Чемпионы Темных Богов (ЛП)

— Да.

Лицо Руоха исказилось в свирепом зубастом оскале.

— Дай мне убить его. Медному Повелителю Баруды нет дела до того, чья кровь льется. Заставь его согласиться на это.

Бронд бросил взгляд на Дрегера и пожал плечами.

— Это вариант. Баруда согласится?

Лицо Дрегера было насуплено. Гвозди наказывали его. Он не мог думать.

— Нет, — наконец, произнес он. Приходилось напрягаться, даже чтобы просто складывать слова. — Баруда слишком гордый. И даже если бы он согласился, я бы этого не сделал. Я не доставлю удовлетворения ему, — сказал он, кивнув в направлении Руоха.

С лица Галерия сползла улыбка, и оно стало каменным и холодным. Не говоря ни слова, он развернулся и вышел.

— Тебе следовало дать мне убить самодовольного павлина, — произнес Руох после его ухода. — Мне всегда хотелось убить кого-нибудь из Третьего Легиона.

— Ты дикарь, Руох, — сказал Дрегер.

Руох перестал презрительно улыбаться.

— Мы все соскальзываем к краю, и ты — не меньше любого из нас, — отозвался он. — Я просто не сопротивляюсь этому.

— И именно поэтому тебе более нельзя доверять.

— Дрегер, ты борешься, мучаешься и терзаешь себя, чтобы сохранить контроль, но ты должен знать, что в конечном итоге потерпишь неудачу. Так какой смысл? Зачем подвергать себя этому? Гвозди переносят нас в более чистое место. Ангрон знал об этом. Он бы никогда не дал удалить его имплантаты, даже если бы это было возможно. Гвозди давали ему цель. Они дают нам цель.

— В бою они дают нам преимущество, но лишают нас стратегии, тактики, координации, контроля…

— Контроль, — издевательски ухмыльнулся Руох. — Потребность в контроле тебя погубит, брат. Помяни мое слово.

— Они лишают нас человечности.

— Мы не люди, — медленно проговорил Руох. — В нас нет человечности, которой можно лишиться.

Что бы произошло, если бы я выпустил всех тех, кто слишком глубоко пал из-за Гвоздей? — спросил Дрегер. — Случилась бы резня. Ты зашел не так далеко, как большинство из них, пока что — но скоро зайдешь.

— Как и ты, — сказал Руох. — Как и каждый из нас. Ты запрешь всех легионеров на борту этого корабля? Со временем тебе понадобится так поступить.

— Если это будет необходимо, — отозвался Дрегер.

— А как насчет тебя? Ты не в состоянии контролировать Гвозди. Ты можешь сломаться так же легко, как любой из нас. Что тогда?

— Тогда запрут меня, — прорычал Дрегер.

Руох рассмеялся в ответ.

— Ах, гордая и могучая Девятая рота, все легионеры которой заперты в камерах и пребывают в заточении у ублюдков-недолюдей. Ты превратишь этот корабль в тюрьму. Знаешь, в чем твоя проблема, Дрегер?

— Мне почему-то кажется, что ты мне сейчас об этом расскажешь.

Руох подался вперед, борясь с удерживающими его руками.

— Ты ненавидишь Гвозди, — прошипел он, — но Гвозди и есть Легион. Ты ведешь не ту войну, брат.

Какое-то мгновение Дрегер пристально глядел на него. Затем он отвернулся.

— Заковать его, — произнес он и вышел из камеры.

Дрегер брел по коридорам и залам «Непокорного», углубившись в собственные мысли. Путь неизменно привел его туда же, куда и всегда.

Он повернул за угол, замер на миг, а затем двинулся дальше более медленно.

Эгил Галерий из III Легиона склонил голову при приближении капитана Пожирателей Миров. У Дрегера дернулся глаз. Почему-то казалось, что Галерий насмехается над ним, даже выказывая уважение. Его взгляд невольно привлекли к себе четыре шрама, расходящиеся от губ Палатинского Клинка. Он глядел на них секунду, а потом ответил отрывистым кивком и встал рядом с воином.

Они оба смотрели через стекло на восседающую на троне фигуру Кхарна, который, как обычно, сохранял полную неподвижность. Пол под окном был усеян черепами, оружием, фрагментами брони и шлемами павших товарищей и примечательных врагов.

