Мятежный дом (СИ)

— Нет. Я не могу в этом участвовать. Извините меня, пожалуйста.

— Вот видите… — торжествующе проговорил Вальне.

— Замолчите, — оборвал его Дик. — Вы ничего не поняли. То, что господин Ройе предложил — это лучший путь. Пока что. Это… правильно. Если мы хотим что-то сделать для гемов, то это и нужно. Но я должен уйти.

— Почему вдруг? — Хельга даже привстала. — Что это на тебя нашло?

— Во-первых, нельзя, чтобы меня даже случайно с этим делом связывали, понимаете?

— А что во-вторых? — спросил Ройе. — Твое «во-первых» — это никакое не препятствие. Мы можем спрятать тебя надежно.

— Спасибо… — Дик опустил голову, — но я не могу все время надежно прятаться и одновременно дело делать. Я для этого дела должен быть тем, кто я есть, Ричардом Суной, Апостолом крыс… но я не могу им быть. Вот это вот и есть «во-вторых».

— Объяснись, — Ройе не отводил взгляда, и Дик сделал над сбой еще одно усилие.

— Я не знаю, смогу ли объяснить это… В Шоране Моро воспользовался моим именем, чтобы создать себе… агентуру среди гемов. Так я узнал, что я для них… больше, чем просто человек, а это неправильно. Теперь, если я начну этим заниматься, они будут верить в меня. Так не должно быть.

— По-моему, самый лучший способ предотвратить это — быть среди них, как ты делал раньше, — мягко сказал Торвальд. — Что лучше убедит их в том, что ты просто человек?

— Вы сами знаете, что «просто люди» здесь так не поступают, — Дик чуть прикусил пересохшую губу и зубами осторожно снял с нее тонкую пленку отслоившейся кожи. Слизнул выступившую кровь. — В том-то вся и штука. Пока я остаюсь единственным и особенным, я никого ни в чем убедить не смогу.

— Прекрати обкусывать губы, — Детонатор постучал пальцем по столу.

— И это тоже, — Дик выпрямился. — Вы хотите, чтобы я контролировал взрослых, а сами приказываете мне как маленькому. Вы уж… решите для себя.

— Я сказал это не потому, что считаю тебя маленьким, а потому что дурацкие привычки нужно бросать, — поморщился Ройе.

— Вы сказали бы это кому-то еще здесь? Кроме меня? Таким тоном?

— Взрослые люди не обижаются на тон.

— О, ньет, — покачал головой доселе молчавший Лапидот. — Взрослие люди могут обьижаться на тон, но оньи гльотают обьиду, если так нужно. Есть одьин вопрос, сеу Ройе: сколько обид может прогльотить одьин человьек?

— Ну, если дело только в этом… — пожал плечами Ройе.

— Дело совсем не в этом, — Дик закатил глаза. — Поймите же вы: я не могу, я не должен в этом участвовать!

— Почему? — Хельга взмахнула руками. — Можешь ты объяснить наконец, в чем дело? Или тебе просто в голову что-то вступило?

— Я уже объяснил.

— Плохо объяснил! Все это, что ты говоришь, — оно поправимо. Если Детонатор берется тебя запрятать, значит, он сумеет. А уж второе твое объяснение вовсе никуда не годится… Может, ты испугался?

— Хельга, Хельга… — тихо проговорил Габо.

— Нет, — медленно сказал Дик. — Я не испугался.

— А что тогда?

Дик глубоко вздохнул и с безнадежным видом сказал:

— Этого не хочет Бог.

Все застыли. По лицам было видно, что к такому объяснению люди оказались не готовы. Только не к этому.

Первой пришла в себя Хельга.

— Ты что, головой ударился? — нарушив общее безмолвие, почти нежно проговорила она. — Какой еще Бог? Откуда?

Смех Детонатора грохнул в переборки ударной волной. Ройе хохотал, запрокинув голову, закрыв глаза правой ладонью, а левой хлопая о стол так, что крепления повизгивали жалобно. Этот жутковатый смех давно уже покрыл иронию ситуации, очевидную всем, и также всем было очевидно, что эта ирония не вызвала, а только стронула с места разрядившееся в хохоте напряжение — так случайный звук срывает лавину. Но сопротивляться этой лавине оказалось невозможно: один за другим офицеры трех кораблей срывались в хохот вслед за Ройе.

