Worm (ЛП)

Я поднялась на ноги одновременно с ним, однако у меня был путь к отступлению за дверью убежища, а ему надо было через неё протискиваться. Я уже была на улице и бежала не дожидаясь, когда он поднимется по ступенькам.

Я собрала насекомых к себе и послала часть к нему, чтобы лучше отслеживать его передвижения. Пока он выбирался, я сформировала несколько роев в человеческие фигуры, послав их в разных направлениях, и собрав часть вокруг себя, чтобы не отличаться от этих обманок.

После моего удара и тех повреждений, что нанёс ему Оружейник, у Левиафана не было той мобильности хвоста, что раньше. Когда он атаковал мои приманки, он сделал это ударами когтей и шлейфами воды. Удар когтя разбросал рой слева от него, следующий бросок уничтожил приманку спереди. Ещё один шлейф от удара когтем понёсся в мою сторону.

Вода врезалась в меня, твердая как бетон и быстрая как автомобиль. Никогда в жизни мне не было так больно, даже когда взорвалась граната Бакуды. Это было быстро и словно бы реальнее, чем то воздействие от взыва. Словно удар молнией.

Я упала лицом в воду. Одной моей действующей руки не хватало, чтобы перевернуться -- дорога была слишком глубоко подо мной. Я попыталась пошевелить ногами, чтобы помочь себе. И ничего не ощутила.

Или меня разорвало пополам и я просто ещё не начала чувствовать боль, или меня парализовало ниже талии.

Ой.

Могли быть и другие варианты. Как по мне, все они были херовыми. Удар вышиб из меня воздух, однако какая-то первобытная, инстинктивная часть меня задерживала дыхание. Я лежала там, лицом вниз, в воде глубиной не больше метра, считая секунды до того момента, когда больше не смогу задерживать дыхание, до того момента, когда мое тело заставит меня открыть рот, сделать вдох ради всё той же инстинктивной необходимости для выживания, и заполнит мои легкие водой вместо воздуха.

А ведь стёкла моей маски на самом деле из очков для плавания, пришло мне в голову странное воспоминания. Я купила их в том же спортивном магазине, где затарилась бесполезным порошком мела. Прочные, из дорогих, для исследователей подводных пещер. Я правильно вспомнила рисунок на упаковке. Тонированные, что бы отсекать яркий свет и не слепнуть от налобных фонариков других пловцов. Я соединила их силиконовым герметиком с линзами из моих старых очков, так что в маске у меня было стопроцентное зрение без необходимости одевать очки под неё или на неё, или носить контактные линзы, которые меня раздражали. По краям очков я добавила броню, так, чтобы их происхождение было не очевидно, и держались они очень крепко.

Но когда я открыла глаза и посмотрела сквозь эти линзы, использовав их по прямому назначению, всё что я увидела -- грязь, мелкий песок и ил. Чёрное и тёмно-коричневое, со слабыми проблесками светлых тонов. Знание того, что это будет последним, что я увижу, разочаровало меня на каком-то глубинном уровне. Даже больше, чем идея умереть здесь, как бы странно это ни было.

Через свою силу я ощутила как Левиафан развернулся, сделал шаг к убежищу, затем остановился. Вся его верхняя часть повернулась так, чтобы он мог посмотреть влево, затем вправо. Словно принюхивающаяся собака.

Он опустился на четвереньки и размашисто побежал прочь, не такими молниеносно быстрыми движениями, которыми он щеголял, атаковав в первый раз, но всё ещё достаточно быстро.

Моя грудь выгнулась в попытке вдохнуть. Я сумела удержаться от того, чтобы открыть рот, напрягая все мускулы выше плеч, хотя очень хотелось сделать вдох.

Через пару секунд меня снова ударила волна.

Через два квартала Левиафан врезался в воду.

Ещё один болезненный спазм горла и груди. Мой рот открылся и его наполнила вода, горло сжалось, чтобы не допустить попадания в легкие. Я, как смогла, выплюнула воду.

Я оставила толстого кейпа умирать когда подходила волна. Это карма?

Рядом со мной раздался всплеск. Кто-то шагнул.

Меня вытащили из воды. Я ощутила острую боль в талии, словно там стоял горячий утюг, вдохнула и закашлялась. Через капли воды в моих линзах я мало что могла разглядеть.

