, если их применение может привести к фактическому самоубийству расы, обязанной подчиниться этому закону.

1

Их называли "прими". Ее родители не выбирали такой судьбы, они родились и выросли в тропических лесах северо-восточного побережья Южной Америки, в колонии, созданной более ста лет назад прадедом Рады, известным анархо-примитивистом и антропологом, сторонником "возвращения к естественности" Анри Саланди.

Портрет прадеда, нарисованный одним из его последователей примерно в то же время, когда Саланди выкупил большой участок джунглей во Французской Гвиане, до сих пор висел в поселковой библиотеке. Прадед был щуплым, рыжим, улыбчивым. В общем, славный парень, изучавший жизнь местных индейские племена и пришедший к выводу, что научно-технический процесс суть зло. Он не претендовал на лавры гуру. Просто отказался от мысли изменить мир и ушел из Системы. Вместе с ним ушла группа учеников, которая создала "альтернативное сообщество, основанное на добровольном сотрудничестве и взаимопомощи". Здесь отсутствовали регламентирующие поведение правила и предписания. Каждый мог самостоятельно выбирать свой путь: присоединиться к колонии или уйти из нее.

Небольшие общины, от двадцати до пятидесяти человек, были разбросаны по всему лесу. Некоторые располагались в небольших поселках, имевших связь с внешним миром и были сосредоточением культурной и интеллектуальной жизни колонии. В поселках вели торговлю и проводили практикумы по примитивной жизни. Учили всех желающих выделывать шкуры, лепить и обжигать горшки, плести корзины, шить обувь и одежду, делать оружие и охотиться. В общем, выживать в дикой природе. Это помогало зарабатывать деньги и поддерживать сообщество. Иногда люди, проведя отпуск среди "прими" настолько проникались идеей "возвращения к естественности", что оставались в колонии. Или даже переселялись в лес. Поселки служили своеобразным буфером между "прими" и всем остальным, цивилизованным миром.