Кровь и Огонь (ЛП)

— Выживете ли вы, чтобы сражаться в другой день? Я отвечу словами человека гораздо более мудрого, чем я. Мой генетический отец, повелитель Рогал Дорн, примарх и сын Императора сказал: Дайте мне сто космических десантников. А если это невозможно — дайте мне тысячу других солдат.

Я замолчал и ещё раз взглянул на собравшихся людей. Они были лишь малой частью гарнизона Хельсрича, но учитывая сложности орбитальной передислокации и трансконтинентального перелёта — воистину благословение увидеть так много плоти и металла под знамёнами с аквилой.

— Посмотрите сколько вас. По военной поэзии кровного сына Императора вас в три раза больше чем павших в Манхейме Львов. Будьте храбрыми, невзирая на любые ужасы, которые ждут нас в каньоне. Вы здесь — потому что я собираюсь победить. Вы здесь — потому что вы должны быть здесь. Вы заслужили больше чем кто-либо другой сражаться, когда я в первый раз понесу реликвии в бой.

Куров подал сигнал стоявшей неподалёку «Валькирии». Под визг несмазанной гидравлики опустилась задняя рампа и вышли три сервитора, сжимая кибернетическими руками реликвии Храма Вознесения Императора. Первый нёс на плечах большую статую аквилы, подобно осуждённому, который несёт крест. Второй высоко держал изорванный патент основателей города, словно герольд военное знамя. У последнего была бронзовая сфера со священной водой из упавшего собора. Они бездумно шли покорные моей воле. Как хорошо, что я оставил их в Хельсриче, а не забрал на «Вечный Крестоносец».

Люди кричали громко и долго, вскинув лазганы и штыки в облачное небо. Я почти — почти — вернулся на городские стены, когда зелёная волна устремилась на стены. Наш город. Наш мир. Наш город. Наш мир.

Гримальд. Гримальд. Гримальд.

Голос Кинерика прорвался сквозь возгласы нескольких тысяч мужчин и женщин, которые скандировали моё имя.

— Вы же сказали, что не будете произносить речь.

— Тебе ещё многому надо научиться, прежде чем стать капелланом, если ты считаешь это речью.

ДЕВЯТАЯ ГЛАВА

МАНХЕЙМ

Изучая архивы «Вечного Крестоносца» вы не испытаете недостатка в подробной информации о Второй осаде Манхейма. Справедливости ради стоит заметить, что именно поэтому в своих записях я посветил больше всего места проявлениям героизма и человечности, которые и предопределили исход завершающей битвы кампании. Меня попросили уделить им особое внимание в подходящем к концу повествовании.

Что же тогда не попало в наши архивы? Во всех отчётах упоминается огромное количество войск и точная численность полков, которые мы направили в смертельное ущелье. Ещё в каждом отчёте говорится и о несметных силах, с которыми мы столкнулись во время осады. Все мы надеялись, что в Манхейме почти не осталось вражеских богов-машин, но надежда рухнула, едва первый солдат Стального легиона ступил на рыхлую почву, приближаясь к каньону. Все наши молитвы о том, чтобы бесчисленная орда орков ушла куда-нибудь сражаться, также оказались впустую.

Враг был там, как и его гротескные титаны. Стены ущелья подпирали многочисленные гигантские ниши, оснащённые различным оборудованием. Несколько из них пустовали. Но в остальных ремонтировали или перезапускали гаргантов после минувших битв. Каньон кишел ксеносами, которые занимались своими делами, свалив тысячи гниющих трупов морем разлагающейся органики. Какая мерзость побудила тварей оставить своих убитых непогребёнными? Неужели их тлетворное влияние бесконечно?

Золотые доспехи, потемневшие и грязные, лежали посреди груд разграбленных трупов. Мёртвых Львов унизительно свалили в кучи вместе с их убийцами-ксеносами. Керамитовые пластины — бесполезные для мусорной ереси, которая составляет основу технологий зелёнокожих — стали гробами разлагавшихся воинов в курганах плоти.