Сука, поняла я. Она не смотрела на меня. На её лице была маска из боли, ярости, страха, чистой злобы или какой-то их смеси.

Я проследила за её взглядом, дважды моргнув.

Её собаки атаковали Левиафана, а Левиафан атаковал в ответ. Он отбросил двух, но ещё три запрыгнули на него.

Сколько собак?

Левиафан покачнулся, одна из них висела у него на руке, выводя его из равновесия. Еще одна вцепилась в локоть, пока третья и четвертая атаковали сзади, терзая его спину. Другие кружили вокруг, ища возможности для удара.

Он подсёк одну грубым ударом хвоста, схватил свободным когтем за горло и вырвал кусок плоти. Собака погибла за пару секунд.

Сука издала рев -- первобытный грубый звук, от которого её горлу должно было быть так же больно, как больно было мне его слышать. Она двинулась вперёд, подняв и таща меня с собой. Когда я обвисла в её руках, она пораженно взглянула на меня.

Я посмотрела вниз. Мои ноги были на месте, но я их не чувствовала. И это не было похоже на окоченение.

-- Думаю, спина сломана, -- голос был слабым. Спокойный тон слов был зловещим, даже для моих собственных ушей. Смущающе неуместный в жестокой и бешеной схватке.

Левиафан резко развернулся, схватив ещё одну собаку за плечо, вонзил ей коготь в грудную клетку и разорвал, ребра разошлись словно крылья какой-то ужасной птицы, было видно сердце и легкие. Животное упало мёртвым в воду около ног Левиафана.

Сука отвернулась от меня, чтобы посмотреть на собаку, как будто на мгновение впав в забытье. Тут же это выражение исчезло, сменившись всё той же маской гнева и ярости. Она завизжала:

-- Убить его! Убить!

Этого было недостаточно. Собаки были сильными, их оставалось шесть, но Левиафан был гораздо более чудовищен, чем все они вместе взятые.

Он поднял одну из собак, ударил ею другую, как дубиной, затем ударил её о стену и отбросил, и она упала безвольная и сломанная.

Этим же когтем он отсёк собаке верхнюю часть головы.

-- Убить! -- вопила Сука.

Бессмысленно. Одна за другой, собаки погибали. Осталось четыре, потом три. Потом две. Они отступили и разбежались.

Сука сжала меня, так сильно обхватив мои плечи, что мне стало больно. Когда я посмотрела вверх на её лицо, она не мигая смотрела на происходящее, и в уголках её глаз стояли слёзы.

Сын спустился с неба. Золотокожий, с коротко стриженой золотой бородой -- или же она просто больше не отрастала. Его волосы были длинней моих. Его костюм и плащ были полностью белыми, только кое-где попадались туманные отметины старости, грязи и крови, которые странно контрастировали с тем, насколько совершенным и безупречным выглядел он сам. При его приземлении не было никакого удара, всплеска воды или сотрясения земли. Левиафан, похоже, даже не заметил прибытия героя.

Левиафан ударил по одной из оставшихся собак широким взмахом хвоста, попав ей по морде. Она упала со сломанной шеей. Короткий прыжок и взмах когтя добили последнюю.

Сын поднял руку и шар золотисто-жёлтого света ударил Левиафана сзади, протащив Губителя через всю улицу мимо нас с Сукой.

Левиафан вскочил на ноги и развернулся, свирепо размахивая когтями в воздухе. Вода вокруг него поднялась и ринулась на Сына волной втрое выше роста Суки. Можно было бы сказать, что втрое выше меня, если бы я могла встать.

Сын не отреагировал ни словом, ни движением. Он шел вперёд, и рябь, что создавали его шаги, устремлялась мимо нас с какой-то странной движущей силой. Рябь коснулась волны и масса воды просто опала на полпути до нас. Насколько хватало глаз, рябь от шагов Сына выравнивала всю поверхность жидкости в пугающую неподвижность, похожую на лист стекла.

Левиафан ринулся к стене полуразрушенного здания, оттолкнулся и прыгнул к Сыну, сократив расстояние между ними на три четверти. Его след обрушился на героя.

Сын повернул голову, закрыл глаза и дал воде пройти мимо него. Когда атака закончилась, он выпрямил шею и плечи и, глядя на Левиафана в упор, поднял руку.