Первый еретик. Падение в хаос (ЛП)

— Здравствуй вновь, шул-аша.

Она удержалась от гримасы. Даже уважительное обращение к ее профессии смущало ее, особенно, когда оно звучало из уст ангелов.

— Где Аргел Тал?

Ксафен рыкнул, как загнанный в угол пустынный шакал. Только через несколько секунд Кирена поняла, что это был смешок.

— Капитан на сборе командиров Легиона.

— Почему же ты не с ним?

— Потому, что я не командир, и должен посещать другие мероприятия. Собрания братства капелланов на борту «Неоскверненной Святости».

— Аргел Тал рассказывал мне о них.

Улыбка Ксафена слышалась в его речи, придавая ей почти что добродушность.

— В самом деле? И что же он рассказывал тебе?

— Что примарх беседует с кем-то по имени Эреб, а Эреб доносит слова повелителя до воинов-жрецов.

— Именно так, шул-аша. Мне говорили, что твое зрение не восстанавливается. Адепты рассматривают вариант аугметической замены.

— Заменить мои глаза? — она ощутила, как по коже поползли мурашки, — Я… я хочу подождать, возможно, они исцелятся.

— Решать тебе. Аугметика тонких органов редка и специализирована. Если ты решишься, придется ждать несколько недель, прежде, чем все будет готово к имплантации.

Странно, но медицинский тон ангела нервировал. Он произносил свои прямые дружелюбные фразы с тактом молотка, бьющего по голове.

— Почему они рассматривают этот вариант? — спросила она

— Потому, что Аргел Тал просил их. Апотекарион на борту «Де Профундис» располагает средствами для человеческого аугментирования, если речь идет о важных членах экипажа смертных.

— Но я не представляю никакой ценности, — она не имела привычки жаловаться на судьбу, слова вырвались сами от смущения, — я даже не знаю, каким образом могу служить вашему Легиону.

— Не знаешь? — Ксафен замолк на некоторое время. Возможно, он осматривал безликое убранство камеры. Когда он вновь заговорил, его голос был учтивее. — Прости, что редко посещаю тебя, шул-аша. Последние дни были не из легких. Позволь мне прояснить ситуацию.

— Я рабыня?

— Что? Нет.

— Я служанка?

Ангел усмехнулся.

— Позволь мне закончить.

— Простите, капеллан.

— Несколько других орденов подобрали выживших на руинах Монархии. Ты не единственная с Хура, кто присоединился к Легиону, когда мы улетали. Но ты единственная попала в орден Зазубренного Солнца. Ты спрашиваешь, какая нам польза от тебя. Я же скажу, что ты уже принесла ее. Аргел Тал брат мне, и я знаю, куда направлены его мысли. Он взял тебя как напоминание, как символ прошлого. Ты — живое свидетельство величайшей неудачи нашего Легиона.

— Совершенный город не был пристанищем греха, — она постаралась, чтобы ее слова не прозвучали оскорбительно. — Почему вы всегда говорите о нем так?

Последовала пауза, в которой прозвучал медленный и глубокий выдох.

— В самом городе не было греха. Он был в том, что город олицетворял. Я рассказывал тебе, что повелел Бог-Император в тот день. У тебя острый ум, женщина. Не проси ответов, к которым можешь придти сама. Что же касается твоего желания служить Легиону — скажи мне, почему тебя это волнует?

— Я обязана Легиону жизнью, — ответила она, — и желаю служить ему, потому что считаю это правильным выбором. Это будет справедливо.

— Это все?

Она покачала головой, не зная, смотрит ли вообще на нее Ксафен.

— Нет. Признаюсь, мне очень скучно и одиноко.

Ксафен вновь усмехнулся.

— Тогда мы решим эту проблему. Была ли ты верующей на Хуре?

Кирена задумалась и облизнула пересохшие от волнения губы.

— Я внимала проповедям Говоривших Слово на площадях и разносившимся над городом ежедневным молитвам. Ничто не возбуждало мое сердце. Я верила и знала писание, но меня это не…

— Волновало.

Кирена кивнула.

— Да, — признала она.

Она хрипловато вздохнула и не сдержала дрожь, когда тяжелая рука Ксафена легла ей на плечо.