Не смеялись только Дик и Вальне. Юноша молча встал и вышел из каюты, Вальне откинулся в своем кресле и забросил ногу за ногу, ожидая с демонстративным спокойствием окончания общей истерики. Того, как они молча обменялись враждебными взглядами, никто не заметил.

— Так, — вытирая слезы, Лапидот добрался до «гнезда», где сидел кувшин с выводком стаканов, и налил себе холодной воды. Все еще пофыркивая, он сделал два глотка, потом набрал в рот воды, передал стакан Дельгадо и прыснул в лицо Келлеру.

— Спасибо, — тот вытерся ладонью и взял себя в руки. — Больше не надо.

— Кого тоже надо поливать? — спросил Лапидот. — Кендра?

— Спасибо, я лучше выпью, — женщина сделала несколько глубоких вдохов и резких выдохов. Ройе попросту вылил воду себе на голову.

— Ох, — сказал он, отдуваясь. — Простите меня, пожалуйста. Это вышло совершенно… ненамеренно.

— Ты обидела мальчика, Хельга, — глядя в потолок, сообщил Торвальд.

— Я не хотела, — огрызнулась женщина. — Я не виновата, что он понес чушь. И не я одна смеялась тут, как припадочная.

— Пожалуйста, не надо, — устало проговорил Ройе. — А то меня опять разберет.

— Христиане, — сухо до хруста обронил Вальне. — Очень хорошо. Очень.

— Это стресс, — Дельгадо, вертя в руках опустевший стакан, смотрел прямо на Ройе. — Получилось некрасиво, но никто из нас не железный, и, я думаю, мальчик поймет. Но прежде чем Хельга пойдет извиняться, давайте закончим с нашим вопросом.

— Я извиняться не пойду, — капитан «Юрате» скрестила руки на груди. — Воля ваша, а с парнем что-то не так.

— Все мы знаем, как это называется, — Вальне чуть подался вперед. — Но боимся признаться себье, что это льибо хула на Духа Святого, льибо дьявольская прелесть. Впрочьем, одно не лучше другого.

— Забавно, — глядя в стол перед собой, сказал Торвальд. — Как мы, христиане, — при этом слове он усмехнулся, — стремимся исключить третий вариант.

— Тор, я думала, что из всех нас ты рехнешься последним, — Хельга покачала головой. — Парень нам нужен. Гемы ему доверяют. Да и куда он денется, в конце концов, если уйдет от нас? Ему же податься некуда. Да в конце концов, мы же хорошее, правильное дело делаем! Что Бог может иметь против?

— Ран не сказаль, что Бог можьет что-то имьеть против нашего дельа, он сказаль, что нье дольжен брать участие, — рассудительно заметил Лапидот.

— Ран немножко… устал! — раздраженно выпалила Хельга. — Его дважды за три дня чуть не прикончили, в конце концов. Он отдохнет, успокоится и перестанет валять дурака!

— Хельга, прошу тебя, хоть на секунду попробуй принять во внимание, что это решение мальчика — не дурь и не блажь, — Дельгадо на миг прикусил губу, потом продолжил: — Будь, в конце концов, последовательной: если он, как ты заявляешь, устал, или того хуже, спятил — его тем более нельзя подключать к делу, которое требует полного и сознательного самоконтроля.

Он обвел взглядом кубрик.

— Мы все здесь взрослые люди. Но как же мы по-идиотски выглядим, показывая, что не сможем поднять дело без шестнадцатилетнего подростка. Да, в нем полно харизмы. Да, он умеет убеждать и вдохновлять, потому что делает то, во что верит и верит в то, что делает. Но мы не можем жить его харизмой все время. Этап харизмы в нашем деле вообще закончился, настало время планирования и логистики.

— Да, но куда мы его денем? — спросил Грегор.

— Что значит «куда»? — повернулся к нему Детонатор. — Вы хотите сказать, что если он не нужен вам как эмиссар между людьми и гемами — то и вообще не нужен?

— Нет, что вы, — ответил за Грегора Дельгадо. — Капитан Гория хочет сказать, что мальчик находится в розыске, а три навеги — неважное укрытие. Если бы он согласился быть эмиссаром, его трудней было бы отследить, так как он бы все время перемещался между навегами, Биакко и разными экостанциями. Но в качестве одного из палубных рабочих он попросту мишень — а с ним и навега, и весь проект… И, похоже, никто из нас не продумывал никакого запасного варианта.

— Нам и в голову не приходило, что он может отказаться, — усмехнулся Торвальд. — Потому что он и в самом деле был бы идеальным эмиссаром.