Каратель

— Командир.

— Чего?

— Как получилось, что мы сначала чистили Тридцатку, а Хасли с Пыштымом только через квартал? Ведь сто процентов, что немало напросачивалось за это время.

Командир достал футляр и добросовестно проделал все полагающиеся манипуляции. Выдув начмокавшийся в процессе раскуривания дым, приоткрыл люк и повернулся к заместителю.

— Иванов, по-лейтенантски мыслишь.

— Почему?

— Как думаешь, почему мы работаем, когда на базе никого нет, кроме этой новой негры?

— А… Разве?

— Не, Иванов, ты меня удивляешь. Ты по сторонам-то смотришь, нет? Ни Сатила, ни Биг Босса Эбрахэмсона, одна эта обезьяна, которая ни в зуб ногой.

— Ну, у Сатила контракт кончился…

— Хоть это знаешь… — хмыкнул Командир. — Иванов, учись не верить в совпадения, а то как-нибудь совпадет, что тебе дадут подержать как раз тот кусок дерьма, который только что где-то спиздили.

— Командир, растолкуйте, пожалста…

— Наш супермегабосс Коэн сблатовал Сатила на этот заказ. Сатил раскрутил Эба. Из тех полутора лепех, которые упали на счет нашей славной конторы, десятинка четко уйдет ему на прибавку к пенсии. Что он там Эбу отпилит — это уже ихнее дело. Причем, через год ты снова будешь делать эту работу, вот посмотришь.

— Блин, сто пятьдесят штук…

— А хули думал. И сам он чист, как стеклышко — мало того, что мы с тобой сами виноваты, едва вонючкам в плен не попали, так его еще и на базе не было, когда нас тут славная US Army выручала.

— И Эб тоже слинял, что если че не так — …

— Конечно. Причем не сам, взял такой, сел в вертолет и уехал, его вызвали, все чин-чинарем.

— Н-да. Если че — у негры капуста летная [28] , а они в шоколаде.

— Еп, до чего ты умный, Иванов. И заметь — если че, то они просто коррупционеры, а ты — военный преступник. Милошевич, бля.

Иванов замолчал, мрачно глядя на приближающуюся деревню, которую он зачистил сегодняшним утром.

На поле с результатами смотреть не пошли. Остановились у перевернутых кузовов, где подчиненные эстонца Томаса приготовили съемочную площадку.

— Иванов, ты, главное, умничать не пытайся. Не повторяй текст слово в слово; он так, чтоб ты не путался.

— Понял. А они в курсе, командир?

— Кто?

— Ну, телевизионщики.

— За че в курсе, я не понял?

— Ну, что снимать будут. Что балет здесь, а не… фактическое.

— Бля, Иванов, че ты какие-то абстракции разводишь.

— Да я думаю, что, если дотошный попадется, как быть? Ну, выспрашивать там начнет, детали всякие?

— Да не ссы, капустин. — рассмеялся Командир. — Мы тут все ориентированы на что? На результат. Не трясись, ниче никто выспрашивать не станет. Помни: прямо сейчас, пока я тебя инструктирую, того тоже инструктируют. Летят они сейчас, и молодой дурак у старого спрашивает — а как то, а как се, а вдруг че-то не то ляпнут. А старый его успокаивает — не ссы, говорит, мы тут все одно дело делаем… Короче, расслабься. Посмотри вон лучше, как чухна работает — художник, епть…

Парни из третьего платуна [29] действительно постарались — картина получилась что надо. Из всех трупов выбрали те, чье лицо застыло в наиболее хищном оскале. Камуфляж, накрученные патронные ленты, старые зашорканые АК в окостенелых пальцах. Не знал бы — сам бы поверил. Главное, деталей не рассмотреть — тела уже наполовину занесены легким сухим снежком.

— Во, кстати, морды им обмети, чтоб видно было.

Иванов надрал с березы веток и как раз заканчивал, когда послышался фурх-фурх-фурх приближающегося вертолета. Пыхнуло оранжевым — командир воткнул в снег фальшфейер, обозначая место посадки.

Из плотной облачности вывалилось черное тело армейского коптера, Иванов впервые видел такой здоровый. Растрепав грязно-оранжевый шлейф, бокастый вертолет тяжко опустился на неровную землю. Из вихря поднятого снега выскочили фигуры в очень дорогой амуниции, это безошибочно чувствовалось даже на расстоянии и через поднятую винтами снежную бурю. Парни выскочили удивительно легко, чувствовалось, что развертывание на посадке выдрочено у них до того состояния, когда автоматизм остался где-то далеко позади. Стремительно скользя над снегом, бойцы занимали места в ордере и падали на колено, насторожено щупая прицелами FAMASов кружащую над мерзлой землей поземку.

— Во бля дают! — крикнул Командир, пятясь от поднятого вертолетом вихря.

— Чо?

— Балет, говорю, смотри какой! Как пацаны свое бабло отрабатывают! Щас эти тащатся сидят, согласен?

— Точно, Командир!

Из приоткрывшейся щели на снег выскочил здоровенный мужик, неторопливо оглядел своих, поглядел на тактический планшет и сунул его в карман. Пошел к Командиру.

— Хай, гайз. Я мамочка пары детишек с камерами, как, мне кажется, вы уже догадались.

— Точно.

— У вас тут нормально, я смотрю.

— Выводи, тут нормально, — подтвердил Командир, выплевывая окурок.

Мужик не ответил и что-то буркнул в гарнитуру. Двое охранников с низкого старта переместились вперед, замыкая квадрат будущей съемки. Из вертолета, неуклюже цепляясь друг за друга, вылезли две разнокалиберных фигурки, плотно упакованные в приметные CNNовские анораки с огромными брониками сверху. Тот, что повыше, сразу же уткнулся камерой в спины охранников, деловито высматривающих врага поверх поземки. Второй, который поменьше, вдруг заметил остовы сгоревших хаммеров, и побежал их разглядывать… В натуре, как дети на экскурсии… — подумал Иванов и перестал мандражировать. Все его опасения рассеялись, прибывшие журналюги оказались обычными придурковатыми пинжаками [30] .

Маленький, взяв микрофон и влезая в кадр вместе с обгорелой задницей хаммера, откинул капюшон, оказавшись молодой симпатичной девкой. Длинный замер в полуприседе, снимая тараторящую девку, то и дело тычущую рукой в сторону чернеющих вдалеке Хаслей, и возмущенно указывающую на дырки в рыжем железе хаммера. Иванов даже немного расстроился, когда его проигнорировали, втолкнув в кадр рядом с девкой одного Командира… Бля, а не прост Командир-то… — Иванов с изумлением наблюдал, как умело тот прикинулся валенком перед камерой, даже движения стали какими-то нестерпимо ватными, тупыми — гражданскими, не говоря о лице. Иванов видел перед собой типичного безграничного врача [31] или ООНовского инспектора — хищные черты Командира растворились в сусальной маске причмокивающего от огорчения шведа или голландца, донельзя расстроенного случившимся… Во дает, а? Гляньте только… Иванов оторопело слушал, как, оказывается, умеет трещать по-английски его туповатый и бравирующий неотесанностью Командир, еле сдающий тесты каждую аттестацию… Да, воистину: можешь считать до десяти — остановись на трех…