Мы приблизились к морю осквернённых трупов. Огромные груды тел не оставили легионерам иного выбора, кроме как забраться на танки. Возглавлял колонну «Серый Воин» — он первым добрался до баррикады мертвецов, и его траки забуксовали на колоссальной куче тел, перемалывая спрессованную гигантским весом плоть. Меньшая техника решительно двинулась вперёд: некоторые пробивали бреши в стене трупов из башенных орудий, но большинство устремилось за «Гибельным клинком» и другими сверхтяжёлыми танками.

Над нами скользила флотилия «Валькирий», «Стервятников» и «Вендетт». С флангов их прикрывали три уцелевших «Громовых ястреба». Как только они влетели в каньон, орочьи орудия открыли огонь, и десантно-штурмовые корабли начали падать в ущелье кувыркавшимися огненными шарами.

Официальное время начала битвы отсчитывают с первого гневного выстрела — ровно в пять часов тридцать одну минуту и двенадцать секунд после рассвета. Этим выстрелом был залп главного орудия «Серого Воина» генерала Курова. Из «Громового ястреба» я видел попадание в бронированное раздувшееся брюхо гарганта и выкошенных пылающими обломками техников ксеносов.

Также известна и официальная продолжительность боя — немногим меньше трёх часов. Как один из нескольких переживших Вторую осаду Манхейма космических десантников я могу подтвердить сказанное: авточувства шлема зафиксировали такую же цифру.

Легионеры не дрогнули, увидев огромную орду. Они врезались в разрозненные ряды зелёнокожих и начали истреблять тварей, освобождая место на их же трупах для приземлявшихся десантно-штурмовых кораблей.

Первые часы развернувшейся битвы примечательны только их свирепостью. Не было ничего особенного или достойного упоминания в том, как две армии перемалывали друг друга на собственных мертвецах. Военные машины ксеносов уничтожали массированным орудийным огнём. В ответ орки вырезали солдат в рукопашной схватке, когда имперцы штыками держали строй. С Имперской гвардией часто так бывает — их сталь сильнее, чем у врага, но плоть слабее.

Зелёнокожие сражались из-за безумной религии и свирепой радости резни. Легионеры сражались ради своего мира и потому что верили — эта битва стоит того. Когда орочья и человеческая кровь смешиваются, получается что-то чёрное и вязкое, как очищенная жидкая нефть. К исходу третьего часа мы бились в реке перемешанной крови, которой некуда было течь. Скалистая почва не могла впитать её, а ущелье служило природным бассейном. Сама земля создала чашу для крови, и мы пролили её.

Я видел промокшего до колен Андрея — он и двое его солдат пронзили ксеносу глотку. Они выдернули штыки из туши твари, и труп поплыл прочь по вонючей жиже. Противогазы не спасали от запаха кровавого озера. Солдаты использовали малейшую возможность, чтобы отойти и отдышаться. Или их рвало прямо на месте, и они продолжали сражаться.

В таком плотном бою, когда армии перемалывают друг друга, победа и поражение становятся относительными понятиями. Продвигаясь вглубь ущелья, мы были подобны игле, которая вонзается в фурункул и выдавливает гной. Но какой ценой? Сотни мужчин и женщин лежали лицом в грязь. Каждую секунду раздавался очередной хлопок — вспыхивал двигатель танка, и взрыв разносил на куски корпус.

Андрей вместе со своим отделением добрался до меня и воспользовался как прикрытием, чтобы перезарядить оружие. Я убил преследовавших их зелёнокожих, сокрушив грибные кости широкими ударами.

Сервиторы-иноки сражались рядом со мной, слишком тупые, чтобы понять, что битва не для их мускулов. Артефакты Хельсрича стали столь же грязными, как и его солдаты, но снова и снова благодаря им Стальной легион сплачивался вокруг меня… хотел я того или нет. Скорее всего, орки не понимали всю важность кибернетических рабов, атакуя только вооружённых.

В это же время к нам пробился Экене. Его защитный стиль был похож на первобытное искусство. Он кружился и рубил цепным мечом и боевым ножом — скорее танцевал, чем сражался в поединке. Доспех Дубаку почернел и испачкался. Одышка терзала голос Льва, раздавшийся сквозь решётку шлема:

— Вы всё ещё считаете себя удачливым, вестник смерти?

— Мы всё ещё живы, Экене. — Топор зелёнокожего разрубил цепь, которая связывала крозиус с бронёй, но я крепко сжимал булаву в руках. — Вот мой ответ.