— Его подвиги были хорошо известны в III Легионе, — произнес Галерий. — Я бы хотел сразиться с ним в тренировочных клетках.

— Нет, — отозвался Дрегер. — Не хотел бы.

Галерий уставился на него. Аметистовые глаза поблескивали, а на холодном белом лице было надменно-пренебрежительное выражение.

— Я бился с Севатаром, Первым капитаном Повелителей Ночи, а также с Люцием из моего Легиона. Я скрестил клинки с Сигизмундом из Имперских Кулаков и остался в живых, чтобы рассказать об этом. При всем уважении, я не думаю, что мне есть чего опасаться при скрещивании клинков с вашим Кхарном.

— Тогда ты глупец, — произнес Дрегер.

Галерий фыркнул и отвернулся, вновь переводя взгляд на Кхарна.

— Мы этого никогда не узнаем, — сказал он. — Я так понимаю, маловероятно, что он когда-нибудь пробудится.

— Пробудится, — ответил Дрегер.

Одна из тонких бровей Галерия выгнулась вверх, словно томно потягивающаяся кошка.

— Слепая вера — не та черта, которую я когда-либо ассоциировал с Двенадцатым Легионом, — заметил он, — однако похоже, что в эти дни она присутствует повсюду в ваших рядах.

— Это не вера, — произнес Дрегер. — Он жив. Не знаю, как — он был мертв, когда мы нашли его наполовину погребенным под кучей Имперских Кулаков — но он жив.

— Тут не слишком-то много жизни, — сказал Галерий. — Но в таком случае, он со своим Легионом. Это уже что-то. Насколько мне известно, я последний из своего.

Галерий опустился на одно колено и подобрал череп, оставленный в качестве подношения. Его закоптили в огне, но лоб очистили от пепла и сажи. Там был выведен кровью бурый и осыпающийся хлопьями узор — стилизованное изображение черепа.

Оно было примитивным и почти по-детски упрощенным, немногим более, чем просто треугольник с чертой поперек вершины и отходящими от нижней стороны линиями, которые изображали зубы. Это был знак одной из Гибельных Сил — тот же самый знак, который носил на лбу Баруда, рисуя его каждый день собственной кровью.

Галерий развернул череп, показывая символ Дрегеру.

— Ты уверен, что вы не цепляетесь за веру? — поинтересовался он.

— Мне приходится верить, что Кхарн вернется к нам, — произнес Дрегер. — Приходится. Он был мертв. Я видел его тело. Он не подавал признаков жизни. Никаких. Должна быть причина, по которой он вернулся.

Галерий пожал плечами и положил череп на место. Он провел кончиками пальцев по наплечнику Имперского Кулака, поверхность которого покрывали воронки от болтеров.

— Не во всем присутствует причина, — сказал он. — Некоторые вещи просто есть.

— Я не могу в это поверить, — ответил Дрегер. — Существует причина, по которой его сердце вновь начало биться.

— Ты не веришь в веру, однако веришь, что у событий, которые кажутся случайно произошедшими, есть причина. Мне это представляется противоречием.

— Я смотрю на это иначе.

Галерий пожал плечами, словно разговор начинал его утомлять.

— Возможно, варп хочет, чтобы он жил, — произнес он. — Как там это называют фанатики Лоргара? Изначальная Истина? Быть может, боги эфира вмешались, чтобы сохранить ему жизнь. Быть может, ему нужно исполнить свое предназначение.

— Эта мысль не успокаивает, — отозвался Дрегер.

— И все же, мы оба знаем, что эти силы реальны. Мы оба видели свидетельство этого. Осмелюсь сказать, что мы оба по-своему поклонялись им.

Дрегер уставился на него с недовольным выражением на лице.

— Я не молюсь никаким богам, — сказал он. — Ты говоришь о демонах. Они могут быть сильны, но они не боги.

Похоже было, что яростный взгляд Дрегера не тревожит Галерия. Тот пожал плечами.

— Семантика, — произнес он. — Молишься ты ими, или нет, но, тем не менее, воздаешь им почести своими действиями. Ты кормишь их своей злобой, ненавистью и яростью, в точности как Третий Легион кормит их излишествами.

— Большинство в Двенадцатом сказало бы, что ваш стал Легионом садистов и гедонистов.

— А большинство в Третьем сказало бы, что ваш превратился в Легион безмозглых берсеркеров.

— В обоих этих утверждениях присутствует истина.