— Мне жаль, — проговорила девушка, — что во мне мало веры.

— Не стоит. Ты была права, Кирена.

— Я… что?

— Ты оказалась достаточно прозорливой и сильной, чтобы усомниться в общепринятых представлениях. За бесчисленные века человечество достигло великих высот во имя веры. Этому учит нас история. Вера — это топливо, необходимое душе для странствий. Без веры в великие идеалы мы — ничто, лишь единство духа с плотью возвышает нас среди зверей и нелюдей. Но ложное почитание? Склониться перед недостойным идолом? В этом кроется грех величайшего невежества. И этим грехом ты не запятнала себя. Гордись этим.

Тепло заструилось по ее телу от подобного уважения со стороны ангела. Впервые с момента гибели города ее голос наполнился пылом.

— Как можно склониться перед недостойным идолом?

Еще одна пауза. Раздумье перед тем, как со вздохом ответить.

— Возможно, они были обмануты. Возможно, они узрели божественность и сочли ее достойной поклонения лишь потому, что она божественна.

— Я не понимаю, — ее брови в замешательстве сдвинулись над слепыми глазами, — нечему поклоняться, кроме божественного. Нет богов, кроме Императора.

Она услышала, как Ксафен вдохнул. Когда капеллан снова заговорил, его голос был все так же мягок.

— Ты так уверена в этом, Кирена?

7

Согласие

Мечи из красного железа

Карфаген

У этого мира было два имени, но лишь одно из них имело значение. Первое дали аборигены, и скоро ему предстояло затеряться на страницах истории. Второе принесли завоеватели, и оно должно было сохраняться веками, словно клеймо, означающее принадлежность мертвой планеты к Империуму.

Шар вращался по своей орбите в пустоте с неторопливой грацией, напоминавшей о далекой Терре. Его сине-зеленая поверхность тоже словно принадлежала младшему брату почтеннейшего из миров. Но океаны Терры испарились после столетий войн и тектонических сдвигов, в то время как океаны Сорок Семь-Шестнадцать кишели жизнью, приспособившейся к соленой воде, а их глубину не смогло бы объять даже воображение поэта. Возможно, в будущем этот мир стал бы чем-то вроде метрополии-бастиона, сродни Терре, где остатки бесплодной земли стиснуты дворцами, замками и плотно расположенными башнями ульев. Но сейчас он был окрашен в коричнево-зеленый цвет нетронутых лесов и бело-серый горных хребтов. Города из хрусталя и серебра были точками разбросаны по континентам, их шпили пронзали небо, опираясь на хрупкие, почти смехотворные основания. Города соединялись старыми дорогами — торговыми венами, по которым струились караваны.

Это была Сорок Семь-Шестнадцать, шестнадцатый мир, который предстояло привести к согласию Сорок седьмой экспедиции.

Спустя четыре недели после вылета с Хура, флот Несущих Слово вошел в систему, рыская вокруг Сорок Семь-Шестнадцать с хищной неторопливостью древних пиратов.

Серые боевые корабли висели на орбите восемь часов с выключенными двигателями, не предпринимая никаких действий.

На девятый час по каждому из кораблей пронеслось оживление. На командном мостике «Фиделитас Лекс» появился примарх в сопровождении Эреба и Кор Фаэрона. Оба Астартес были в боевом облачении: первый в серой броне Легиона, а второй в устрашающем доспехе элитных терминаторов.

Изображение вживую транслировалось на мостики всех кораблей Легиона, и все новые тысячи воинов наблюдали за возвращением своего примарха.

Лоргар был одет в глянцево-серый доспех, простота которого только придавала ему величественности. Его кривая улыбка выдавала некое скрытое веселье, которым ему хотелось поделиться с сыновьями.

— Надеюсь, вы простите мне отсутствие, — слова перешли в смешок. — Я уверен, что вы насладились размышлениями и отдыхом за это время.

Астартес вокруг него разразились смехом. Кор Фаэрон опустил пустые глаза, бледно усмехнувшись. Даже Эреб улыбнулся.

— Сыны мои, прошлое осталось позади, и теперь мы смотрим в будущее, — в серой перчатке Лоргара был сжат его крозиус. Он закинул булаву на плечо с непринужденной легкостью.