Новичкам - везёт... (СИ)

    - Не могли нормально с ним обойтись, обязательно прикладом было?

    Сутулый покосился со злостью, окрысился:

    - Тебе не спросили! И вообще лучше пасть заткни, а то рядом ляжешь! Ванька, глянь, что с этим...

    Азиат подошёл ближе, склонился над телом, палец опустился на шею, отыскивая пульс. Седой лежал на правом боку, вытянулся на половину подвала. Брови азиата удивленно поползли вверх, он открыл было рот сообщить радостную весть. Не успел... Седой крутнулся всем телом, хватая левой за плечо рванул противника на себя, тот пытаясь сохранить равновесие уперся руками о стол и лежак. Правая рука мелькнула быстрее пули, нож со свистом вонзился в подставленную шею, из-под зажатой рукояти фонтаном плеснула кровь, прямо в лицо. Седой с трудом отплевался, отпихнул уже мертвого оппонента в сторону, вытер более-менее чистой стороной рукава разбитые губы и проворчал недовольно:

    - Вампира, млять, нашли...

    Ахмед захохотал, как сумасшедший, выдохнул с облегчением, хлопнул толстяка по плечу. Тот лишь растерянно хлопал длинными, как у теленка, ресницами. Сутулый зло рявкнул:

    - Ну-ка, хайло заткнул, - и уже Седому, вскинув карабин, - встал! И без шуток.

    Седой тяжело поднялся, распухшие губы прошлепали невнятно:

    - Без шуток не обещаю. Шутки нам строить и жить помогают!

    - Вообще-то песни, а не шутки. - Это молчавший доселе толстяк подал голос.

    Седой хмыкнул:

    - Кому что...

    - Худыш, вяжи этого клоуна, только аккуратнее. Седой, дернешься  и я в тебе пару лишних дырок сделаю.

    Седой протянул руки, левую осторожно, на рукаве выше локтя медленно расползалось бурое пятно. Худыш боязливо косясь двинулся со скотчем, сутулый напрягся, и тут в лысоватую башку влетела светлая мысль, редкость конечно уникальная, но бывает, бывает.

    - Ахмед, лучше ты давай. Тебя, если что -не жалко.

    Кавказец взял любезно предложенный скотч, туго, в несколько слоёв обмотал запястья. Седой сверлил его взглядом, но Ахмед глаз не поднимал, не хватило мужества. Закончив, отступил на пару шагов, и тут непривычно долго молчавший Седой процедил сквозь зубы:

    - Никогда ни о чем не жалел, но сейчас... Лучше б я тебя в том гребаном БТРе подыхать бросил.

    Ахмед промолчал в ответ, лишь когда Седого уже вывели на улицу еле слышно выдавил:

    - Да, Седой, лучше бы бросил...

    - Кого я вижу! - лысый здоровяк, метра два ростом, чем-то смутно напомнивший Вин Дизеля, отчего Дизелем и окрестили, довольно оскалился. - Сколько лет, сколько зим.

    - Ты ещё скажи, что рад встрече. - Седой скривился, харкнул кровью под ноги.

    - Не поверишь - рад! А Мономах как обрадуется!

    - Этот старый педрила еще не сдох разве?

    Тут же удар прикладом в бок. Седой хакнул от боли, перед глазами мерцают алые круги, наконец прошло, выдохнул тяжело и покосился на обидчика. Прыщавый сопляк лет восемнадцати смотрит угрюмо, явно из "любимчиков" Мономаха.

    - Мономах жив-здоров, а вот тебе... это явно не грозит. Ладно, поздно уже, завтра поболтаем... - Здоровяк ухмыльнулся, шагнул за дверь, сопляк семенит следом, как собачонка. Седой сел неуверенно, голова кружится неимоверно, перед глазами мутно, как в запотевшем стекле, но не стал проявлять слабость перед этими мразями. Седой уже понял, что вернулись в Тошниловку, в кирпичные бараки. Вернее, пленников-то  определили в сарай для скотины. Там, на ворохе старого подгнившего сена, все ещё без сознания, лежит Атеист.

    Шаги за дверью все тише и тише. Седой огляделся, тусклый свет загаженной мухами лампочки с трудом освещает тесную постройку. Стойкий запах навоза до сих пор не выветрился, въедается намертво в одежду, волосы, кожу. Провёл ладонью по разбитому лицу, пальцы нащупали складки рваной распухшей кожи, нос точно сломан, вон как разбарабанило, теперь не нос, а хобот, как у слона. И без живчика все это безобразие быстро не заживет. Хотя жить то осталось всего-ничего... Кажись, отбегался Седой...

    Атеист вдруг дернулся, всхрапнул, как конь, веки, дрогнув, медленно-медленно поползли вверх. С минуту парень молча водил взглядом по затянутому пыльной сеткой паутины потолку, наконец, с потрескавшихся от жажды губ сорвался хрип:

    - Где я?

    - В *опе, мой дорогой друг!

    Атеист скосил взгляд, на бледном, как у покойника лице мелькнуло подобие улыбки:

    - Узнаю Седого. Даже в полной *опе не теряет оптимизма.

    - Я из тех, у кого стакан наполовину с водкой.

    Атеист закашлился сухо, скривился от жуткой боли, что каленым железом прожгла виски.

    - Хреново?

    - Ещё как! Судя по твоей смазливой мордашке, Седой, тебе тоже не айс?

    - Ничего, терпимо.

    Дверь заскрипела, загородив звездное небо на пороге возник Ахмед. Атеист улыбнулся кавказцу:

    - Ахмед! Как ты пробрался сюда?

    Седой зло засопев, буркнул:

    - Нашими шкурами за билетик заплатил.

    Атеист покосился на Седого, бросил удивленный взгляд на кавказца, тот опустил глаза, поник, как обломанная ветка.

    - Так ты... что... ты с ними?

    - Чего приперся, козёл горный?

    Ахмед опустился на корточки, рука скользнула за пазуху, вытащил небольшую плоскую фляжку.

    - Живчик.

    - В задницу залей. Для смазки.

    - Зря ты так. Завтра ещё весь день ехать - ломать начнёт.

    Атеист, покряхтев, как малец на горшке, сел, потряс связанными руками, словно надеялся разогнать застоявшуюся кровь. В пальцах закололо, но по-прежнему ледяные, как сосульки.

    - Куда нас повезут?

    - К какому-то Мономаху,  Седому виднее.

    - А как же внешники?

    - С ними вроде договорились через муров. До Болотного триста километров, дороги, сам понимаешь - звездец, так что доплетемся, в лучшем случае, к вечеру.

    - Если вообще доедем...

    Ахмед повторил невесело:

     - Если доедем...

    Седой бухнулся на спину, вытянул ноги на грязной подстилке. В зазвеневшей тишине отчётливо донеслось тихое попискивание, затем пара серых комочков шмыгнула вдоль стены и зашуршала прелой соломой в углу. Седой перевёл взгляд на кавказца: